Мы встретились с актером в мае на кинофестивале в Канне, чтобы поговорить о его новой премьере (в сентябре в мировой прокат выходит фильм «Уолл-стрит. Деньги не спят», сиквел знаменитой картины «Уолл-стрит» 1987 года).

А уже в августе Майкл объявил миру печальную новость. У него обнаружили рак горла, и он должен пройти курс химиотерапии. Дуглас уверен, что сумеет победить болезнь. Сейчас первая часть лечения закончена, и Майкл сообщил прессе, что врачи довольны результатами. Родные и друзья поддерживают актера, а поклонники со всех концов света шлют ему письма с пожеланиями скорейшего выздоровления. Присоединяемся к этим пожеланиям и мы.

Несмотря на торжество демократии во всех кинематографических державах, табель о рангах по-прежнему существует. Особенно ярко это проявляется во время Каннского кинофестиваля. Только те звезды, кого в Голливуде принято сравнивать с особами королевской крови, останавливаются в фешенебельном отеле на мысе Антиб. В это уединенное место, испокон веку хранящее старые традиции и покой мировых знаменитостей, можно попасть лишь через надежно охраняемые ворота и со стороны моря — на вертолете или яхте.

В день нашей встречи с Майклом Дугласом, одним из тех, кто живет здесь, приезжая на Французскую Ривьеру, резко испортилась погода. Штормовые порывы ледяного, обжигающего ветра, сизые мрачные тучи, закрывшие ласковое средиземноморское небо, дождь, периодически пытающийся пролиться на благоухающую цветами и хвоей вековых сосен землю. По традиции интервью проходят не в номерах отеля, а у самого моря: столик, стулья — импровизированная мини-гостиная, закрытая сверху и по бокам белой парусиновой тканью, спасает от солнечных лучей и дождя, но, увы, не от чудовищного холода, когда впору попросить шубу, а заодно и возможность погреться у камина. Однако появление Майкла заставляет забыть о подобных пустяках. Харизма, мужское обаяние — как часто мы понапрасну употребляем эти слова, и какими фальшивыми они становятся буквально спустя минуту после общения с Дугласом. Все дело в том, что очень редкие люди на самом деле наделены этими качествами — и Дуглас, безусловно, из их числа. Чувство собственного достоинства, строгость и серьезность, горечь во взгляде — и ни малейшей попытки понравиться, слукавить, использовать, в конце концов, свое знаменитое обаяние! Не нужно быть дизайнером, чтобы догадаться: его безупречный костюм и рубашка сшиты у портного, на заказ.

Это тоже признак и стиль старой школы, старой гвардии, старых денег, наконец. Нувориш — это не про него, и вовсе не потому, что Дуглас недостаточно богат — его состояние приближается к 200 миллионам долларов. У Майкла всегда была репутация любимца женщин. Но и сейчас, в свои 65 лет, с гривой седых волос, морщинами на загорелом лице, белоснежной улыбкой и этим самым грустно-понимающим взглядом, он не растерял и толики мужского обаяния.

— Майкл, вы снова здесь, на Ривьере, представляете очередной свой фильм, «Уолл-стрит. Деньги не спят», сиквел знаменитой картины «Уолл-стрит» 1987 года, когда роль героя Гордона Гекко принесла вам «Оскар»…

