Нас в AdMe.ru захватили познавательные и смешные истории о «Востоке», в которых немного печалит только то, что они быстро заканчиваются. А вы готовы открыть для себя совсем другой мир?
1. Как ведет себя фототехника
Фото выше я сделал при —75 °C. Камеры Canon EOS 600D при такой температуре хватает минут на 40, фотографа — поменьше. По опыту, при —30 °C снимать можно вполне свободно.
Камера включается еще в тепле, потому что на морозе она это делать отказывается. Штатив раскрывать бесполезно — на холоде металл скукоживается и фиксаторы просто не держатся. Минут через 10 штативная головка замерзает окончательно, и камеру направлять приходится вместе со всем штативом.
К камере приближаться можно, только задержав дыхание, потому что влага от выдыхаемого воздуха тут же обмерзает на оптике. А кнопки управления камерой совсем не предназначены для варежек, и их частенько приходится снимать с риском обморозить пальцы, чтобы настроить режим съемки.
2. Питьевая вода в Антарктиде
Когда заканчиваются запасы воды, выбирается место со снегом поплотнее и ближе ко входу на станцию. Два человека разматывают и выпрямляют удлинитель, чтобы он не сломался на морозе. Потому что снег мы пилим, как ни странно, электрической пилой. И потихонечку таскаем отколовшиеся куски в кучку в специальных снеговых рукавичках. Они белые и нигде, кроме работ со снегом, не используются.
Кстати, снег в континентальной Антарктиде совершенно не такой, как в средней полосе России. Он не бывает пушистым. Даже свежевыпавший снежок мелок, колюч и очень быстро слеживается практически в лед.
На это уходит примерно 2–3 часа работы 4 человек. Кучка вроде невелика, но мы же на «Востоке»! Станция находится на высоте больше 3 км, а недостаток влажности и кислорода сказывается как в горах выше 5 км. Вот и приходится работать так, чтобы не случилось одышки, иначе поморозишь себе легкие и получишь воспаление.
На следующий день снегохранилище заполняется тем, что напилено сегодня. Теперь дежурный может спокойно набивать нашу таялку — в сутки уходит примерно половина бака. А на месяц нам хватает около 7,5 кубов, если баню не считать.
Пьем мы практически дистиллят, в том числе поэтому на территории станции поддерживается чистота — так или иначе любой мусор в конце концов окажется в наших баках с водой. Организм возмещает недостаток минералов, забирая их из костей. Прочность костей снижается, могут начаться проблемы с зубами. И постоянно хочется пить.
3. Антарктическая техника
У нас на «Востоке» стоят 3 «Харьковчанки-II»: 2 командно-штабные и 1 для личного состава. Они иногда используются, их собираются перегнать своим ходом на «Прогресс».
Внутреннее помещение рассчитано на 3 человека, много места занимают шкафы и ящики. Имеется газовая плита, самолетные термосы-кипятильники, автономный дизельный генератор и относительно удобная уборная.
Из новой техники на «Востоке» только бульдозер и снегоход. Вообще основная техника, которую используют сегодня на большинстве антарктических станций (наших и иностранных), — ратраки «Касбор». Благодаря мощным широким гусеницам, они могут работать, передвигаясь по снегу, в суровых зимних условиях.
4. Интернет
Интернет медленный почему-то только у нас (средняя скорость загрузки — около 6,6 кб/с). На других станциях даже по скайпу говорить можно.
5. Антарктические постройки
Единственная бельгийская станция - «Принцесса Елизавета», которой гордятся все не очень адекватные «зеленые». Она предъявляется в качестве эталона того, какой должна быть современная антарктическая станция, питаемая возобновляемыми источниками энергии.
Вот только ни один из этих «зеленых» не скажет, сколько вредных выбросов было сделано во время производства элементов «экологичных» технологий и сколько энергии было потрачено на строительство этого чуда техники. Вода на этой станции перерабатывается до 5 раз. То есть утром умылся, потом этой же водой постирался, а вечером тебя ждет суп из того же самого.
Немецкая станция «Ноймайер III» и английская «Халли» выглядят красиво, не спорю. Только они шельфовые станции, то есть стоят не на твердом грунте и даже не на материке, а на невероятных размеров куске льда, который потихонечку сползает в море. «Ноймайер» перестраивался 3 раза, «Халли» — целых 6. По очевидной причине в один прекрасный момент у них возникал неиллюзорный риск стать не шельфовыми, а дрейфующими станциями.
В итоге инженеры предусмотрели для станций возможность передвижения, отсюда и мегафутуристичный дизайн, и скромные внутренние помещения. Зимовочный состав «Халли» живет по двое в комнате размером с железнодорожное купе. Моя комната на древней станции «Восток» раз в 6 больше, и живу я в ней один.
Станция «Прогресс», основное здание.
