Директор московского Дома фотографии - о проекте нового закона о культуре.

Обсуждаемый закон о культуре во многом связан с деньгами, которые выделяются на культуру. Они и сейчас не такие маленькие. Вопрос в их распространении и эффективности.

В 2007 году на оформление и наполнение русского павильона Венецианской биеннале мне дали 6 тысяч долларов. Выставка называлась «Русское бедное», а русское бедное дорого стоит, поэтому я пошла и нашла недостающий миллион долларов. Мы начали с того, что полностью реконструировали выделенный нам павильон, в котором жили итальянские бомжи и жгли в нем костры. И впервые с 1993 года, когда Илья Кабаков был признан лучшим художником, мы получили 450 откликов западной прессы. Цены на российскую группу художников АЕС поднялись с 5 тысяч до полумиллиона долларов, теперь они участники всех крупнейших биеннале современного искусства.

Делаем русский павильон в Венеции в 2009 году — у нас 763 статьи. Индекс цитирования материалов о художниках в международной прессе — редко больше 200. Индекс цитирования — это объективный критерий ценообразования. Но разве, руководствуясь этими объективными критериями, Минкульт стал выделять больше денег на современное искусство?

Критерии эффективности и ориентацию на индексы цитирования я предложила на коллегии московского комитета по культуре: давайте назначать руководителей учреждений культуры по объективным параметрам. Контракт — не больше чем на 5-6 лет, но и не меньше. За это время можно оценить эффективность работы руководителя: ходят — не ходят, пишут — не пишут. После этого на коллегию меня не приглашают. И коллеги меня чуть не разорвали — без критериев выгоднее жить. Выделили тебе деньги, и слава богу, и спасибо большое.

Мы хотим от нового закона о культуре ясных критериев распределения финансов. Культура, как и ее финансы, — это зеркало общества. Искусство — символический обмен. Мы видим в произведениях искусства самих себя, а с другой стороны, именно через культуру мы можем и в себе, и в жизни увидеть чуть больше, чем видели до этого.

Когда-то меня приглашали и на обсуждение закона о государственно-частном партнерстве в области культуры в Совет Федерации. Я начала с очевидного: давайте возьмем американские и европейские модели государственно-частного партнерства и посмотрим, как их можно адаптировать к российской реальности. Мне было сказано, что они начали переводить американский закон, а французский уже собираются. Я сходила туда второй раз, предложила перевести эти законы, но поняла, что этот закон вообще не будет принят.

На вопрос «Почему?» ответил президент: «А если его нечестно будут использовать?» Государству удобно попросить бизнес поддержать ту или иную культурную инициативу, как это происходит в рамках года той или иной страны. Но когда помощь бизнеса культуре прописывается законодательно — тут государство начинают глодать сомнения: а все ли честно будут использовать закон? Ведь потратившие на благотворительность 10—15 миллиардов рублей не обязаны отчитываться, на что конкретно пошли эти деньги.

Государство не готово доверять бизнесу и раздавать преференции в виде экономической льготы, потому что действительно есть люди, которые хотят уйти от налогов через меценатство и благотворительность. Вопрос — как повысить уровень доверия государства бизнесу? Мне кажется, что новый закон о культуре — шаг в этом направлении. Главное — чтобы системообразующая структура закона работала на то, чтобы не было законодательных актов, мешающих развитию.

А то, что развитие есть, постоянно получает подтверждение. Только что, в самый разгар жары, я читала лекции по фотографии и современному искусству своим партнерам из Росбанка. С утра думала: может, не придут? Плюс 36 на улице. В субботу пришли 160 человек, отсидели 4 часа и пошли смотреть кино в музее. И в воскресенье — 140 человек. Человек, принявший решение о партнерстве музея и банка, впервые прочел обо мне в журнале Simple Wine. Сегодня он ходит на все выставки…

Департамент культуры затеял целевую программу «Музеи для мигрантов» (в рамках программы «Культура Москвы на 2012—2016 годы» планируются экскурсии для мигрантов с целью социальной интеграции. — Ред.). Но мы еще во время ремонта нашего музея наладили диалог. Они хорошо работали, не курили, не пили. Я им рассказывала, что такое музей, водила на все выставки, которые шли в музее в период ремонта. Они, в свою очередь, меня спасали: «Правда, хорошо, хозяйка?» — стены и правда получились ровные.

В Венеции есть приют, основанный местными купцами в XV веке. Брошенных детей там растили, образовывали и выпускали с профессией. И сейчас этот приют действует, и дорогая земля под ним не отдается под коммерцию. Если этих детей не учить и не лечить, то они станут опасными для окружающих богатых палаццо. Ведь мы встретили ХХI век бесценностно.

С падением Берлинской стены рухнули две крупные утопии, и коллективных ценностей больше нет. Люди пытаются вернуться к корням, но приобретают вместе с этим весь букет межнациональных конфликтов. Франция проморгала критическую точку развития этнических эмиграций. Теперь в арабские гетто не может войти полиция, учителя отказываются там работать. Так что я ноги буду целовать человеку, придумавшему программу музеев для мигрантов. Важно, чтобы приезжие видели, что к ним относятся хорошо. Но также важно, чтобы они понимали свою обязанность учить язык страны, куда приехали, знать ее культурные, этические и религиозные нормы.

Юрий Лотман когда-то читал нам в МГУ лекции и говорил о том, что избыточность — основной закон развития цивилизации. В Москве теперь проходят десятки выставок, как в Париже, Нью-Йорке, Кельне, Амстердаме. Выставляются работы разного уровня. Холст и масло не всегда свидетельствуют о том, что произведенное под названием «картина» является искусством. Так же, как не все, что made in segodnya, есть современное искусство. Новый закон о культуре декларирует свободу творчества и свободное определение принадлежности к любому культурному сообществу.

Не могу не вспомнить любимую Дину Верни, попавшую в Париж в конце первой волны русской эмиграции. Дина была музой Матисса, Пикассо, Майоля, Бонара, Сержа Полякова. Без нее, наверное, не было бы Ильи Кабакова, Эрика Булатова, Владимира Янкилевского — она всех их поддерживала в 1970-е годы. Когда я делала о ней фильм, спросила: «Дина, как вам все это удалось?» Она ответила: «Надо держать глаза открытыми». Как ни странно, новый закон о культуре учит нас тому же.