Оба моих деда – ветераны, прошедшие всю Великую Отечественную. Тут можно сказать очень многое, да многое и говорится, и повторяется многократно. Но лишь недавно я задумался о других людях, современниках моих дедов, о которых вспоминать, к сожалению, не принято.

Некогда моя бабушка вышла замуж за командира Красной Армии. В 1937 году, как гласит семейное предание, за ним тоже приходили – но он был в командировке и потому остался на свободе. Он прошел всю войну, вернулся живым, здоровым, с орденами. У него родилось трое сыновей, один до войны, мой отец, и двое после. И теперь есть кому хранить память о нем.

А сестра бабушки вышла замуж за другого человека. За ним пришли, его застали и, как выяснилось после реабилитации, он был убит во время следствия. Его сын погиб в результате несчастного случая, его вдова так никогда больше и не вышла замуж. И теперь его некому поминать. Я, к своему стыду, даже не знаю имени этого человека, только фамилию – Круглов. Сестра моей бабушки носила ее до конца своей жизни.

Фронтовиками всегда было принято гордиться. А такие истории пересказывать было не принято, особенно в советские годы. Детям тех, кто сгинул в тюрьмах и лагерях, часто рассказывали вымышленные истории про родителей и даже после реабилитации чаще предпочитали об этом не говорить. Печальный факт из семейной истории, который лучше не трогать, то ли дело – дедушка-ветеран!

А ведь это несправедливо. Я не знаю, каким он был, мой родственник Круглов. Он не совершил подвигов на поле боя, не получил за них медалей и орденов – у него просто не осталось такой возможности. Он погиб во время следствия… не потому ли, что отказывался дать ложные показания на кого-то из своих знакомых? И если так – разве это не подвиг? И куда более трудный, чем подвиг в бою, когда ты в едином ряду с товарищами, когда вся страна смотрит на тебя с надеждой.

И даже если не так героически он себя вел… Все ли из ветеранов совершили личный подвиг? Разве не было среди них тех, кто был убит в первом же бою, прежде чем успел сам выстрелить во врага, кто не успел даже добраться до линии фронта и погиб на марше при обстреле или бомбежке? Неужели не было тех, кто иногда вел себя не самым геройским образом? Наверняка были, но мы почитаем их всех, не пытаясь измерить степень заслуг каждого. Все они – солдаты своей страны, без них список победителей будет неполон.

Мы почитаем и тех, кто трудился в тылу. Почитаем детей блокадного Ленинграда, хотя они, если посудить, и вовсе не собирались совершать никаких подвигов, когда война пришла в их дом. Мы помним их не столько за заслуги, сколько за то, что им пришлось пережить, пусть даже против собственного желания. Помним, чтобы не забыть о цене и смысле Победы, чтобы никогда больше не пришлось «повторять», как пишут от невежества или сдуру на стеклах автомобилей те, кто и дня не провел на передовой.

День Победы всегда был праздником «со слезами на глазах» – именно так встречались ветераны у Большого Театра, вспоминая страшное прошлое. Некоторые несли плакаты с названиями и номерами частей, чтобы найти в толпе однополчан… Но никогда и нигде не собирались в определенный день бывшие узники ГУЛАГа, не обнимались на глазах у восхищенных и благодарных детей, не вспоминали убитых и умерших от болезней и ран, не несли плакатов с номерами лагерных пунктов. Они скорее прятали свое горе.

«Настало время отдать дань памяти тем, кто умер не на полях сражений, а в кабинете следователя, в лагерном бараке, на золотом прииске»

Кто знает, может быть, не последняя причина поражений 1941-1942 годов и заключалась в том, что накануне этой войны было уничтожено множество людей, готовых защищать свою Родину, в том числе большинство командиров высшего звена. И теперь, когда так немного этих людей осталось в живых, может быть, настало время отдать дань памяти тем, кто умер не на полях сражений, а в кабинете следователя, в лагерном бараке, на золотом прииске?

Не потому, что эти люди все были безупречными героями, как не были ими и все поголовно фронтовики. Но потому, что все они, заодно, оказались жертвами бесчеловечных идеологий двадцатого века. Без них нет истории этой эпохи. И для того, чтобы никогда такое не повторялось впредь. Идеологий может быть много, лозунгов и знамен – еще больше, а жизнь у каждого человека одна. И она достойна памяти.

Какой может быть форма этого поминовения, не так уж и важно. Например, 30 октября на Лубянской площади у камня, специально доставленного с Соловков, читают имена и фамилии людей, убитых во время Большого террора. Есть и такой замечательный проект «последний адрес» – таблички с именами людей устанавливают на тех домах, где они жили перед арестом.

В любом случае это должно быть возвращение имен (да, мне стыдно, что я не знаю имени своего родственника, но я обязательно постараюсь его разузнать у тех, кто помнит). Возвращение части нашей собственной истории, нашего прошлого, нашей памяти. Не потому, что мы перед кем-то обязаны это сделать – а потому, что это часть нас, нашего народа, нашего прошлого и настоящего.

Кто-то увидит здесь противопоставление зеков и фронтовиков, но это совершенно неверно. Многие побывали и там, и там, включая, к примеру, маршала Рокоссовского, но не всем, как ему, повезло выжить. Вообще, мы слишком привыкли к этим противопоставлениям: красные и белые, коммунисты и демократы, патриоты и либералы…

И только большая беда – как война или террор – снимает противопоставления. И чтобы новой такой беды избежать, и нужна нам память обо всех жертвах двадцатого века, без исключений. О «миллионах убитых задешево», как написал Мандельштам перед тем, как стать одним из них. И пусть эта память будет дорогой, слишком она недешево нам досталась.

Автор - Андрей Десницкий