Подводя итоги завершившегося на Первом канале проекта «Голос», певица Пелагея сказала, что это – революция. И она права: проект «Голос» развернул широкую российскую аудиторию – хотя бы на время – к живому телевидению и к качественной музыке.

Рассуждая о том, есть ли жизнь на отечественном эфирном ТВ, приходится различать общественно-политическое вещание и развлекательные программы (канал «Культура» – это отдельная тема). Про первое можно сказать, что пациент скорее мертв, чем жив, и это закономерно: когда дискуссия уходит из публичной политики в связи с деградацией последней, она уходит из традиционных СМИ.

Новости, большую часть которых занимают телодвижения Первого Лица, – не новости. Полемические суррогаты в эфире – тоже не в счет, потому что тенденциозный подбор экспертов и пропагандисты-ведущие обесценивают полемику. Ресурсы телевизионного производства, таким образом, перетекают в сферу развлечений, где способному человеку еще можно порезвиться.

Поскольку такие люди на телевидении не перевелись, иногда получается качественный контент. Как это происходит, объяснил многосерийный фильм «Оттепель»: художник, движимый врожденной потребностью к творчеству и естественным образом ориентированный на успех, способен выдать талантливый продукт даже в условиях цензуры. Поэтому лидером художественно-развлекательного вещания остается наиболее ресурсный Первый канал.

«Прожекторперисхилтон», «Yesterday Live», «Вечерний Ургант», хорошие экранизации классики, нестареющая умная игра «Что? Где? Когда?», клоны западных телевизионных шоу, как «Танцы со звездами» или «Голос», – это качественное шоу. И даже если какие-то из этих программ произведены самостоятельными продюсерскими компаниями, свой продукт они принесли сюда, на первую кнопку.

Так вот «Голос» – это было живое телевидение: живой вокал, неподдельное волнение исполнителей и групп поддержки, шероховатости интонации во время исполнения, слезы радости или разочарования при объявлении решения наставников или телеаудитории…

Сами наставники, в порыве эмоций вскакивающие со своих кресел. Суровый, но сентиментальный Градский, «глаза-на-мокром-месте» Пелагея, ребячливый Билан, сдержанный Агутин, иногда забывающий о своей сдержанности…

Непредсказуемость результата добавляла ощущения подлинности, подобно тому, как непредсказуемость выборов становится основой их легитимности. Хочется верить, что все было честно, без фаворитизма, хотя странные решения наставников имели место.

Например, Дима Билан неоправданно, на мой взгляд, выбил из проекта мальтийца Ахмеда Шамраха, который в поединке был и сильнее, и интереснее Жаклин Мигаль; Градский непонятно почему оставил писклявую Светлану Феодулову, которая провалила арию “Memory” Ллойда Уэббера и в дуэте с уверенной Асет Самраиловой выглядела неопытной курсисткой, поющей мимо нот; жаль, что Пелагея не дала шанса яркой Арцвик Арутюнян, которая в поединке с мэтром Андреем Давидяном была более чем хороша.

Но и эти примеры вкусовщины можно объяснить тем, что проект был живой и поэтому в деталях зависел от субъективного выбора наставников, в частности, от выбора музыкального материала: удачно выбранная песня могла вывести в следующих круг менее сильного вокалиста и заставить талантливого певца сражаться с негодным материалом. Живой атмосфере конкурса не сильно вредил даже нарочитый драматический антураж, свойственный телевизионным шоу и нагнетаемый ведущим Дмитрием Нагиевым: бойцовская терминология, томительные паузы перед решением…

Единственный человек, который нарушал атмосферу подлинности, – это модератор зала, управляющий аплодисментами. Вот его хотелось, если не побить, то изолировать от общества до конца проекта. Этот невидимый клакер не дал толком послушать ни одного номера: начало припева – аплодисменты, вокалист пошел голосом вверх – аплодисменты, красивая мелодическая фраза – опять аплодисменты. Этот олух запускал хлопки зала даже во время драматических пауз и ложных финалов, убивая впечатление от особенно проникновенных номеров. Так в ситкомах подкладывают laugh track, подсказывая людям, в каком месте надо смеяться.

