О кризисе, накрывшем нашу страну за последний год, чаще говорят в макроэкономических терминах, оценивая падение ВВП, дефицит бюджета, промышленный спад, удешевление нефти и ослабление рубля. Но у кризиса есть сугубо человеческое измерение. Последние соцопросы наглядно показывают, что россияне чувствуют его тяжелое дыхание: экономят на покупках и путешествиях, волнуются по поводу роста цен и снижения доходов, боятся остаться без работы и средств к существованию. О социальных последствиях экономического кризиса мы беседуем с директором Института социальной политики и социальных программ НИУ ВШЭ, доктором экономических наук, академиком РАЕН Сергеем Смирновым.

— Сергей Николаевич, как кризис сказался на жизни обычного человека, его семейном бюджете?

— Очевидно, что маленькая семья, которая является частью большой России, испытывает достаточно серьезные проблемы. Я бы сказал, что в нынешних обстоятельствах меняется ее отношение к окружающему миру, к действительности. Показатели Росстата, касающиеся социальной сферы, удручают. Возьмем, к примеру, такой показатель, как среднемесячная начисленная заработная плата. Если посмотреть итоги семи месяцев текущего года (январь–июль) и сравнить с показателем за тот же период 2014-го, она сократилась на 8,8%. Это не статистическая ошибка, это реальность, которая очень осязаема для бюджетов домохозяйств. А реальные располагаемые доходы населения сократились за тот же период где-то на 3%.

— Эта цифра вызывает сомнения. По ощущениям, они сократились намного больше…

— Думаю, что эти ощущения связаны с восприятием инфляции. Июльская инфляция была сравнительно небольшой, в августе она начала ускоряться, и ценники стали меняться достаточно заметно. Почему это бросается в глаза? Потому что в первую очередь опережающими темпами дорожают жизненно важные товары. А уже во вторую — автомобили, бытовая техника, мобильные телефоны. Кроме того, в своих июльских данных Росстат не вполне учел рост тарифов на ЖКХ после 1 июля. А квитанции к нам уже пришли, и, скажем, в Москве, где появилась дополнительная строка взносов на капремонт, этот рост был наиболее заметен. Пенсионерам проиндексировали пенсии, но продукты, входящие в их потребительскую корзину и формирующие прожиточный минимум, выросли в гораздо большей степени. Впервые с 1998 года мы наблюдаем картину, когда реальный размер назначенных месячных пенсий сократился по сравнению с предыдущим годом.

— Официальная безработица в России не превышает 6% — более чем благополучный показатель. Но эксперты говорят о заметном росте скрытой безработицы. Кроме того, резко растет безработица среди молодежи. Как вы оцениваете ситуацию на рынке занятости в стране?

— В 90-х годах безработица у нас была небольшая, но при этом были отпуска без сохранения содержания, неполная рабочая неделя. Это базировалось на социалистической психологии полной занятости, на исходящем от работодателя постулате: «Я закрываю глаза на ваше отсутствие на работе, а вы пытаетесь сами как-то адаптироваться». Сохранялся стаж для начисления пенсий, при этом люди приспосабливались к условиям рыночной экономики. Сегодня мы имеем дело с сохранившимся синдромом тех лет.

Новый сигнал — в последнее время начало расти число официально зарегистрированных безработных, которых уже около одного миллиона. Это граждане, стоящие на учете в региональных органах по труду и занятости. Раньше люди неохотно регистрировались на биржах труда, а сейчас часть из них осознала, что имеет смысл переждать нелегкие времена именно в таком статусе. Какое-никакое пособие по безработице платят, хотя максимальный его размер — 4900 рублей — не корректировался с декабря 2008 года. Минимальный размер — 850 рублей, но для кого-то и эти деньги являются подспорьем.

— Интересно, что можно купить за такие деньги?

— Я, кстати, посмотрел статистику Росстата за первое полугодие — как раз для того, чтобы понять: чего мы можем купить на наши доходы больше, чем в прошлом году. Оказалось — только картошки и поваренной соли. По всему остальному покупательная способность резко, процентов на 30, снизилась. Речь идет о молоке, масле, сахаре — то есть о тех продуктах, которые мы потребляем каждый день. Исправить эту ситуацию правительство не в состоянии.