— Да, это был мой первый и единственный «Оскар» за актерскую работу. Правда, у меня еще есть статуэтка за фильм «Пролетая над гнездом кукушки» — но там я выступал в качестве продюсера. И горжусь этим ничуть не меньше. Мне очень хотелось тогда сделать что-то значительное, но как-то не получалось. И тогда на помощь пришел отец. А Керк Дуглас не очень часто вспоминал о своих сыновьях — был слишком занят собственной карьерой. Он выкупил права на книгу Кена Кизи и отдал их мне. Очень долго я искал деньги, лет шесть ушло. А потом заручился согласием своего друга Джека Николсона сыграть в моем фильме главную роль. Хотя изначально ее хотел играть мой отец, собственно, поэтому и поручил мне найти деньги на картину, ведь он блистал в этой роли на театральной сцене Бродвея. У нас состоялся сложный разговор. Отцу было тогда под шестьдесят, и мне удалось его убедить, что Джеку роль подходит гораздо больше… Знаете, я не люблю сиквелы. Но помимо «Оскара» роль в «Уолл-стрит» принесла мне новое амплуа. Я стал играть не только романтических героев, но и отъявленных мерзавцев, людей сложных и неприятных. И за это я очень благодарен отцу, он часто повторял: «Смотри, Майкл, ты такой очаровашка, но публика должна наконец понять, что ты на самом деле тот еще негодяй!» Ну и конечно, я благодарен режиссеру Оливеру Стоуну. Он тогда вытащил из меня все, что можно, как из актера. Ох, он умеет так надавить, что хочешь не хочешь в тебе талант проснется! (Смеется.) Оливер отнюдь не отец своим актерам. С ним работать — все равно что побывать на войне во Вьетнаме, в которой он участвовал. Зато и Том Круз (в «Рожденном четвертого июля»), и Джеймс Вудс («Сальвадор»), и Чарли Шин («Взвод»), и другие актеры именно в его фильмах сыграли однозначно свои лучшие роли.

— В любом случае ваш отрицательный герой в «Уолл-стрит» стал образцом для подражания, а вовсе не ­воспринимался как негодяй — уж больно стильно вы его сыграли…

— Меня до сих пор изумляет этот феномен. Спекулянт, манипулятор, автор весьма сомнительных высказываний из серии «Жадность — это хорошо» или «О чем бы люди ни говорили, они говорят о деньгах» стал чуть ли не национальным героем! Ко мне сотни раз подходили финансисты, биржевые маклеры, брокеры, серьезные, в общем, люди, и говорили, что пошли в этот бизнес исключительно благодаря фильму и Гордону Гекко. Сотни амбициозных юнцов буквально атаковали Нью-Йоркскую биржу и Уолл-стрит после выхода фильма, оттаптывая друг другу ноги. Я встречался со студентами, будущими банкирами и финансистами, и спрашивал их, почему они так боготворят этого персонажа — ведь он нарушил закон? Они отвечали: «Потому что он потрясающе выглядит». (Смеется.) И впрямь мне говорили, что даже внешне ему подражали — выбор одежды, стиль, часы, костюмы. Может, все-таки правы те, кто считает — людей привлекают только истинные негодяи? Хотя, бог ты мой, сейчас уже трудно найти отдельных великих мерзавцев. Банки и корпорации — вот кто правит бал, а жадность Гордона Гекко — ничто по сравнению с их ненасытностью.

— Скажите, а вам самому знакомо понятие «жадность»? Я не имею в виду обязательно деньги…

— О, я всегда был невероятно жаден! И по-прежнему остаюсь жадным человеком. Надеюсь, во всяком случае. Жадным до жизни, до всего, что предлагает мне жизнь. Очень хочется верить, что мои аппетиты еще не скоро уменьшатся. Как говорит мой друг Дэнни Де Вито, я все делаю с огромной самоотдачей — даже когда занимаюсь саморазрушением. (Смеется.)

— Прежде чем соглашаться на участие в сиквеле, вы общались с современными уолл-стритовскими деятелями? Да и вообще, кризис, начавшийся в 2008 году в Америке, сильно изменил ситуацию?

— Вы ведь из России? Что ж, насколько я понимаю, нам сейчас в Америке труднее. Стоуну не занимать храбрости — затеять съемки такого фильма в наше время бессовестных организаторов всяческих финансовых пирамид, да еще в кризис, самый крупный после Великой депрессии. Я вырос в Нью-Йорке, играю в гольф, занимаюсь продюсированием, о финансах всегда имел некоторое представление. И сейчас, кстати, живу в этом городе. Раньше мы с Кэтрин большей частью жили на Бермудах, откуда родом семья моей матери. Но теперь из-за детей большую часть времени проводим в Нью-Йорке. Так вот, я ходил в частные школы, где училось много детей финансистов с Уолл-стрит, а не так давно познакомился с человеком, который, как позже выяснилось, занимался противозаконной финансовой деятельностью на телевидении и попал на шесть лет в тюрьму. Мне было любопытно с ним пообщаться.

