В антиутопии Михаила Успенского «Райская машина» нагляднейшим образом показано, чем оно все очень скоро кончится, если будет идти, как идет.

Интересно было все-таки, каким выйдет Михаил Успенский, самый ироничный отечественный фантаст, из полосы соавторств после первой ироничной попытки прийти в сознание «В трех холмах». Почему-то вспоминалась обаятельнейшая и смешная трилогия о Жихаре. И совершенно напрасно. Жихарь в «Райской машине», кроме как в имени героя Мэрлин, ничем о себе не напоминает. Писательское время необратимо. Как, впрочем, и время всех остальных людей.

О чем, помимо прочего, и роман.

Роман Ильич Мэрлин выпал из бурной жизни провинциального Крайска на десяток лет. Зацепили его – историка, эрудита, аналитика и креативщика фирмы «Фортеция» – правоохранители по абсурднейшему обвинению. Бежал. Скрылся на тайной таежной базе фирмы. Жизнь отшельника с неудачным любовным романом и прилетами друга-босса Панина – одна из двух линий романа. Вторая – возвращение в Крайск Мэрлина. И полная оторопь от того, что здесь и вообще на Земле происходит.

Фантастики-то, в общем, никакой.

Кажется, автор сыграл на некоем уплотнении времени. Сотню лет гипотетической обратной эволюции человечества спрессовал в десятилетие. Скрыл от героя и читателя все переходные формы. Выпустил его в мир, населенный какими-то «гомо масскультус». И вот бродит между ними совершенно обалдевший последний гомо сапиенс Роман Мэрлин, отбиваясь от агрессивных придурков.

А Земля между тем пребывает в психозе, собираясь всем населением эвакуироваться в некое райское жилище в космосе с говорящим прозрачным названием Биг Тьюб, откуда наши предки вывалились миллионы лет назад на непутевую нашу планету. Миф этот вдолбили населению в рекордные сроки с помощью телеящика, экспертов из продажных ученых и комиссии ООН.

Человечество впервые после скандального провала Вавилонского проекта объединилось, чтобы свалить в космос.

Бог, философия, наука и здравый смысл – побоку. НЛО и зеленые человечки forever. Люди живут в живой очереди на отправку в царствие небесное.

Сцены медитаций и любовных переживаний Мэрлина в тайге и застывшем времени перемежаются главами стремительных похождений в новой реальности Земли времен эвакуации. Линии вплетены одна в другую. Из них рождается третья. В образах и разборках постранично развертываются доказательства, что так (или примерно так) оно все и будет. Процесс уже идет. Нас уже строят в очередь. И мы строимся.

Все персонажи узнаваемы. Они не из какого не из будущего.

Они – сегодняшние. Только в несколько более продвинутой стадии озверелости. Что Роман Ильич довольно быстро испытывает на собственной шкуре.

Солдатики ООН, поддерживающие порядок в Очереди по всему миру (в России это индусы-сикхи), не зная языка коренного населения, заставляют Романа без лишних разговоров копать себе могилу. Затем герой попадает под дубинки юных патриотов, заподозривших его в жидовстве. По присвоенному отличительному знаку толпа принимает Мэрлина за пророка и готова давиться за каждое его слово.

Общество в отсутствие альтернативы.

Сомневающиеся не решаются выступить на растерзание толпы. Все ненавидят всех. Молодежь особенно ненавидит стариков, загубивших планету, а теперь, по решению правительств, занимающих первые места на отправку. Российские младопатриоты забивают палками любого, кто не проходит тест на любовь к Родине.

Деградацию, растянутую во времени, Успенский сделал одноразовой и необратимой.

Показано, что будет, если вычесть из общества масскульта последних интеллектуалов, свободно мыслящих, эрудированных и независимых. Никто не призовет и не образумит. Все соображающие либо уничтожены, либо ушли в подполье, откуда их никто не слышит, либо перешли на службу новой веры.

Величайшее ли злодейство творится с этим переходом человечества в мир иной или землян действительно ждут обещанные райские кущи – ответа на этот вопрос нет до самой последней страницы романа. Да это, по Успенскому, и не важно. Человек, отказавшийся от разума, независимости, совести и сомнений, уже уничтожил себя. Для того, что от него осталось, – все равно, что впереди – газовая камера или Рай из машины.

«Фашизм – естественное состояние человечества», – роняет герой афоризм между прочим.

«Райская машина» – роман всеобщего исхода и абсолютно безысходный. Естественное подавленное состояние при подобном чтении взвинчивается шутками и типично успенским юмором. Когда смех стихает и роман дочитан – впечатление остается самое тягостное.

Герой повести Стругацких о сталкере, добравшись до шара, исполняющего желание, не может ничего придумать в своей просьбе, кроме чего-то плакатного вроде «Мира во всем мире». Герои последней версии их сценария для фильма Тарковского в финале так и не могут сказать, есть ли место на Земле, где исполняются желания.

По Михаилу Успенскому, любые реальные перспективы всеобщего счастья не сулят человечеству в нынешнем его состоянии ничего, кроме поголовного свинства.

Грустно, но похоже на правду.

Итог подрубает собственные читательские поиски по мотивам романа. Что, в общем, слегка разочаровывает. «Райская машина» – не роман-притча. И не роман поисков и прозрений. Он лишь блестящий роман-предупреждение. Но в то, что предупрежденный теперь хоть чем-то вооружен, не верит, кажется, и сам автор.

Михаил Успенский. «Райская машина». М., «Эксмо», 2009.