Теперь о качестве. Уже на этапе слепого прослушивания было ясно, что состав участников второго сезона «Голоса» будет необычайно сильным, потому что первый сезон показал: красивая мордашка – это хорошо, но голосом надо владеть. Поняв, что сильные вокалисты пошли косяком, избалованные качеством материала наставники не поворачивались даже к очень достойным исполнителям. В итоге сформировались команды, где практически каждый – либо профессионал сцены, либо человек с серьезным вокальным опытом. Все больше участников умеют петь на английском без акцента или со слабым акцентом, который не режет ухо.

Многие из конкурсантов широко известны в узких кругах: замечательная соул-певица Алена Тойминцева в 21 год лауреат того и сего, причем даже в Америке, у нее своя группа, разумеется, в Москве, но кто об этом знал? У изысканного Антона Беляева – тоже своя группа и тоже в Москве, у Елены Максимовой в послужном ­списке – главная роль в мюзикле “We Will Rock You” и выступление со Стингом. А кто до этого слышал феерически одаренную Тину Кузнецову? В России много талантливых музыкантов, но их нет в широком медийном пространстве по двум причинам.

Первая – та же, по которой в российской политике не представлено альтернативы: это монополизм. Медийная культура предполагает, что если тебя нет в телевизоре, значит, тебя просто нет. Но эфир и эстрада поделены между продюсерско-режиссерскими кланами, и плата за вход слишком высока. Телевидение тасует одну и ту же истрепанную колоду исполнителей, которые, кажется, не уйдут с экрана, даже когда из них начнет сыпаться песок.

Причина вторая – формат и состояние общественного вкуса. Когда-то Фаина Раневская так объяснила Елене Камбуровой причину весьма скромной ее популярности: «Это потому что вы, милочка, не поете: ура, ура, в жопе дыра».

Тойминцева и Беляев при всем их таланте – нишевые музыканты, и нельзя себе представить, что они вместо “Hit the road, Jack” ­(лучший номер на этом «Голосе», его можно пересматривать бесконечно) поют «Дельфина и русалку», ну, разве что для прикола или на спор. Они уверенно себя чувствуют на площадке Первого канала, но их стихия – это клубы, может быть, они там лучше сохранятся как музыканты (хотя, допускаю, что их ниша после «Голоса» сильно расширится). «Дельфин и русалка» не готовы им уступить свое место в эфире, да и массовая аудитория пока счастлива слушать три-четыре аккорда, и пятый – это уже перебор.

Впрочем, Антон Беляев лучшего мнения о потенциале аудитории: «Люди сами думают, что они не готовы к новой музыке. Первым делом им надо перестать в это верить». Проект «Голос» может в этом помочь, потому что он, как написал один интернет-комментатор, открывает звезды новой формации для беспробудно шансоновой России: «УРРААА!!! Есть кого слушать теперь маде ин Раша». Другой комментатор добавляет: «Сколько же ещё надо «Голосов», чтобы мы услышали остальных талантливых музыкантов России?! А они есть! Их не может не быть!!!»

Стоит согласиться с Александром Градским, который сказал о проекте «Голос»: «Мы влияем на аудиторию, чтобы она слушала более качественную музыку». Поскольку проект западный, логично, что он представляет российской публике западный музыкальный стандарт, который достаточно высок. Например, пару-тройку лет назад в США лидером продаж был очередной альбом группы “Dave Mathew’s Band”, которая у нас считалась бы сугубо элитарной, а в Штатах это почти мейнстрим.

В каком-то смысле «Голос» был соревнованием двух песенных культур: западной и русско-советской. Причем большинство вокалистов, как ни парадоксально, чувствовали себя свободнее в западной музыке. («Единственное, на что мне пришлось пойти и что далось действительно с трудом, — впервые спеть на русском языке», – признался Антон Беляев). Англоязычные хиты в целом мелодичнее и благодатнее для исполнения, чем однообразное музыкальное письмо современной российской эстрады. Поэтому неслучайно, что на «Голосе» чаще звучали песни советских композиторов, чем современных российских: по части мелодизма советские гиганты-песенники – Аркадий Островский, Бабаджанян, Френкель, Таривердиев и другие – дадут сто очков вперед большинству из нынешних (впрочем, после фильма «Оттепель» я могу назвать композитора Константина Меладзе полноправным наследником пленительного песенного мелодизма советских лет).

Понятно теперь, почему зрители отдали победу в проекте Сергею Волчкову с его арией Мистера Икс, одной из самых мелодичных в мировой эстрадной классике. Так что, не умаляя заслуг вокалиста, во многом это была победа Имре Кальмана и расчетливого выбора произведения.