— А сами вы играете на бирже?

— Да, играл. Особенно в 90-е годы — технологический бум, расцвет частных инвестиций, все считали себя самыми умными, и я тоже не остался в стороне. В 2008 году я потерял от 35 до 40 процентов своих вложений. Ничего не делал — просто наблюдал, как мои деньги исчезают. В конце прошлого года с трудом вытащил то, что осталось, и решил больше не играть в эти игры. Хватит.

— А что для вас деньги значат и изменилось ли к ним отношение с годами?

— Выбор. Деньги — это всегда прежде всего возможность выбирать. Самому. Скажем, в последние годы я выбрал семью, и могу себе это позволить. Не снимаюсь в пяти-семи фильмах каждый год, как мой отец. Могу позволить себе сыграть хорошую роль в малобюджетном фильме. Вот на днях вышел ограниченным прокатом «Сексоголик», фильм получил отличные отзывы, но, увы, денег на рекламу нет. Я снимался в нем 26 дней подряд, потому что играю в каждой сцене, и накануне съемок еще урезали бюджет, поэтому нельзя было тратить лишнее время, устал как собака, но ни о чем не жалею. Есть деньги — есть выбор.

— В новом фильме ваш герой выходит из тюрьмы и вновь пытается приняться за старое, но в конце концов побеждает не жадность, а совсем другие его качества — отцовские чувства, например. Вы верите, что такое и правда возможно с подобного рода людьми?

— Ох. Я очень часто играл роли в фильмах, отражающих реальные события, не знаю, возможно, оттого, что я много читаю и думаю над тем, что происходит в мире. Но никогда — Боже упаси — не пытался сознательно нести с экрана, как это сейчас называют, месседж, послание человечеству. Мое дело — два часа развлекать публику в кинозале. Но если все-таки к этому прибавляется что-то еще, я очень рад. Так вот отвечу на ваш вопрос: сейчас всем нужна надежда, мы переживаем очень непростые, депрессивные времена.

И мы не хотели лишать никого этой надежды. Любовь способна победить зло? Да, думаю, способна.

— Уходите немного от ответа, ну да ладно. Вы ведь и сами прошли серьезный путь. Еще десять лет назад репутация бежала впереди вас, даже ваша будущая жена не сразу решилась с вами встречаться из-за этого…

— Да, Кэтрин поначалу так мне и объявила. Мол, опасается меня и моей сомнительной репутации плохого парня. Но ведь я изменился! Успокоился, стал мягче. Конечно, я точно знаю: это произошло благодаря появлению детей и жены, которая моложе меня на 25 лет. У моих друзей — внуки, а у меня — дети. И поэтому, наверное, мое либидо не является главной действующей силой, как это было раньше. И не потому, что я стар, а потому, что счастливо женат. Да благословит Бог Кэтрин за то, что ей нравятся пожилые мужчины. (Смеется.) В ноябре у нас десять лет со дня свадьбы, и для пары, которой предрекали немедленный разрыв, это не так уж и плохо. С тех пор как я встретил Кэтрин, полюбил ее и мы поженились, началась переоценка ценностей в моей жизни. А потом, когда рядом с прекрасной молодой женой, актрисой в самом расцвете женской красоты и сил, появились наши малыши, я окончательно и вполне осознанно расставил приоритеты. Семья — главное, а на втором и третьем местах — карьера и моя личная скромная борьба за ядерное разоружение. Все родители любят своих детей, это вроде бы очевидно, но как часто дети уходят из дома, от нас, а мы все еще пребываем в неведении — кто они, что у них на уме и за душой! Не узнали их, толком не поговорили, не поняли друг друга. И мы остаемся со своим партнером наедине. Знаете, иногда мы делаем гораздо больше усилий, чтобы понять незнакомых людей, чем тех, кто нам близок, кто рядом с нами… Когда у меня родился первый сын Кэмерон в браке с Диандрой, моей первой женой, я был далеко. Все время. И жена тоже не была готова к роли матери. Не хочу бросать в нее камень, но Диандра была еще слишком молода, и, хотя она рано потеряла своих родителей, собственный материнский инстинкт проснулся у нее значительно позже. А я работал как вол — мне нужно было сделать такую карьеру, добиться таких успехов, чтобы перестать числиться всего лишь сыном Керка Дугласа. В этот раз такой ошибки больше не сделаю. Дети — часть моей жизни с самого момента рождения. Как шутит Кэтрин, если бы я мог, то кормил бы их грудью.

