Сага о поколении 1990-х, последний роман Маргариты Хемлин и новая фантасмагория от петербургской писательницы, скрывающейся под псевдонимом Фигль-Мигль: «Газета.Ru» рассказывает о пяти русских романах, вышедших этой весной.

«Патриот» Андрея Рубанова

АСТ

Андрей Рубанов уже давно зарекомендовал себя крепким рассказчиком, пожалуй, одним из лучших из ныне живущих. Его язык легок, а повествование не пробуксовывает, будь то тюремные мемуары, выращенные из лимоновской прозы («Сажайте, и вырастет»), или роман-экологическая катастрофа («Хлорофилия»). Вот уже больше десяти лет он последовательно пишет сагу о постсоветской России и поколении, которое было вынуждено шагнуть из развитого социализма в новорожденный российский капитализм.

И «Патриот» выглядит ее логичным завершением. Здесь вновь разворачивается классический рубановский мир, в котором водятся бандосы и бесы, бизнесмены и их дети от случайных спутниц, колдуны и армейские офицеры советской закалки.

Главный герой Сергей Знаев вышел из старого, десятилетней давности романа «Готовься к войне». Там он предстал еще молодым, но уже терзаемым личностным кризисом предпринимателем, который решил закрыть свой банк и открыть патриотический магазин «Готовься к войне». В «Патриоте» ему исполнилось 48 лет. Для титана из девяностых современная Москва превратилась в ад, населенный бесами и бывшими друзьями, которые успели скурвиться и превратиться в заклятых врагов.

В ней не осталось ни ларьков у метро, ни ментов, способных «отм****ть в лесу». Знаеву очевидно, что более молодых конкурентов уже не объегоришь, новый бизнес на руинах старого не построишь, а задор, с каким делались деньги и росли экономические империи раньше, остался где-то в 1990-х.

Единственное, что ему остается, — уехать «в один город... на границе с Украиной».

Собственно, весь роман — это развернутая преамбула к несостоявшейся поездке героя в Донбасс, но прелесть его, разумеется, не в заданных политических координатах, а в том, что скрывается между ними. Десять лет назад Рубанов создал Знаева героем авантюрного романа, мрачным и ядовитым на язык плутом, который был жаден до жизни и беспощаден к себе.

Сегодня — в «стабильные» 2010-е — бывший супергерой и боец превратился в Иова, на голову которого сыплются беды одна за другой. Мир, над созданием которого он трудился, отверг его, предложив войну в качестве единственной альтернативы. Но человек из девяностых, Знаев, все сделает по-своему — в том числе исполнит прощальную арию. Не исключено, что точно так же поступит и автор, у которого вновь появился шанс переметнуться от поднадоевших реальных войн к психоделическим. Ведь в финале — будем честны — он вслед за своим героем все равно сфальшивил.

«Иван Ауслендер» Германа Садулаева

АСТ

Иван Ауслендер — университетский преподаватель-тюфяк: на его занятия по санскриту приходят три калеки, коллеги-ученые предпочитают его не замечать, а начальство, как и жена, — терпеть сквозь зубы. Эдакий Акакий Акакиевич, принявшийся рассуждать о природе российской власти, к которому не чувствуешь ни жалости, ни уважения. Ходячая сатира.

Выступив однажды на митинге за честные выборы (коллега попросил подменить), он постепенно превращается в яростного оппозиционера и лидера революции — по крайней мере, до первой встречи с ОМОНом.

Но вскоре потеряет работу в университете и сделается предпринимателем, пока вновь не переродится. Уже практически лежа на операционном столе, Иван узнает, что все это время исполнял роль гуру для кучки своих студентов, которые составили сборник квазисакральных текстов «Шри Ауслендер. Веданта» из его лекций и писем. Далее уже попрощавшийся с жизнью накануне рискованной операции Ауслендер тонет в переливающемся мареве своего «учения», которое представляет собой непролазный пересказ основ индуистской философии.

Герман Садулаев уже довольно давно мечется между чеченской темой («Я — Чеченец», «Шалинский рейд») и пелевинской («Таблетка», «AD»).

Он действительно умеет вмешивать сюрреалистические краски в жидкую повседневность, но зачастую забывает их дозировать. Если пелевинский текст способен переварить все, что туда ни брось, от массовой культуры до египетской мифологии, то забористые философские откровения в романах Садулаева, как правило, выглядят инородным телом, вмонтированным во вполне самодостаточный сюжет. Об них спотыкаешься, их хочется поскорее пролистать. Именно это и произошло с его «Ауслендером», который начинается как сатирическое высказывание на актуальную тему, а заканчивается утомительным манифестом о бренности всего сущего.

Какой уж тут протест? Слили, да и бог с ним. Все равно «нирвана непостижима, а дхармы пусты».

«Искальщик» Маргариты Хемлин

АСТ

Приключения Лазаря Гойхмана — очень «неудобного» и малосимпатичного главного героя — начинаются там же, где происходит действие предыдущих романов Маргариты Хемлин («Дознаватель», «Клоцвог» и «Крайний») — в украинском городке Остер на Черниговщине. Еще будучи мальчишкой-кладоискателем из почтенного еврейского семейства,

Лазарь остается сиротой, но решает во что бы то ни стало выжить и отхватить у судьбы кусок пожирнее.

