Полтора месяца назад я, 30-летний мужчина, неожиданно узнал, что папа и мама мне не родные. А мой день рождения надо отмечать совсем не в тот день, в какой я привык. Невозможно передать, что я пережил в тот момент...» — рассказывает телеведущий Арчи.

«В июле обо мне снимали телепрограмму. Зашел разговор о родителях, и корреспондентка спросила: «Когда вы последний раз видели папу?» Я уже 12 лет живу в Москве, отец остался в Минске, кроме того, после его развода с мамой отношения у нас не идеальные. Я честно сказал: «Мы виделись с папой пять лет назад». Телевизионщики продолжают: «А хотели бы увидеться?» Говорю: «С удовольствием, своего сына бы ему показал». Отец видел внука только сразу после его рождения, шесть лет назад. Кстати, моей бабушке скоро 85 лет — я собираюсь в Белоруссию, вот прекрасный повод встретиться с отцом».

Корреспондентка предложила: «Мы устроим вашу встречу. Дайте нам его телефон». Через несколько дней она звонит: «Мы привезли вам видеопослание от папы». Я обрадовался: «Спасибо! Только давайте я без камеры сначала его посмотрю — ведь я так давно папу не видел». Приехал на встречу, а меня всего трясет от волнения. Еще раз прошу не включать камеру, сажусь поудобнее и вижу на экране отца. Он говорит: «Сынок, не обращай внимания на наши прежние ссоры. Я тебя все равно люблю, хоть ты нам и не родной — мы тебя взяли из детдома. Зовут тебя Володя Бурчаков, а не Артур Цветков. И родился ты не 1 января, а 8 февраля…»

Я слушал и не понимал, что он говорит. Только вдруг подумал: «Так вот почему я такой неклассический Козерог! Я, оказывается, Водолей». И еще: «Надо же, я не Артур, а Вовка…»

В этой истории меня потряс не столько сам факт, а то, что «новость» папа не сообщил мне лично. Я смотрел в папины глаза и не понимал, как он мог так поступить — сказать такие вещи через чужих людей. Возможно, он хотел себя обелить после ухода из семьи: мол, я такой хороший, воспитал чужого ребенка… В полном оцепенении просидел минут пять, потом закурил...»

С того дня прошло полтора месяца, но Арчи до сих пор не может свыкнуться с мыслью, что был усыновлен. Ведь мама его всегда безумно любила. В детстве Арчи был очень болезненным ребенком. «Бабушка рассказала, что, когда меня, годовалого, привезли из детдома, на меня было страшно смотреть — такой был паршивенький. Но моя святая мама положила все силы и деньги, чтобы меня вылечить. Она бросила работу и всю себя отдала семье и мне, единственному своему ребенку (у папы в первом браке рос сын). Спасло меня то, что мой отец — военнослужащий, и, когда я родился, он служил в Германии. Мама там обратилась в «Красный крест», и немецкие врачи меня постепенно вылечили. Но сколько до этого ей пришлось со мной пережить!..

С началом перестройки папу отправили служить в Куйбышев, затем в Вольск. После сытой Германии пришлось жить в нищете, когда продукты по талонам. Потом отца перевели в более благополучное место — в Венгрию…

С детства я так привык к кочевому образу жизни, что теперь, если больше двух недель не выезжаю из Москвы, начинаю паниковать — почему засиделся?! В Будапеште я пошел в пятый класс и стал считать себя вполне взрослым — начал прогуливать уроки. Вокруг столько соблазнов: трасса «Формулы-1», знаменитая выставка технологий, магазины с недоступными в СССР товарами. Когда на каникулы мы приезжали к родственникам в Белоруссию, я привозил двоюродным сестрам и братьям жвачку, наклейки, значки, машинки, потом двухкассетные магнитолы «Шарп»…