Она права в том, что я не просто рядом живу, я делаю все то, что делают не только отцы, но и матери, всю эту работу: кормлю детей, гуляю с ними, разговариваю, вожу в школу, укладываю спать, пеку им блинчики на завтраки. Последние несколько месяцев Кэтрин играет на Бродвее в очень популярном мюзикле, восемь раз в неделю, приходит домой поздно, утром отсыпается, детьми занимаюсь я. И я — счастлив!

Впрочем, она все равно не умеет ничего делать на кухне, разве что воду вскипятить. (Смеется.) Дети, особенно в этом возрасте, любят тебя бескорыстно, не выносят суждений, не оценивают. И это так прекрасно и удивительно — быть любимым своими детьми! Не испытывая при этом чувства вины…

— Вините себя за то, что случилось с Кэмероном? (В апреле 31-летний Кэмерон Дуглас был осужден за хранение и распространение наркотиков и получил пять лет тюремного заключения. — Прим. ред.)

— Я не беру вину на себя полностью. В последние годы мы с Кэтрин многое сделали, чтобы наладить отношения с Кэмероном, он стал частью нашей семьи, обожает детей. Мы вместе ходили смотреть футбол, теннис, играли в гольф, он с нами путешествовал. Словом, моя жена сделала все и даже больше, чтобы он чувствовал себя родным и любимым.

А в последнее время, когда мы все стали жить в одном городе, мне казалось, опасность миновала. Ему нравится быть старшим братом. Дети тоже сейчас по нему скучают, и я их брал несколько раз на свидания с сыном. Мы с Кэтрин решили не скрывать от них ничего.

— Вы, Керк Дуглас и Кэтрин Зета-Джонс, написали письма в суд с просьбой вынести как можно более мягкий приговор Кэмерону…

— Это вполне естественно. Другое дело, мы не думали, что эти письма станут достоянием прессы и публики. Мы верили, что они останутся лишь в руках судьи. Увы… Нам хотелось, чтобы суд учел и тот факт, что способности сына здраво рассуждать и действовать были расстроены употреблением наркотиков... Кэмерон получил адекватное наказание, хотя мы очень боялись, что этот срок будет удвоен. Сын расплачивается и за наши гены.

Мой сводный брат Эрик умер шесть лет тому назад от передозировки, еще один брат долго участвовал в реабилитационной программе, многие родственники по линии матери Кэмерона — алкоголики, сам я злоупотреблял алкоголем, и, черт возьми, алкоголь может быть еще более страшным и разрушительным злом, чем наркотики. Я лечился в реабилитационной клинике, к сожалению, не миновала эта участь и старшего сына, впервые он попал туда в 17 лет. Он так же, как и я, не мог найти себя, над ним довлела не только моя тень, как в свое время надо мной отцовская, но и слава деда.

Помню, в школе он жаловался, что его сравнивают со мной и девочки уверяют, будто я кажусь им гораздо более сексуальным. То же самое было и у меня в детстве и юности.