Феномен Волчкова, как и непонятная мне «геламания» (то есть фанатизм по поводу участника и финалиста проекта Гелы Гуралиа), – это феномен зрительской аудитории. Пока решения зависели от наставников, они были в целом предсказуемы, ибо опирались на профессиональные критерии.

Когда зрители получили возможность sms-голосования, сразу произошло смещение от профессионально-объективных критериев к статистическому выбору аудитории, определяемому массовым вкусом, от оценки вокала и артистизма исполнителя ­– к оценке мелодизма произведения и некоторых посторонних вещей (таких, например, как псевдотрагический имидж Гуралиа, чей фальцет чуть ли во всем доступном ему диапазоне – единственная вокальная краска, которую он эксплуатировал).

Можно предположить, что, слушая Волчкова, чей богатый бархатистый тембр отдаленно напоминает баритон Георга Отса, страна ностальгировала по великим советским баритонам – Магомаеву, Хилю, Отсу, Кибкало, даже молодому Кобзону, а вместе с ними – подсознательно – по советской стабильности, дружбе народов и газировке за 3 копейки. В этом смысле массовый вкус субъективен и управляем.

Так что вместо симпатичного академичного педанта Волчкова «Голос» – по совокупности критериев – вполне могли и должны были выиграть другие. Народу чуть-чуть не хватило толерантности, чтобы победила бритая и татуированная, но более яркая и артистичная узбечка из США Наргиз Закирова, и чуть-чуть не хватило вкуса, чтобы победила невероятно самобытная и талантливая Тина Кузнецова.

Но в целом аудитория «Голоса» меня порадовала именно толерантностью: к языкам, национальностям, внешности, акцентам, стране происхождения, цвету кожи и разрезу глаз. Власть периодически прибегает к разыгрыванию национальной карты, чтобы отвлечь внимание от крупных провалов в политике и экономике. Но «Голос» показал, что наш народ незлобив и отзывчив, когда встречается с подлинно человеческим, с культурой и талантом, иначе откуда такая любовь к вокалистам с грузинскими и армянскими фамилиями и восторги по поводу чеченца Шарипа Умханова?

Если помните, в финал прошлогоднего «Голоса» вышли две татарки, одни из них – Дина Гарипова – стала победительницей и поехала на «Евровидение» (композиция “What If” в ее исполнении – это полноценный европейский хит). Пусть в России бьют по фейсу, а не по паспорту, но и любят за голос, а не за пятую графу.

«Голос» показал важную вещь: за два десятилетия после Перестройки Россия успела де-факто встроиться в Европу – в специфическом культурном смысле и с оговорками, но это случилось, причем вопреки официальному антизападничеству и невзирая на кряхтение национал-большевистского евразийства. Я почти не поверил своим ушам: новогодняя ночь на Первом канале как минимум наполовину состояла из англоязычного репертуара, и огня этому ночному шоу придавали именно выпускники «Голоса», стало быть, продюсеры канала уловили тенденцию. Для сравнения: на «России-1» в это же время показывали типичный новогодний нафталин: Басков, Игорь Николаев, Леонтьев и примкнувший к ним Петросян.

Другой важный вопрос: что дальше? Куда деваются победители «Голоса»? Из прошлогодних участников проекта в своем городе я видел концертные афиши только Севары и Дины Гариповой. Мало кто из лучших участников прошлого «Голоса» получил широкий эфир. Болото колыхнулось, трясина чмокнула, и в телевизоре по-прежнему господствует большая шансонная троица Михайлов-Лепс-Ваенга. А может быть, это даже хорошо, что талантливые участники «Голоса» вернулись в свои академии, ночные клубы или вокальные студии, и большой экран не успеет их коррумпировать. Вдали от юпитеров и фанфар личности легче сохраниться. Тем более что «антиформатная» революция под названием «Голос», судя по ошеломительным рейтингам, все же состоялась.

Важно, чтобы этот разворот запечатлелся в массовом сознании хотя бы до следующего сезона проекта, а там будет легче. Возможно, спустя несколько сезонов уже подросший вкус аудитории начнет определять качество музыкального вещания на ТВ.

Короче, берегите Эрнста.

СЕРГЕЙ ГОГИН