Удивительным образом, в общественном сознании (или в том, что в нашей стране именуется общественным сознанием) на этой неделе доминировали две темы. Первая – объявленная Надеждой Толоконниковой голодовка, ее письмо с беспристрастным описанием жизни женщин-заключенных в одной из мордовских колоний. Другая – бесконечное пережевывание экспортных подвигов Путина и его команды на Валдае: означают ли их намеки и кивки предстоящее раскручивание гаек, чем обернется милостивое разрешение оппозиционерам участвовать в муниципальной политике, случится ли амнистия по «Болотному делу» и т.д. Взаимодействие двух этих тем позволяет понять кое-что существенное в нашей жизни.

Многих действительно потрясло спокойное, и от этого еще более убедительное, изложение чудовищных условий содержания женщин в российской колонии. Это ледяное дыхание ГУЛАГа. Перед нами предстала система функционирования нормального концлагеря. Рабский труд до изнеможения, физическое насилие и низведение человека до полуживотного состояния, когда желание удовлетворить естественные потребности — поесть, поспать, справить нужду и подмыться — вытесняет все прочие мысли и стремления. Администраторы концлагерей специально создают такую систему, дабы превратить любого в послушную скотину. В этой системе нет места Богу, его естественным образом замещает замначальника колонии, в чьей власти разрешить пописать или отказать. Замечу, что на этом фоне особенно искренними выглядят путинские инвективы в адрес европейских государств по поводу утраты теми христианской идентичности… Думаю, неслучайно в ту же самую колонию раньше Толоконниковой попала Светлана Бахмина, одна из репрессированных по «делу ЮКОСа». Одна из тех, которых было приказано сломать.

Больше всего поражает то, насколько эта система оказывается эффективной. Сотни нынешних заключенных, десятки тысяч прошедших этот ад принимают все эти пытки как должное. Они не пытаются протестовать, не пытаются наказать мучителей. Они раздавлены. И это — модель поведения, которой руководствуется другая Россия, а не то меньшинство, которое выходит на улицы Москвы и голосует за Навального. Речь о других, представляющих большинство, о вполне законопослушных и никогда не сидевших в тюрьме, им не возбраняется ходить по улицам (по крайней мере пока). Но они чрезвычайно зависимы от любого чиновника, который в каждом конкретном случае начинает играть роль Господа. Дать или нет горячую воду, отремонтировать или нет пришедшее в ветхость жилье, разрешить ли врачам госпитализировать больного и выписывать дорогостоящие лекарства, прибавить пять копеек к пенсии или отнять ее вовсе — все в руках чиновника. Чиновник, чьи решения невозможно в принципе оспорить, представляет собой основу путинского государства. По существу дела, если отбросить крайности, устройство нынешнего режима чрезвычайно напоминает порядки мордовского концлагеря. Да, процесс справления нужды они пока что не регулируют, а вот предоставление горячей воды — очень часто. Задавленный этими ежедневными, специально создаваемыми свинцовыми мерзостями человек неизбежно теряет чувство собственного достоинства. Он послушно голосует за кого прикажут, послушно бредет под присмотром капо из администрации ЖЭКа на очередной путинг или собянинг.

Система, как видим, весьма эффективная. В ней есть один изъян: нет гарантии, что исполнители, то ли избыточно корыстные, то ли слишком рьяные, не перегнут палку. И тогда реализуется главный путинский кошмар: доведенные до отчаяния «простые» люди выйдут на улицу. Посему скрепя сердце власть вынуждена делиться, скармливая населению крошки от нефтяных богатств. Но здесь возникает другое противоречие. Стоит людям начать жить чуть лучше, как только их отпускает ежедневная борьба за выживание, они тут же начинают задумываться, а почему, по какому праву все эти люди правят страной.

При этом экономическая ситуация ухудшается, а аппетиты путинских чиновников неуклонно растут. При стабильно высоких ценах на энергоносители правительство планирует урезать бюджет. Крошек, стало быть, становится все меньше. И вот в этот самый момент власти начинают намекать на возможность либерализации. Иными словами, обещают облегчить хоть немного режим содержания, чтобы избежать бунта в нашей большой колонии. Об отмене гулаговских способов общения с подведомственным населением речи, как видим, не идет вовсе.

АЛЕКСАНДР ГОЛЬЦ