— Насколько бьет по кошелькам инфляция?

— В определенные периоды времени инфляция не так уж и болезненна. Когда был бум нефтяных цен, о ней вообще забыли. Денежные доходы населения росли быстрее. Даже в кризис 2008–2009 годов пенсии были проиндексированы выше инфляции, поскольку финансовые резервы позволяли. В 2009-м сложилась парадоксальная ситуация: реальный размер заработной платы сократился, а реальный размер назначенных месячных пенсий увеличился. Сейчас дела обстоят несколько иначе. Когда отсутствует подпитка экономики нефтедолларами, люди чувствуют инфляцию уже всерьез, постоянно видят, как она съедает их нерастущие доходы, ощущают, что цены взлетают и что купить можно все меньше и меньше товаров. Средний класс стал всматриваться в ценники, чего не было уже давно — по крайней мере, с середины нулевых.

— Есть ли шанс, что рост цен затормозится?

— Инфляция разгоняется. Год назад индекс потребительских цен составил 7,1%. А сейчас, за семь месяцев 2015-го — уже 16%. Правда, нам Минфин обещает, что в целом за год он понизится до 12%, но я не очень понимаю за счет чего. Июль-август — традиционно самые благоприятные месяцы с точки зрения инфляции, поскольку на рынок приходит достаточно дешевая плодоовощная продукция. Но в минувшем августе инфляция составила 0,4%, хотя в другие годы она была минусовой. Я нахожу этому объяснение в снижении уровня конкуренции на аграрном рынке из-за наших контрсанкций. Когда нет конкуренции, любой производитель задирает цены.

— Скоро депутаты возобновят бюджетный процесс. Между тем Минфин, чтобы свести концы с концами в дефицитном федеральном бюджете, покусился на «святое» — социальные статьи, которые он уже подверг секвестру и еще готов сократить. В частности, за счет индексации пенсий и социальных пособий на 2,6 трлн рублей. Будут ли, на ваш взгляд, одобрены такие решения и как это скажется на населении?

— В тех экономических условиях, в которых сегодня оказалась Россия, страдают в первую очередь люди с фиксированными доходами. Те, у кого нет возможности заработать иным способом. Это бюджетники и неработающие пенсионеры. Идея Минфина недоиндексировать пенсии, наверное, имеет право на существование в тяжелые для экономики времена. Но если это решение пройдет, оно будет иметь очень нехорошие последствия с точки зрения полной отмены идеологии пенсионной реформы. А в эту идеологию с 2002 года закладывалась следующая идея: чем больше ты заработал, тем больше у тебя пенсия.

По расчетам Минфина на три года вперед, недоиндексация будет составлять где-то 70–80% к прогнозируемому уровню инфляции. Подчеркну — к прогнозируемому, поскольку индексация происходит в феврале, а как сложится следующий год с точки зрения инфляции, неизвестно. От недоиндексации не пострадают пожилые люди с низкими пенсиями, потому что ниже прожиточного минимума в соответствующем субъекте РФ они, согласно федеральному законодательству, получать не могут. А вот пенсии, скажем так, высокодоходных пенсионеров сократятся и скатятся в итоге к тому же самому прожиточному минимуму. Это ставит крест на самой идее пенсионной реформы, интерес к тому, чтобы самому заработать себе на старость, будет подорван навсегда.

— Раз мы заговорили о прожиточном минимуме, самое время узнать, каков на сегодняшний день уровень бедности в России?

— Недавно зампред правительства по социальным вопросам Ольга Голодец назвала цифру в 22 млн человек. Это чуть больше одной седьмой части населения. В России нет нищеты, но есть бедность — это печально, но факт. И самое неприятное, что все больше людей из среднего класса начинают сползать вниз и балансировать где-то на грани прожиточного минимума.

— Может ли такая жизнь подтолкнуть людей к каким-то формам социального протеста?

— Пока часть экономики в тени, и именно там люди обеспечивают себе средства существования, какого-то социального взрыва ожидать не стоит. Кроме того, как вы знаете, в этом году были снижены минимальные цены на водку. Для определенной части населения это сигнал, что все в экономике хорошо.

Евгений Андреев