Кем осуществляется власть в эпоху глобальных сетей? Является ли «священная война» одним из столпов ислама? Как изменит карту мировой экономики быстрый рост Китая и Индии? Смогут ли государства будущего сохранять нынешнюю монополию на насилие? Ответы на эти вопросы — в книгах, которые вошли в традиционный обзор новинок нон-фикшн от Алексея Цветкова.

Жан Бодрийяр. Дух терроризма. Войны в заливе не было. Рипол классик. 2016

Бодрийяр — французский теоретик постмодернизма, придумавший термины «симулякр» (образ, полностью освобожденный от породившей его реальности) и «гиперреальность» (пространство спекулятивных образов, заменяющих современному человеку непосредственный опыт). Жить в гиперреальности означает быть запертым в информационной клетке знаков, подвижных, как биржевые котировки. В этом виртуальном поле не действует классическая аристотелевская логика.

В последние годы жизни Бодрийяра волновал медиаспектакль современной войны (на примере вторжения в Ирак) и терроризм как неизбежная изнанка спектакулярного общества (на примере событий 11 сентября в США).

То, что представляется большинству законами войны, есть всего лишь правила работы СNN с массовым сознанием. У американцев был свой спектакль войны в заливе, у Саддама — свой, и они поразительным образом подпитывали и стимулировали друг друга.

Во время современной войны все превращаются в заложников массмедиа. На смену рынку рабов и рынку пролетариев пришел рынок заложников.

Война, реклама, пиар и спекулятивная экономика сливаются в единой стратегии воспроизводства власти.

Точным отражением «исчезновения политики» является терроризм с его случайными жертвами, непредсказуемым адресом и расчетом на медиа. Бодрийяр вычерчивает стратегический треугольник: СМИ — массы — терроризм. Распространение терроризма как следствие того, что новая мировая война постоянно откладывается.

«Запад, парализованный своим могуществом», «труп самой войны», «телеэкран как дыра, через которую улетучивается сущность событий» — склонность к метафорам сближает эту философию с литературой.

Мануэль Кастельс. Власть коммуникации. Издательский дом Высшей школы экономики. 2016

Кастельс — идеолог «электронной демократии» и профессор социологии, которого прославила книга «Галактика Интернет». В студенческие годы он распространял подрывные листовки в кинотеатрах франкистской Испании, и эти воспоминания до сих пор его вдохновляют.

Никакая власть невозможна без контроля над коммуникацией. Власть не бывает абсолютной и всегда корректируется «обратным сигналом» снизу вверх.

Иерархические структуры прошлого, в которых информация распространялась сверху вниз, уступят в будущем горизонтальным сетям.

Как это скажется на рынке труда? Что это дает террористам? Совместимо ли это с привычным статусом «национальных государств»? Как меняется реклама в мире, где каждый является не только потребителем, но и источником информации?

Над индустриальным этажом экономики надстраивается новый, совсем иначе устроенный уровень производства. Сеть становится новой территорией, новым «местом», формирующим игроков. У сети много аналогий с нейронными связями, формирующими наше сознание.

Прообраз демократии будущего Кастельс видит в международном движении против глобального потепления. Он с опаской относится к «рыночному фундаментализму» крупных корпораций медиабизнеса, стремящихся колонизировать сети. Сравнивая медиаполитику в США, Испании, России и Китае, он анализирует, как работают хорошо оплачиваемые «фабрики мысли», выворачивая новости наизнанку, инсценируя выбор, мобилизуя поддержку, организуя повестку дня, прайминг (фиксацию) и фрейминг (отбор).

Кем осуществляется власть в эпоху глобальных сетей? Кто создает и распространяет новые сообщения, способные изменить систему? Что изменило отношение американцев к иракской войне и президентским выборам? Почему рост участия молодежи в американской политике привел Обаму к власти?

Карен Армстронг. Поля крови. АНФ. 2016

Прожив семь лет в католическом монастыре, Армстронг отказалась от судьбы монахини, чтобы преподавать в лондонском университете и писать книги по истории религии, самая известная из которых «История Бога».

Если это и атеизм, то исторический, а не позитивистский, как у Ричарда Докинза. Армстронг возражает ему: нельзя возлагать ответственность за войны, пытки, преследования ученых и т.п. на саму религию. Любая религия — это язык, на котором может быть сказано все что угодно, а значит, причины войн стоит искать в экономике и политике.

Ни в одной религии нет изначального и неизменного содержания, которое оставалось бы вне зависимости от исторической ситуации.