Школу оканчивал уже в Минске. Педагоги советовали идти в математики — я занял второе место по этому предмету на республиканской Олимпиаде. А отец надеялся, что пойду в Суворовское училище — он же у меня потомственный военный. Но я хотел заниматься шоу-бизнесом, мечтал о телевидении. Еще в Будапеште увлекся современными танцами, слушал модную музыку, ходил «качаться» в спортзал, а когда приехал в Минск, устроился в модельное агентство — преподавал девушкам хореографию, ставил показы. Я, девятиклассник, получал в месяц в два раза больше, чем отец…»

К старшим классам отношения Арчи с родителями испортились. Несмотря на то что освобождение от армии он получил абсолютно честно, потому что при своем имидже качка имел проблемы со здоровьем, отец это пережил тяжело. «Он всегда был жестким, даже суровым человеком, и когда я сказал, что не пойду в военные, не смог снести этот «позор». А любимая мамочка не смогла смириться с тем, что ее единственный сын вырос, стал проявлять амбиции (в 17 лет я открыл модельное агентство). Нам стало трудно общаться. И, как только я поступил в колледж на факультет экономики, тут же стал снимать квартиру… Теперь понимаю, как сложно было маме. Ведь отец тяжелый, суровый человек, а она очень эмоциональная женщина, с ранимой душой. К тому же маме пришлось много лет хранить тайну моего усыновления. А потом мой папа бросил ее. Маме показалось, что все те, ради кого она жила, — сын, муж — предатели. И ее израненная душа не выдержала. Мама зацикливалась на мелочах, устраивала скандалы, уходила в запои — иногда на недели…

Получив диплом, я тут же отправился в Москву. В этот момент отец подал на развод, а заодно и в суд — с требованием выписать меня из нашей квартиры (он собрал показания свидетелей, что я там не живу). Больше всего меня поразило, что из-за обычной двушки отец судился с нами целых четыре года.

В начале процесса я сразу сказал маме: «Мне ничего не надо — я заработаю на квартиру. Давай плюнем на эти пятнадцать квадратных метров, и вы с папой помиритесь. Мне так тяжело видеть, как вы собачитесь». Но она уперлась: «Как же так — я умру, и ничего тебе не оставлю?!»

Я начал присылать маме деньги на адвокатов. Было непросто, поначалу в Москве я зарабатывал мало: без особого успеха бегал по актерским и модельным кастингам, работал менеджером в клубе, официантом. Не мог даже один снять комнату, арендовал ее с двумя ребятами. И так «мыкался» лет пять…

Тем временем наша тяжба дошла до Верховного суда Белоруссии, и мы проиграли. Меня выписали из квартиры в никуда. После оглашения решения суда мама была в предобморочном состоянии: «Успокойся! Разделите квартиру на две части и живите спокойно».

А потом подошел к отцу, на которого, несмотря на его поступок, зла не держал, и сказал: «Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, ты просто позвони». Но он не позвонил, не написал — до тех пор, пока не наговорил ту кассету...

После суда родители разменяли квартиру. Мама переехала в городок Осиповичи, где живет ее родная сестра. Самое смешное, что в этот же городок потом переехал папа со своей новой, третьей семьей — он женился на женщине с ребенком. А я из-за отсутствия штампа о прописке в Белоруссии шесть лет в Москве просуществовал в статусе бомжа — не мог начать оформлять российское гражданство, получить медобслуживание. Даже когда уже работал на телевидении и имел какую-то популярность, вылетая в разные города на ведение корпоративов, каждый раз должен был объяснять милиционерам, почему я лицо без места жительства…»

На телевидение Арчи попал в 2003 году. Когда начал работать корреспондентом на Муз ТВ, многие говорили: «У него ничего не получится — он смазливый, но «не говорящий». И действительно, Арчи тяжело давались монологи в кадре. Но парень мечтал о телевидении с детства, и поэтому старался «заговорить» как можно скорее. Полгода работал без зарплаты, только чтобы появляться в эфире и набираться опыта. С Гариком Харламовым вел «Натуральный обмен», с Василием Куйбаром и Алексом Ди — программу «МузZone». Потом ушел на MTV — Арчи вел программы о кино, о фитнесе, работал на прямых эфирах. На MTV было принято использовать оригинальные псевдонимы, а друзья с детства звали его Арчи, так что искать новое имя не пришлось. Потом было «Утро на ТНТ»…