Русские веками набирались опыта в постройках зданий для тяжелых климатических условий. У себя дома — в Кольском, Архангельском, Ямало-Ненецком и прочих тундровых и тайговых районах. Прекрасно знают о «принципе разумной достаточности» и строят свои здания в Антарктиде в полном соответствии с ним. Разумная достаточность — это когда деревенский туалет не строят по проекту основного здания МГУ, для развозки пиццы по городу не покупают магистральный тягач с полуприцепом и т. д.
Поэтому на стальном каркасе закреплены сэндвич-панели — дешево и сердито. В здании находятся жилые комнаты, кают-компания, радиорубка, камбуз, продовольственные склады, лаборатории. Радиорубка вполне себе на уровне. Отдельно стоит склад с топливом. За стоимость одного сегмента «Халли» можно поставить пару-тройку российских станций.
«Восток» давно пора перестраивать (и на это имеются планы), но в моей комнате постоянно работают 4 компьютера и 3 микрокомпьютера, научные приборы и т. д. Это ли не современные технологии?
Индийская «Бхарати» недалеко от «Прогресса». Дизайн станции мне почему-то напоминает советский универсам. Универсам собран где-то из полутора сотен морских транспортных контейнеров. Технологично, но не до конца продумано.
А вот "Куньлунь" - китайская континентальная станция. Китайцы быстро учатся и впитывают самое лучшее: ставят бытовки на стальной каркас, как и мы.
6. Время В Антарктиде (в Южном полюсе) сходятся все меридианы, поэтому в теории там должны присутствовать все часовые пояса. Но на практике, когда длительность дня и ночи уходит далеко за 24 часа, все зависит от страны и месторасположения станции. Даже у станций-соседей из разных стран часы идут неодинаково. Полярный «Восток» живет по времени UTC+06:00, так же как Омская область, часть Казахстана, Киргизия или Бангладеш.
7. Как адаптируются новички
Я впервые на станции «Восток», разгружаем поезд. Молодецки хватаю мешок с сахаром на 50 кг, и понимаю, что закинуть его на свои хрупкие плечи, как дома, не могу! Да что там, не могу его даже приподнять. Я тогда еще плохо понимал, в чем дело. Слушать разговоры и байки — это одно, а испытать на себе — совсем другое дело, ну, сами знаете.
Вожусь я с этим мешком — ЯЖМУЖЫГ! — то за одну сторону потяну, то за другую. В конце концов поборол его, уложил на сани и утащил сам на склад. Выгрузил, стою, пытаюсь дышать. Грудь ходит ходуном, легкие горят, в глазах круги, дышу, а дышать-то нечем. В таком виде меня и нашел начальник. Я получил от него люлей, и он прогнал меня на станцию — приходить в себя. Хорошо, что тогда было «тепло» — чуть ниже —40 °C, и я не успел себе обжечь ни бронхи, ни легкие.
8. Сезонные работники
Старая полярницкая примета гласит: с появлением сезонников зимовка близится к концу. И заканчивается спокойная жизнь. Еще недавно мы наслаждались тишиной и покоем, но вот пришлось мчать на полосу.
Экипаж «Баслера» — канадский, но сам самолет принадлежит немцам. И он 1943 года сборки, но поставили современные приборы, заменили двигатели, покрасили... и летают себе. У России полярной авиации нет, мы уничтожили ее полностью, и теперь пользуемся чужой и сильно б/у.
Мы выгружаем вещи новоприбывших. А сезонники потихоньку выгружают сами себя и, синегубые и гипоксированные, на негнущихся ногах разбредаются по своим койкам валяться и лениться. Адаптироваться, стало быть.
9. Зарплата
Офисному планктону в столицах платят больше, на газопроводе я зарабатывал ощутимо больше.
10. Санно-гусеничный поход (поезд). Сборы
Поход собирается на «Прогрессе» около аэродрома. Раньше центром антарктической логистики был «Мирный», но дорога от него до «Востока» крайне опасна из-за множества ледниковых трещин. От «Прогресса» же путь проходит практически по монолитному куполу, а значит, риск провалиться в трещину сведен к минимуму. Санно-гусеничный поход занимает в зависимости от техники от 2 недель до 2–3 месяцев.
Материальные ценности на аэродром доставляются вертолетом. Специально обученный человек в ярком костюме повышенной парусности энергично бегает, размахивая флажками, стараясь указать место установки контейнера и не попасть под него.
Работа на самом деле непростая. Нужно вовремя сообразить, что пилот понял, куда ставить груз. Потом вовремя убежать от места выгрузки, чтобы не сдуло потоком воздуха, и, свернувшись колобком, ухитриться вернуться к контейнеру, чтобы отцепить его и дать команду на взлет. Последние действия выполняются практически вслепую из-за тучи снежной и другой пыли. Меня как-то сдувало взлетающим вертолетом, и я скептически отношусь к синематографическим сценам, где герои спокойно беседуют под вертолетными лопастями.