Религия — это инструмент, который сильные мира сего используют в своих целях, и потому она была не причиной, но оправданием стольких войн и вообще системного насилия.

Первые религиозные обряды примиряли необходимость убивать (у охотников) и уважение к животным. Демонизация противника — отличный способ пережить экстаз битвы, доставшийся нам в наследство от коллективных охотников.

Как связаны изобретение шумерами структурного насилия и земледельческий тип экономики? И какой культ неизбежно соответствует такой системе? Чем оправдывалось появление профессиональных военных в индийском обществе («кшатрии происходят из рук первобожества Пуруши»)? Когда в Китае зародились пацифизм и альтруизм? Что общего у имперского военного могущества и апостольского служения? Является ли «священная война» одним из столпов ислама?

История крестовых походов, европейской Реформации, изобретения «свободы совести» основателями США и вплоть до военных конфликтов наших дней — кашмирская и палестинская проблемы, фундаментализм в Египте и Афганистане.

Стэнли Милгрэм. Подчинение авторитету. АНФ. 2016

Ваша задача — нажимать на рубильник и поражать «жертву» разрядом тока, когда она ошибается и не может вспомнить нужное слово из заученного списка. Вы не знаете, что никакого тока нет, «жертву», получающую разряд, изображает актер, а главный объект эксперимента — вы сами. У вас есть мудрый «начальник», который направляет и контролирует вас. Смысл опытов в том, чтобы выяснить максимальную силу разряда, которым вы способны ударить человека, и описать все возможные обстоятельства, от которых это зависит.

Если ваш начальник наденет специальную «лабораторную форму», а не гражданский костюм, вы незаметно для себя усилите максимально допустимый разряд.

Если расстояние между вами и жертвой уменьшить, вы ослабите разряд.

Если вам самому не нужно трогать рубильник и у вас появился «ассистент», который делает это по вашему приказу, вы усилите разряд. Если эксперимент вдруг переносится из лаборатории в гараж, вы ослабите разряд. И десятки других ситуаций: наличие недовольной группы таких же «операторов», изменение пола и возраста «жертвы», связь с начальником только по телефону, ссора между двумя начальниками, мольбы «жертвы» о пощаде и т.п.

Авторитетный американский психолог полвека назад задался вопросом, что и почему окажется сильнее: подчинение «компетентному начальству» или сострадание к «жертве»? Ведь гораздо больше преступлений совершается во имя послушания, а не вопреки ему.

Мы боимся оказаться в ситуации Адама и Евы, совершивших первородный грех непослушания, и легко переходим в «агентное состояние», где не нужно нести ответственность, превратив себя в инструмент чужой воли.

Цель Милгрэма — научная теория подчинения. И самый трудный ее вопрос: можно ли считать способность к бунту против распоряжений вышестоящего начальства обязательной стадией морального развития личности?

Через сто лет. Ведущие экономисты предсказывают будущее. Издательство Института Гайдара. 2016

Десять знаменитых экономистов, половина из которых — нобелевские лауреаты, предсказывают будущее на сто лет вперед, вдохновляясь опытом Джона Кейнса, написавшего в 1930-м свое знаменитое эссе «Экономические возможности наших внуков», где он предполагал, что рабочая неделя сократится до 15 часов, а уровень жизни вырастет в восемь раз.

Станет ли использование искусственного интеллекта основным ресурсом экономической эффективности? Как скажется мировая миграция на рынке труда? Будем ли мы все работать меньше? Введут ли повсеместный базовый доход, позволяющий каждому вполне сносно выживать вне зависимости от своей «эффективности» и «занятости»?

Нынешние футурологи сходятся на том, что Кейнс был слишком оптимистичен и главная ошибка предсказателей прошлого — вера в быстрый и всеобщий прогресс, выравнивание неравенства, тотальную автоматизацию труда, рост социальных гарантий и т.п.

Как изменит карту мировой экономики быстрый рост Китая и Индии? Смогут ли государства будущего сохранять нынешнюю монополию на насилие? Исчерпан ли европейский проект Просвещения и каковы его главные оппоненты? Будет ли происходить переход к альтернативным источникам энергии, если их стоимость заметно дороже нынешних?

Наиболее часто называемая опасность для современного мира — быстрые климатические изменения, а на втором месте — рост неравенства как внутри обществ, так и между успешными и отсталыми странами.

Как изменится традиционная семья и нынешние этические стандарты? Что случится с внешними долгами стран, отдать которые невозможно в принципе? Какова связь между системой страхования личности и массовыми жертвами будущих войн?