Его история запутанна и вплетена в богатую канву партийных интриг и семейных тайн. Действие романа разворачивается с 1917 по 1924 год: черта оседлости отменена, по стране шагает НЭП, но «не у всех в голове это раскладывалось как следует». Покинув Остер, Лазарь мыкается по знакомым, прибиваясь поначалу к сельскому врачу, а затем к отцу школьного товарища, который сделался преуспевающим нэпманом. От лица Лазаря, который смотрит на мир важной птицей и строит планы, не осознавая, что сам является пешкой в руках более взрослых интриганов, и ведется повествование.

Роман «Искальщик» не успели опубликовать при жизни Маргариты Хемлин, которая скончалась в октябре 2015 года. Это по-настоящему чеканная проза, полная юмора и аккуратно вложенная в детективный сюжет, коктейль из Бабеля и коммунальных рассказов Петрушевской.

«Искальщик», конечно, недотянул до полноценного романа про маленького человека под колесами большой истории. Но, в конце концов, в книгах Хемлин каждый герой — в кого ни плюнь — маленький. Именно эта ее удивительная способность залюбоваться местечковостью, бытовой неустроенностью еврейских местечек, бедностью и приземленными страстями заставляет прочитывать ее книги на одном дыхании.

Хемлин интересуют «люди из примечаний», сгинувшие и не оставившие после себя следов, священный мусор.

Многие из ее персонажей, как, например, засидевшаяся в старых девах повитуха Дора, партийный комиссар Алексей Ракло и его жена Розалия Семеновна, барышня голубых кровей, притворившаяся пролетаркой, порой выглядят шаржем, карикатурой на самих себя, но Хемлин любуется даже ими.

«Эта страна» Фигля-Мигля

Лимбус Пресс

Петербургская писательница, скрывающаяся под псевдонимом Фигль-Мигль, пишет перенасыщенные смыслами, аллюзиями и персонажами романы, которые так и просятся на киноэкран. Из «Этой страны», например, вполне мог бы получиться сценарий к российскому ремейку сериала «Ходячие мертвецы».

Президент России, начитавшись «Философии общего дела» русского космиста Николая Федорова, принимает решение воскресить репрессированных в советский период, обойдя стороной разве что Сталина и прочих «пассионарных вождей». Восставшие из мертвых анархисты, эсеры и первые большевики немедленно вносят разнообразие в скудный политический ландшафт XXI века: шпионы вновь принимаются шпионить, революционеры — организовывать боевые ячейки, пролетарии — объединяться, а встревоженные граждане из XXI века — смотреть волком, обвиняя пришельцев во всех грехах.

Однако, несмотря на залихватскую завязку, разобраться в пестрой политической многоголосице, в которую превращает текст Фигль-Мигль, практически нереально. Единственным более или менее устойчивым сюжетным каркасом здесь выступает детективная история, произошедшая в провинциальном городе Филькине, где неизвестные убили местного мафиози, прихватив два миллиона долларов. Подозрения падают как на пришлых воскресших мертвецов, так и на местное население. Именно здесь сталкиваются два протагониста из примерно сотни разбросанных по книге героев — филолог Саша Энгельгардт и полковник ФСБ Татев. Далее, однако, детектив неумолимо растворяется в буйстве диалогов, речей и прокламаций.

Мысль о том, что в России ни с одним временем совпасть невозможно, недавно уже проработал в своем романе «Авиатор» Евгений Водолазкин, который «воскресил» прошедшего Соловки интеллигента в современном Петербурге. Но если Водолазкин сталкивает лбами отдельно взятую личность с судом истории, то Фигль-Мигль наваливает в кучу прошлое, настоящее и будущее, не разбираясь толком, кто за кого («Вы не мертвых воскресили — вы политику воскресили»). Зато в каждой ее строчке прячется анекдот, цитата или афоризм, а мир, переживший восстание мертвецов, ощущается не как постапокалипсис, а как развеселый базар. Тот же эффект производили роман «Щастье» и последовавший за ним «Волки и медведи» — еще один полифонический текст, взявший премию «Национальный бестселлер» в 2013 году. К слову, у «Этой страны» также скоро появится сиквел.

«Город Брежнев» Шамиля Идиатуллина

Азбука-Аттикус

На дворе 1983 год, в Афганистане четвертый год тлеет война, США вводят экономические санкции против СССР, а 13-летний Артурик из Набережных Челнов, которые тогда были ненадолго переименованы в честь свежепочившего генсека, ходит в школу, махается с пацанами во дворе и обмазывает пастой девичьи лица в пионерлагере.

Именно там, в пионерлагере, он встретит свою первую любовь и первого наставника, вокруг которого в дальнейшем и завертится сюжет романа.

Шамиль Идиатуллин — журналист и писатель, автор подросткового хоррора «Убыр», боевика «Татарский удар», а также и романа «СССР™» — технологической утопии о свободном экономическом оазисе посреди среднерусской глуши. В «Городе Брежневе» ему вновь удалось соединить несоединяемое: довольно ловко прописанную драму взросления с любовно составленной описью бытовых примет последнего советского десятилетия.

Брежнев — это его город воспоминаний. В Брежневе всегда солнечно, хотя над империей уже начинают сгущаться тучи. Идиатуллин перебирает, рассматривая под лампой, мельчайшие детали: «Речку Вачу» Высоцкого, австралийские фильмы про кенгуру Скиппи, дельфина Флиппера и колли Лэсси, «Десять копеек есть? А если найду?». В итоге получилась энциклопедия позднесоветской жизни, сдобренная нотками обязательной для таких текстов ностальгии, — немного затянутая, но что поделаешь.