Кэмерону не хватило удачи, силы воли и, безусловно, моего присутствия в его жизни, чтобы преодолеть опасные соблазны. Только те, чьи родные или близкие друзья были в подобной ситуации, находились в состоянии наркотической зависимости, понимают, какой это на самом деле кошмар. Я очень надеюсь, что у сына еще будет шанс начать все заново. И знаете, я верю, что исправительное учреждение, где он отбывает свое заключение, сейчас не самое худшее для него место на свете. Там у него будет возможность разобраться в себе.

Мой отец тоже очень переживает за судьбу внука и хочет еще успеть с ним пообщаться. Папе 93 года, прошло уже 11 лет с тех пор, как у него случился инсульт. И вот что я вам скажу как на духу: мы никогда с ним не были так близки, как в эти годы. И не потому, что он стал беспомощным и больным — отец в фантастически хорошей форме. Просто мы оба изменились. Ведь за несколько лет до инсульта он выжил в страшной автокатастрофе и решил, что Бог, вероятно, наказывает его за грехи.

С помощью своей жены Керк стал верующим человеком и начал, по его собственному выражению, проводить аудит своей жизни. Сейчас он считает этот самый удар едва ли не лучшим, что с ним случилось. Отец научил меня оставаться оптимистом при любых обстоятельствах. Недавно Керк заявил, что получил хороший сценарий и хочет сняться. Пришлось отшутиться, я сказал: «Отец, твоя страховка будет стоить дороже, чем бюджет картины». (Улыбается.)

— Не боитесь, что ваши дети тоже станут актерами и будут испытывать прессинг из-за своей принадлежности к знаменитой актерской династии?

— Дорогая моя, хочу я или не хочу — разве у меня есть возможность помешать или контролировать их желания? Конечно же нет. Дилан и Кэрис поразительно энергичные дети, я удивляюсь, как много они уже знают для своих лет, хотя иногда их кипучая деятельность может даже меня, человека крайне терпеливого, свести с ума.

Дилан и впрямь демонстрирует наклонности к лицедейству, совершенно потрясающе имитирует Элвиса Пресли — это его любимый номер. А танцует, как Майкл Джексон. Кэтрин устраивала вечеринку для своих партнеров по шоу, и первым на танцполе появился наш сын. Эффектно бросил на пол шляпу, скинул пиджак и начал отплясывать. Даже не знаю, откуда он набрался этих жестов. Ведь еще совсем недавно уверял всех, что мечтает стать архитектором. (Смеется.)

А Кэрис у нас — маленькая леди, берет уроки балета и играет на скрипке. Очень прилежная и дисциплинированная ученица. Правда, когда мы отдаем дочку с сыном бабушке с дедушкой, родителям Кэтрин, то потом приходится долго приводить их в чувство. Те страшно балуют внуков и позволяют им буквально сидеть у себя на голове. Но я хочу, чтобы они знали свои корни со стороны матери — ее родной Уэльс. Они даже говорят немного на местном, практически вымершем уже диалекте.

Мы с женой часто туда приезжаем и помогаем местным жителям, построили две клиники.

— Вы упомянули свою деятельность как борца за разоружение, прежде всего против ядерного оружия и атомной энергии…

— Да, это очень важно, на мой взгляд, в том числе не использовать атомную энергию даже в мирных целях. Например, на атомных электростанциях. Мои дед и бабушка родом из маленького городка недалеко от Чернобыля. Я там был и знаю, что после известных трагических событий от этого места ничего не осталось.

— А что бы вы хотели в глубине души для дочки и сына? Кем бы вам хотелось, чтобы они стали?

— Счастливыми людьми. Больше ничего. Чтобы они были здоровы и счастливы — не важно, от чего и почему. Но, увы, и это скоро не будет от меня полностью зависеть.

— Давно уже ходят слухи, что вы с Кэтрин хотите снова (как в «Траффике») сняться вместе…

— Только при одном условии: в сценарии у Кэтрин должен быть молодой и красивый любовник, а я в конце его убиваю. И клянусь, зрители моего героя обязательно поймут и оправдают.

Автор: Мария Обельченко