«Телевидение свело меня с моей будущей женой — Катя вела на канале «Россия» программу «Время деловых людей, — рассказывает телеведущий. — Но познакомились мы не в студии. Одно время я работал управляющим клуба «Virus» бизнесмена Умара Джабраилова. Я выглядел очень пафосно, поскольку обычно тусовался с начальником его охраны. Из-за этого все думали, что я член семьи Джабраилова, очень крутой «перец». Еще бы — мы ездили на таких тачках! Знали бы люди, что этот «родственничек», то есть я, — человек без прописки и жилья…

Так вот, однажды я отправился на вечеринку, на которой награждали самых ярких представителей светской тусовки. Вдруг за одной из наград на сцену выходит симпатичная девушка.

Она так меня зацепила, что я тут же нашел общих знакомых и попросил: «Скажите ей, что я обязательно заеду в ресторан поздравить ее с наградой». И приехал — с корзиной цветов и в белоснежных сапогах-казаках, которыми надеялся покорить сердце незнакомки. Как оказалось, покорил. А Катя просто сразила меня своим умом…

Мы начали встречаться. Но у Кати до меня был роман с директором группы «Браво» Володей, и она все не могла ему сказать, что полюбила другого. Помог случай. Я приехал к Кате домой поздравить ее с 8 Марта и остался. На следующее утро мы просыпаемся от звонка в дверь. Катя говорит: «Это Володя, но я не хочу с ним разговаривать». Пришлось мне встать, открыть Вове дверь. Мы посидели с ним на кухне, выпили, все обсудили. Я объяснил ему, где выход из квартиры, где метро…

Через два года мы с Катей поженились. А еще через два у нас родился сын Глеб. После этого Катя ушла с работы, ведь должен кто-то в семье заниматься ребенком. Жалею только, что у меня совсем мало остается времени на общение с Глебом. Вот недавно едем мы из Осиповичей, с юбилея моей бабушки, в поезде, и сын мне говорит: «Давай в картишки перекинемся». Я даже не понял, о чем речь. А он: «Ну в дурачка или в очко?» Оказывается, прадедушка его научил, а я этот момент развития ребенка пропустил…»

Сейчас у Арчи есть все, что надо для счастья, — любимая семья, работа, квартира в Крылатском, машина, дача. Нет, правда, в данный момент интересного телепроекта, но Арчи считает, что ждать осталось недолго. А пока он снимается в клипах, работает как диджей, ведет всевозможные мероприятия, планирует поступить в «Щуку» на актерское отделение, потому что очень хочет работать еще и как актер. Этим летом впервые снялся в кино в главной роли. Ирония судьбы: Арчи так старательно бежал от карьеры офицера, а в своем кинодебюте играет именно крутого спецназовца (поэтому шесть раз в неделю занимался единоборствами под руководством бывшего десантника). Так что жизнь Арчи вполне сложилась и текла своим чередом. И ему бы никогда в голову не пришло, что ошеломляюще новое в нее принесет не работа, а родители…

«Нет ли у меня желания отыскать свою настоящую мать? Ни на секунду не возникло. Потому что, несмотря ни на какие гены, для меня существует только одна самая настоящая и любимая мамочка — та, что меня воспитала. Меня мучило другое: как сказать маме, что я уже в курсе тайны своего происхождения? Ведь с ее расшатанной нервной системой она могла нафантазировать, что теперь я ее разлюблю. А это не так: сообщение отца ничего в моем отношении к ней не изменило. Наоборот, заставило еще больше оценить те труды, которые она вложила в мое воспитание...