Дальше контейнер разбирается, и замороженные продукты укладываются в выкопанную в снегу яму. На поверхности ледника, как ни странно, бывает плюсовая температура, поэтому заморозка к моменту старта похода может прийти в негодность. Главное — не забыть, где яма находится.
Ну и как же без поморников на береговой станции! Эти птички весом с хорошего гуся, а вооружены всякими шипами и крючками. Нахальные и бесстрашные.
Грузили продукты из ямы на сани, я работал в санях. Только начали ставить вторую клеть, а на первой уже сидит поморник и курицу грызет. Курица была глубокой заморозки, поэтому грызть у птицы получалось плохо, но она была настойчивой. Отогнали, спасая еду фанерой. А стоит повару полезть в ящик за колбасой, рядом уже поморник трется.
Вещи и продукты, не подлежащие заморозке, грузятся в обогреваемый балок-склад.
Полозья балков (и саней) массивные. Их нижняя поверхность покрыта каким-то пластиком, чтобы они меньше примерзали к снегу. Но все равно примерзают, поэтому о начале движения механики-водители всегда предупреждают по радио. Личный состав внутри жилых балков в панике растопыривается между тем, что найдет, и поезд стартует.
Внутреннее убранство жилого балка не впечатлит имеющих опыт путешествий в плацкарте РЖД. У входа в каждый жилой балок имеется дизель-генератор. Из удобств — умывальник, писсуар и биотуалет.
11. Санно-гусеничный поход. Прибытие на «Восток»
Вот уже показались. Свободные от вахт и работ переминаются в ожидании. В коробке лежат ледяные бутерброды, а Дима греет на груди шампанское.
Машины выстраиваются параллельно и перпендикулярно. И ОБНИМАШКИ! Наконец-то мы видим человеческие лица, а то кругом одни полярники.
Поезд привез соляру для дизелей, керосин для самолетов, кое-какие материальные ценности, приветы и посылки с «Прогресса» и китайского «Чжуньшаня» и новые микробы на наш ослабленный иммунитет.
А еще у нас появился свежий репчатый лук и яблочки. Лук чуть позже схомячили «на десерт», а яблоки раздали — каждому досталось по 2. Теперь главное — не беречь их до последнего. А то будет как с моей последней перед зимовкой апельсинкой — я все оставлял ее на потом, пока не обнаружил, что она совершенно высохла и затвердела.
Церемонии короткие: традиционные 50 шампанского — и станция вместе с походом погружается в организованную трудовую панику. Времени мало, а работы много — поход будет работать круглые сутки. А после работы походник сможет сходить в долгожданную баню, ее мы греем со вчерашнего дня.
12. Инопланетяне и охота за метеоритами
Общеизвестно, что Антарктида прямо-таки кишит инопланетянами, ктулхами и прочей нечистью. Приличному полярнику плюнуть некуда — обязательно в какую-нибудь нечисть попадет. Об одной такой встрече я вам сейчас и расскажу.
Виталик, наш метеоролог, как обычно, пошел проверять свои приборы. Звездная полярная ночь, —65 °C, в общем, ничто не предвещало. Виталий смахнул снег с психрометрической будки, оценил облачность, измерил суточные осадки и уже собрался назад, как вдруг на краю антенного поля увидел мечущийся свет фонарика.
Заинтересовавшись, Виталий позвал в радио — а все, покидающие базу, должны брать его с собой и делать запись в журнале — ответа нет. Метеоролог решил подождать — все дела на сегодня сделаны, только информацию в институт отправить.
Гуманоидное существо передвигалось медленно, с видимым трудом переставляя конечности. Очевидно, условия Антарктиды сильно отличались от родной планеты существа, и ему приходилось прилагать немало усилий, чтобы идти. Виталик посветил фонариком. Существо остановилось, издало несколько странных звуков и направило свет своего фонаря на него.
Невероятным усилием Виталик взял в руки себя и лопату и активировал ее систему самонаведения. А гуманоид приближался, издавая звуки, все больше напоминающие человеческую речь. И только когда он оказался в радиусе поражения лопатой, Виталик сумел его хорошенько рассмотреть.
Виталик ругался в радио так, что от антенны можно было прикуривать. Впрочем, Квантового Юрия, возвращавшегося в «чистом» костюме со своим урожаем метеоритов (чтобы не заражать добычу нормальной пылью), это ничуть не задело — он свою радиостанцию включить забыл.
Виталик лопату на предохранитель не ставил до самого возвращения на станцию. На всякий случай.
13. Экипировка полярников
С помощью Квантового Юрия мы с вами соберем манатки в Антарктиду и посмотрим, каким барахлишком снабжают русского полярника.
