На третьи сутки после закрытия границы Венгрии/ЕС у сербского КПП Хоргош скопилось уже под 10 тысяч беженцев. Здесь появился стихийный палаточный город. Хотя палатки есть далеко не у всех. Многие спят прямо на асфальте, кто успел к волонтерской раздаче — получил спальный мешок. Больше всего людей — у закрытых ворот венгерского КПП, беженцы здесь буквально спят впритык друг к другу — спина к спине.

— Если ворота все-таки откроют, даже хотя бы на минуту, у нас будет шанс пройти, — говорил мне сириец Хаким, бежавший из Хомса, где у него был видеосалон.

Кто не успел занять место на асфальте у ворот, располагается на земле в поле. Каждую минуту с юга сюда прибывают все новые люди — группами по 10–20 человек. Они еще не знают, что Венгрия закрыла для них проход в Северную Европу, и, видя ворота с колючей проволокой, спрашивают волонтеров, что случилось и когда снова начнут пропускать. Никто не верит, что проход для них в этом месте закрыт окончательно.

— Это невозможно, мы столько шли! — говорил Хаким. — Мы шли в Германию, никто не останется в Венгрии, почему они так боятся?

— Они хотят, чтобы вас приняли богатые арабские страны.

— Но это же смешно! — сказал Хаким. — Они имеют в виду Эмираты или Саудовскую Аравию? Но Сирия для них враг. Во-первых, Сирия — шиитская, во-вторых, все-таки светская страна. Я хочу сказать, что мы гораздо ближе к Европе, чем к арабскому миру.

— Местные в это не могут поверить.

— Но пусть посмотрят на нас! — расстроился Хаким. — Мы потратили кучу заработанных денег, чтобы добраться сюда! Богатые уже давно уехали из-за войны, бедняки не выберутся оттуда никогда, так что сейчас бежит средний класс.

К четвергу в Хоргоше было не протолкнуться. Волонтеры и журналисты, кто на автомобилях, подвозили воду, но на всех не хватало. Еще хуже было с едой. Те беженцы, у кого остались деньги, ходили в сельский магазин. Остальные занимали очереди за сухпайками, которые раздавали несколько раз в день. Подростки уходили в поля и возвращались с капустой и кукурузой. В конце дня хозяин этой соседствующей с границей сербской фермы распорядился протянуть к стихийному лагерю беженцев несколько водопроводных шлангов и привезти еще овощей.

Днем температура поднимается до +34. Вдоль дороги вырастают кучи мусора. Женщины с детьми бегают в лесопосадки, мужчины используют пустые бутылки. Чиновники — представители Верхового комиссариата ООН по делам беженцев появляются в Хоргоше только раз и на вопрос о биотуалетах отвечают так: «У нас здесь в 15 километрах официальный лагерь, где есть данные удобства, — пожалуйста, пусть приходят».

— Но люди расположились здесь, на границе, а не в вашем лагере, — сказали мы.

— Они расположились здесь, а потом все равно уйдут. А мы что должны? Поверьте, комиссариат лучше знает, что делать, — раздражено ответил ооновский чиновник.

Напряжение на границе стало расти во вторник, когда под венгерским забором беженцы устроили что-то вроде страйка, требуя пропустить их внутрь. Люди свистели и хлопали, у кого-то в руках был самодельный плакат «Ангела Меркель, пропусти». С соседней свалки люди притащили с десяток автомобильных шин. Из-за спин полицейских, выстроившихся в два ряда, кто-то на английском выкрикивал в адрес беженцев: «Здесь вам нет пути! Идите в Хорватию и пробуйте там!» Затем то же самое голос повторял на арабском.

Нервы по обе стороны забора сдали в среду, когда беженцы стали расшатывать эту непрочную конструкцию, а полицейские распылили слезоточивый газ. В ход пошли покрышки, их жгли, как на киевском Майдане, чтобы создать невидимую завесу и прорваться внутрь. Молодежь кидала в полицию гальку. Та отвечала водометами.

— Хотя бы напоили, — шутили затем волонтеры.

Уже спустя час беженцы отступают. Пострадавшим помогают венгерские и сербские врачи-добровольцы.

Нужин, шестьнадцатилетнюю девочку-инвалида из разрушенной войной провинции Алеппо, я встречаю на дороге рядом с КПП. Она спрашивает на английском, как доехать до Хорватии. Отвечаю, что, может быть, километров двести пятьдесят.

— А вы не из Германии? — снова спрашивает Нужин.

— Из России.

— Правда? — улыбается она. — У нас очень любят Россию, и мне она очень нравится. Я много читала про Санкт-Петербург и влюбилась в него! Вы не оттуда? Вы первый русский, кого я вижу.

— Приятно познакомиться, Нужин, — говорю.

— И мне приятно! — отвечает девочка. — Я знаю, что русские всегда хорошо к нам относились, и я слышала, что переживают за нас, что мы ищем новый дом.

— Не то слово, — говорю.

— Я знаю, — сказала она. — Передайте себе домой спасибо и большой привет от Нужин!

Павел Каныгин