Я решил: сообщу об этом на юбилее бабушки. Приехав с Глебом в Минск, сначала встретился с отцом. Взял сына, еще двух племянников и назначил ему встречу в парке. Отец пришел, но минут 15 стоял в отдалении — не мог подойти, видимо, боялся, что я скандал устрою. А я немножко близорукий, поэтому не видел, что мужик за деревом — это он. Двоюродная сестра подсказала: «Это же твой батя».

Я подошел к нему, обнял. О кассете не вспоминал, мы проговорили час, я пообещал навестить его маму — она живет в Москве. А на следующий день вся наша семья собралась на юбилей бабушки. Отца не позвали — мама до сих пор его не простила. За то, что оставил меня без жилья, за то, что бросил ее. Когда мама случайно увидела фото из парка, где я снялся с отцом, ей стало плохо…

Целый день я не мог завести с ней разговор. Вечером, когда мама пошла в магазин, проинструктировал родственников: «Так, я все знаю и сейчас об этом скажу маме...»

Родичи обалдели — они-то все были в курсе нашей семейной тайны, но тридцать лет молчали. А моя бабушка — лучшая бабушка на свете, с самыми вкусными борщами, с самыми добрыми глазами, свет в которых не погасил даже немецкий концлагерь, — разрыдалась. Все запричитали: «Артурчик, скажи, что ты к нам и теперь будешь приезжать…» Я сам расплакался: «Да вы же моя родня, самые близкие и любимые…» Когда мама вернулась, я сел рядом с ней, долго рассказывал, как ее люблю, какая она у меня замечательная. И только потом добавил, что «все знаю» и чтобы она по этому поводу не переживала. Дальше она меня не слышала — словно впала в ступор. А потом разрыдалась…

Я решил рассказать эту историю, чтобы на всю страну поблагодарить маму и папу за то, что они меня усыновили и вырастили. Моей маме всю жизнь буду в ноги кланяться за то, что она сделала для меня. Если бы не она, где бы был тот Володька Бурчаков? Для меня абсолютно не важно, что я усыновлен. И все те обиды, которые у меня когда-то были на родителей, я теперь забыл… Не скрываю эту историю еще и потому, что хочу, чтобы женщина, которая 8 февраля 1980 года родила Володьку Бурчакова, знала, что ее сын в порядке. Не хочу ее видеть, не буду ее искать — мама у меня есть и другая мне не нужна. А биологической родительнице просто хочу отпустить грех, чтобы она не мучилась. Если она, конечно, мучилась, отказавшись от ребенка…

Не верю в мистику, но за последние полгода жизнь дважды показала мне, что все в нашей судьбе не случайно. Вместе с Ирой и Сережей Безруковыми я являюсь членом Попечительского совета одного благотворительного фонда, который помогает детям, больным лейкемией. Часто веду в детском онкоцентре всевозможные мероприятия. И там у меня есть дружбан — детдомовец по имени Вовка. Мы с ним как-то особенно сдружились. И вот теперь я узнаю, что детдомовец Вовка — это же я…

Весной, 1 апреля, у меня сгорела дача. Я был на дне рождения Сережи Лазарева, а мне звонят, мол, пожар. Сначала подумал — розыгрыш, но потом оказалось, что правда. Дом сгорел. А через пару месяцев мое креативное агентство начало работать над одним крупным проектом — я придумываю концепцию музея современного искусства в Элисте. Когда спросили, что хочу получить в качестве гонорара, я вдруг подумал, что надо попросить построить уютный детский дом. Новую дачу-то я сам построю, а кто поможет детям без родителей?! И ведь тогда я еще не знал, что сам детдомовский… У меня на спине есть тату на древнекитайском: «Каждый видит людей через призму своей испорченности». Я всегда больше верил в силу добра. А сейчас, узнав правду о себе и моих родителях, стал верить в это еще больше…»

Автор: Инна Фомина