На Юре так называемое термобелье. Мне лично оно не очень нравится, поэтому ношу белье хлопчатобумажное, зеленое такое. Его еще газпромовским вахтовикам выдают.
Одеваем Юрца дальше. Флисовый костюм, демисезонные штаны и курточка. Возможно, что куртку по ошибке назвали демисезонной, потому что и в —60 °C в ней вполне комфортно, если, конечно, ее на голое тело не надевать. Морду лица Юра закрывает флисовым утеплителем шеи. Есть специальная маска, но он обычно ее игнорирует.
Вот так Юрий выглядит в полный рост. Под капюшоном — меховая шапка из искусственной чебурашки. Обратите внимание на смотровую щель между шапкой и — хм — намордником: чем она уже, тем теплее. И не застывают сопли в носу, так, чтобы в ледышку, и не мерзнут глаза — не щеки, не лоб, не скулы, а именно глаза.
Очки помогают, но от дыхания стекло довольно скоро обмерзает, и уже минут через 5–10 полярник видит лишь чуть больше, чем ничего. Их можно не носить, пока солнце низко. Но когда оно поднимется выше, очки станут необходимостью — ультрафиолет на леднике и под озоновой дырой очень недружелюбен.
Шапку, выданную мне, я не надевал ни разу, потому что без надобности. Поверх маски у меня шапка и шарфик, которые мне связала добрая немецкая бабушка из Бремерхафена. В этом портовом городе Германии есть группа бабушек и не совсем бабушек, которые вяжут шапки и шарфы и несут их в морскую миссию, чтобы раздать морякам. Один из комплектов позаимствовал и я.
Зимний комплект — легкий и невероятно теплый. В нем, кажется, на улице спать можно. На этикетке написано: «Сделано в России», отмечу, что прошлые модели (демисезонная и зимняя) шились во Вьетнаме.
Обувь:
На ножках Юрца валенки, а на фото — мои. Альтернативы валенкам в наших условиях нет. Они теплые, прочные и быстро сохнут (с нашей мизерной влажностью все быстро сохнет). Только их периодически нужно подшивать, потому что подошва протирается. Я же просто нашел еще одну пару, на несколько размеров побольше, и сделал калоши. Кроме валенок нам выдают сапоги. В них было бы замечательно где-нибудь в средней полосе России на зимней рыбалке или на нефтепромысле. Мы же их носим только антарктическим летом, когда температура может подняться и до —25 °C. Потому что в —30 °C копытца начинают зябнуть, в —40 °C это чудо легкой промышленности превращается в коньки, а в —60 °C они просто ломаются. Наш метеоролог решил как-то к своим приборам сходить в подобных сапогах — вернулся босиком.
Унтики. Мне очень нравятся, носил бы их постоянно. Но подошва подшита резиной, которая на морозе ломается, и голенище мягкое. Ленивому полярнику приходится нагибаться, чтобы их натянуть. Ладно там раз-два в сутки, но мне же нужно к своим приборам в течение дня каждый час выходить! А в валенок сунул ногу — и пошел.
На груди у курток шеврон. Они нашиваются в процессе производства, поэтому шов утеплитель не пересекает. Так что, если увидите кренделя, идущего в курточке с таким шевроном, знайте: куртка, скорее всего, ОТТУДА. То есть отсюда — из Антарктиды.
Почему же русские полярники зачастую выглядят как бомжи? Потому что все вещи, выданные во время экспедиции, должны сдаваться по ее окончании. Можно только оставить себе куртку, возместив ее стоимость, разумеется. А куртки великолепные, их здорово носить и дома. Ну и сувенир отличный. Поэтому бережет полярник одежду и ходит в обносках. У старого же полярника барахла этого навалом. На каждой станции, куда он планирует вернуться, есть подписанный мешок с его вещами, а то и не один. Но ему уже все равно, вот и одевается как бомж.
14. Как попасть в Антарктиду?
Если нужна узкоспециальная экспедиция, то договаривайтесь со своим НИИ или устраивайтесь в Арктический и антарктический научно-исследовательский институт, пишите программу, получайте грант. И потом со всем этим в Российскую Антарктическую экспедицию. Кстати, сейчас открыты вакансии на место врача, системного администратора и специалиста по спутниковой информации, но все для мужчин. Женщин на зимовку, как правило, не берут, если не считать повернутых на феминизме немцев. Антарктида не для женского организма.
А еще существуют «бюджетные» туры в Антарктиду и гораздо более дорогие на Северный полюс — на атомном ледоколе «50 лет Победы».
После написания этой статьи у автора AdMe.ru появилась новая мечта: побывать хотя бы на одном из полюсов Земли. А что впечатлило вас больше всего? Поделитесь с нами в комментариях.
