Накануне выборов я ехала с дачи в Москву на электричке. У касс царило нервное оживление: билеты покупать не нужно, проезд бесплатный. Народ, заточенный на подвох, ждал какой-нибудь гадости и на сей раз. Гадости не последовало, зато последовала дама внушительного размера в боевом бушлате. Она подходила к каждому пассажиру и жарко шептала на ухо: это вам Собянин делает подарок.

Несколько позже, наблюдая за выборами по ящику, мне все время казалось, что слышу тот же шепот, те же интонации, тот же сдержанный восторг. Впрочем, Сергей Семенович действительно преподнес электорату подарок неслыханной щедрости. В эпоху путинской вертикали крупные политики рождаются исключительно в телевизоре. Варьируются лишь сроки беременности. Путина ТВ вынашивало чуть больше года, Медведева — чуть меньше года, самого Собянина (ввиду московско-лужковского форсмажора) — всего лишь неделю. Канон соблюдался незыблемо. Политик — это тот, кого поддерживает Кремль усилиями Эрнста, Добродеева, Кулистикова. И только Навальному удалось серьезно заявить о себе не благодаря могучей кучке, а вопреки.

Выборная ночь, как и вся скоротечная кампания, была окутана аурой липкого абсурда. Федеральные каналы нашли вещи поважнее демократических процедур. На «России» вернувшийся из отпуска Дмитрий Киселев неутомимо боролся с американским фашизмом. На Первом рафинированный историк моды Александр Васильев, выныривая из недр сарафана Надежды Бабкиной, горланил, отчаянно пританцовывая, «Конфетки-бараночки». На НТВ девушка Курицына деловито допрашивала Прохора Шаляпина о длине его члена в виду предстоящей женитьбы 29-летнего певца на 57-летней бизнес-леди. Программа девушки «Луч Света» неожиданно перекликалась в эфире с высокой поэзией. «Луч света золотого — это Собянин», — авторитетно заявил Игорь Бутман, исполняя на митинге-концерте в честь нового-старого мэра композицию из «Бременских музыкантов».

Кстати, о концерте. С ним, как и со всем прочим в ту ночь, происходили, чудеса. Будто речь шла не о Москве, а о гоголевском Петербурге, в чьем сумрачном свете то появлялись, то исчезали люди, носы, дома. Концерт то появлялся, то исчезал — в зависимости от показаний Мосгоризбиркома. (Аналогичная история, кстати, случилась и с его председателем, который вдруг в самое ответственное время выпал на час-другой в осадок). Тем не менее народ стягивался на Болотную, а на сцене уже блистал Максим Шевченко. Зарождался новый тренд: каждый уважающий себя кандидат на важный государственный пост обязан завести в хозяйстве модного телеведущего. Шевченко — симметричный ответ Парфенову, который намедни вел митинг-концерт в поддержку Навального на проспекте Сахарова. Пока Шевченко мирный и даже смущенный, но пролетят сутки — и в нем забулькает патриотизм, вследствие чего он заговорит о разлагающихся трупах девяностых типа Пархоменко и Шендеровича. На следующий день на той же Болотной пройдет митинг уже Навального. Энергичный, нисколько не похожий на труп Пархоменко нанесет удар чувствительному Максиму своим обещанием: мы команда, мы никуда не денемся, будем вместе, только не расслабляйтесь.

Концерты, митинги, кандидаты, сводки с фронтов и штабов, неожиданный салют (до окончательных итогов) и предсказуемые комментарии политологов — ничего этого телезрители не увидели бы, если бы не канал «Дождь». Меня данное дитя креаклов, признаюсь, прежде не очень радовало по той причине, что пионерский задор, амбиции первопроходцев, актуальность темы не способны заменить профессию. Но то, как «Дождь» отработал выборы, когда-нибудь войдет в учебники журналистики. Многочисленные технические сбои не отменяли главного: жесткой конструкции прямого эфира, где представлены важнейшие ракурсы выборов. Динамизм и продуманная драматургия этого живого документального спектакля завораживали. Его очень украсили Павел Лобков и Михаил Зыгарь. Отдельная удача — Юлия Таратута со своей сокрушительной женственностью в качестве комментатора данных «Народного избиркома», представленного Дмитрием Орешкиным. Отдельная победа, настоящая победа над собой, — интервью, взятое Ксенией Собчак у Алексея Венедиктова. Оно случилось не в выборную ночь, несколько раньше, но имеет к выборам непосредственное отношение, так как виртуозно отражает атмосферу горних высей, где принимаются решения. Собчак вырубила дремавшего в ее душе бультерьера — и все получилось отменно. Трагическая судьба колобка в России (ведущая дарит в конце разговора гостям книгу; для Венедиктова она выбрала сказку «Колобок») с отточенными вопросами Ксении и с не менее отточенными ответами Алексея — лучшее, что довелось видеть на экране за долгое-долгое время.

Выборы — это не только политтехнологи, программы, борьба элит, но еще и история любви. Тут количество в качество не переходит. Последнее обстоятельство решительно не берут в расчет команды кандидатов, одержимые частотой мелькания своего кумира в кадре. Я знаю тех, кому нравился прежний Собянин, молчащий, сосредоточенный, избегающий телекамер. В этом действительно была какая-то подлинность, надежность, основательность. По мере того как Сергей Семенович обретал речь и насыщал собой публичное пространство (неустанно забрасывая в закрома родины метро, парки, пешеходные зоны), любовь замирала. А уж настырный КВН с шутками «упырь из Кирова» и поэмами «Собянино»; вокал и.о. мэра с «Мурзилками International»; посещение «Камеди Клаб», освященного угодливым юмором Гарика Мартиросяна и Павла Воли, способны и вовсе убить светлое чувство.

Теперь подобное испытание ждет поклонников Навального. Одно дело — идти, не оглядываясь, за гонимым опозиционером, и совсем другое — за успешным политиком, который по определению будет вынужден так или иначе встраиваться в «кровавый режим». Любовь вождей и к вождям — субстанция сколь амбивалентная, столь и хрупкая. Навального стало много. Сегодня закладываются основы того телевизионного образа, с которым он ринется на оперативный простор высокой политики. Алексей Анатольевич говорит много, убежденно, темпераментно. Но я не услышала самого важного из того, что он должен был бы, на мой взгляд, сказать здесь и сейчас, в пик своего триумфа.

Навальный ни слова не молвил в защиту «болотного» узника Михаила Косенко, которого суд не отпустил на похороны матери. А может быть, я просто не расслышала, со мной такое бывает.

Слава Тарощина