Режиссер Абделлатиф Кешиш рассказал о своем фильме «Жизнь Адели», ставшем победителем Каннского кинофестиваля-2013, его литературной основе, пропаганде гомосексуализма и своем соревновании в перфекционизме с Чарли Чаплиным.

Решение жюри 66-го Каннского кинофестиваля под руководством Стивена Спилберга оказалось одновременно предсказуемым и неожиданным. «Золотая пальмовая ветвь» была присуждена самому нашумевшему фильму фестиваля, трехчасовой драме Абделлатифа Кешиша «Жизнь Адели», детальной и пронзительной повести о лесбийской любви с беспрецедентно подробными и реалистичными эротическими сценами. Мало кто верил в способность «короля Голливуда» Спилберга оценить по достоинству настолько радикальное кино, однако жюри показало себя с лучшей стороны. Перед церемонией закрытия фестиваля будущий лауреат встретился с «Газетой.Ru».

— «Жизнь Адели» прежде всего — универсальная история первой любви. Почему вы решили сделать ее героинями именно двух девушек?

— Прежде всего, не будем забывать, что мой фильм основан на комиксе Жюли Маро «Голубой – самый теплый цвет», где рассказана история двух девушек. Это прекрасная история, история любви, глубоко меня впечатлившая.

— Что именно произвело на вас столь сильное впечатление? Ведь в итоге сценарий фильма очень далек от сюжета комикса…

— Меня впечатлила встреча героинь. Адель в начале еще подросток, школьница, в которой бурлят смутные, несформулированные желания. Она постепенно открывает их для себя, и любовь пробуждается в ней, казалось бы, по чистой случайности: она сталкивается на пешеходном переходе с человеком, который перевернет ее жизнь и все представления о ней – девушкой с волосами, покрашенными в голубой цвет. Можно задать столько вопросов, ответов на которые не существует! Почему Эмма привлекла внимание Адели? Потому что она девушка? Потому что у нее волосы такого цвета? Потому что была хорошая погода? Потому что Адель была внутренне готова к подобной встрече? Или потому, что она опоздала на предыдущую электричку? Эта встреча и родившаяся из нее страсть – случайность или судьба? Ведь и в финале двое могли бы встретиться на улице, но разминулись — и у их истории продолжения не будет… Любовь и случайность – вот что было для меня самым важным.

— Эротические сцены не могут не впечатлить, как и их незаурядная длительность — многих она шокировала.

— Я приношу им свои искренние извинения. Я не планировал никого шокировать, хотя иногда это полезно – испытать шок! Я конструировал эротические сцены точно так же, как любые другие, пытаясь выразить то лучшее, на что были способны мои актрисы. Я хотел, чтобы эти эпизоды, как и остальные, были правдивы и точны, но для меня было важно и передать их красоту. Эти сцены неотделимы от контекста всего фильма — важно это понимать. Забавный психологический эффект: они кажутся вам невероятно длинными? Диалог девушек на скамейке, их первый пикник, их спор, их совместная трапеза – каждый из этих эпизодов длится около десяти минут, а самая продолжительная сцена секса – всего-то около шести. Они кажутся длинными, потому что нам все еще трудно видеть на экране обнаженные тела. Воспитание и традиции дают о себе знать даже в либеральной Европе. А ведь есть в мире страны, где до сих пор нельзя выставлять в музеях картины или скульптуры с обнаженной натурой: это кощунство! Сцены секса раздражают, выбивают из колеи. Что ж, полвека назад в кино голую грудь показать было нельзя, а сегодня на каждом пляже женщины загорают топлес, и никого это не смущает. Мир меняется, хоть и медленно. Я же всего лишь хотел показать то, что считаю красивым: кинематограф позволяет это сделать. Имею в виду не только секс. Спор двух влюбленных или их разрыв в жизни редко выглядят красиво, но в кино я могу сделать их такими.

— А насколько важны эти сцены были для ритма повествования?

— Принципиально важны! Если бы я их сократил или вырезал, мне пришлось бы менять все остальное. Это трудно объяснить, но темп и ритм фильма задают, в частности, сцены секса; каждая длится столько, сколько должна, и ни минутой больше. Поверьте, это не было пощечиной общественному вкусу. Я просто хотел показать движения тела, камеры, света и цвета, которые нахожу прекрасными и необходимыми для фильма. Других задач я перед собой не ставил.

— Вы рассказывали, что Леа Сейду на роль Эммы выбрали почти сразу, а Адель Экзаршопулос нашли после изнурительного кастинга. Что было решающим фактором при выборе актрис?

— Сначала я представляю себе, какой должна быть героиня, потом я встречаюсь с актрисами: одна, две, три, десять, сто актрис… До тех пор, пока не вижу ту, которая соответствует персонажу в наибольшей степени. Другими словами, соответствует воображаемому образу, моей фантазии о героине. Вместе с ней мы будем конструировать персонажа. Решающую роль играет интуиция: она подсказывает мне, что я хочу работать именно с этим человеком, а не с кем-то другим. Перечислить причины, почему это так, я не был бы способен. Это нечто вроде смутного влечения, рождающееся во мне желание работать вместе. Я должен испытать это чувство — довольно сильное чувство. Иначе ничего не получится.

— О вас ходят слухи, что вы добиваетесь идеального результата, снимая каждый эпизод буквально бесконечно: как бы много дублей ни потребовалось, вы будете совершенствовать сцену до тех пор, пока не добьетесь чего-то важного. Насколько кропотливой была работа над «Жизнью Адели»?

— Помните, снимаем мы на «цифру» — пленку экономить больше не нужно. Это дает удивительную свободу. Я просто не останавливаю камеру после первой «хлопушки» — пусть снимает, пока не будет требуемого результата. Да, иногда я могу дойти до ста, двухсот, пятисот дублей, если не вижу нужного мне результата. Но, как только я чувствую, что прикоснулся к чему-то истинному, что в отснятом материале есть подлинная сила, все остальное безжалостно выбрасываю в корзину. Мне нужен лишь главный момент — момент истины. Однако ничего исключительного здесь нет. Чарли Чаплин доходил до 1100 дублей, так что, пока я не преодолею этот рубеж, настоящим перфекционистом себя считать не буду.

— В России власти сражаются с так называемой пропагандой гомосексуализма, а большая часть населения считает гомосексуальные отношения признаками опасной психической болезни. Как вам кажется, способно ли искусство кого-то переубедить?

— Вряд ли. Их переубедит время: невозможно вечно жить, подпитываясь предрассудками из далекого прошлого. Рано или поздно разум возьмет свое.