В уходящем году британцы отпраздновали 60-летие пребывания на престоле королевы Елизаветы II. Отметили достойно, хоть и не слишком помпезно – все-таки кризисные времена. «Бриллиантовый» юбилей королевы стал еще одним напоминанием о том, что принцип «царствовать, но не править», на котором уже не первый век основана британская монархия, успешно прижился не только в островном королевстве, но и в большинстве стран современной Европы.

СПРАВКА. Из 27 государств, входящих в Евросоюз, только Франция является президентской республикой. Там глава государства назначает премьер-министра, может распускать Национальное собрание, выносить на референдум важнейшие законы или международные договоры – словом, располагает весьма широкими полномочиями. Остальные страны ЕС – либо конституционные монархии (их семь), либо парламентские республики. В Польше и Румынии система смешанная, парламентско-президентская, но и там парламент и правительство политически более весомы, чем президент.

Иногда глав государств, лишенных реальных полномочий, иронически называют «возлагателями венков» – ведь разного рода торжественные церемонии, казалось бы, забирают львиную долю их рабочего времени. Как устроена политическая система, формальный лидер которой не имеет возможности «рулить» своей страной? И в чем причина популярности этого строя, так сильно отличающегося от политического устройства России?

Официальный сайт британской монархии так разъясняет положение главы государства в Великобритании: «Право разрабатывать и принимать законы принадлежит избранному парламенту, а не монарху. Конституционная монархия отделяет церемониальные и официальные обязанности главы государства от партийной политики. Конституционная монархия также обеспечивает стабильность и преемственность, поскольку глава государства остается прежним, даже если правительства меняются. В качестве конституционного монарха Суверен обязан оставаться политически нейтральным».

Впрочем, в Соединенном королевстве монархическое устройство опирается на внушительную историческую традицию. Как и в некоторых других странах – например, Швеции или Дании. (Датская монархия вообще считается древнейшей в Европе, ей более тысячи лет). Фактически монархия там стала частью облика страны и идентичности ее граждан. Это не значит, что в Великобритании или Дании нет республиканцев, но они в явном меньшинстве. Иной случай – монархии, чьи корни не столь крепки. Так, династия Бурбонов находится на троне Испании более трех столетий, с 1700 года, но ее власть несколько раз прерывалась – двумя республиканскими режимами и диктатурой генерала Франко. Нынешний король Хуан Карлос унаследовал функцию главы государства от Франко, скончавшегося в 1975 году. И хотя под руководством короля Испания вернулась к демократии, сама монархия держится в основном на личной популярности короля, и будущее испанской короны остается под вопросом. Рассказывает Виктор Черецкий.

Виктор Черецкий: Роль монархии регламентируется во Втором разделе испанской Конституции. Функции короля как главы государства определяются как сугубо символические. Монарх представляет свое государство на международной арене, является символом его единства и стабильности, утверждает принятые парламентом законы и назначает министров, чьи кандидатуры уже утверждены, вручает государственные награды. Король не вмешивается в политику государства, хотя Конституция и называет его «арбитром и посредником» для нормального функционирования государственных институтов. Этой функцией нынешний испанский король Хуан Карлос воспользовался, к примеру, в феврале 1981 года, когда он предотвратил военный переворот. В публичных выступлениях монарх регулярно останавливается на проблемах страны, таких как безработица, экономический кризис, терроризм или региональный сепаратизм. Однако он избегает давать рекомендации для решения этих проблем.

74-летний Хуан Карлос продолжает пользоваться большим авторитетом в Испании – и благодаря своей позитивной роли в ходе перехода Испании от диктатуры генерала Франко к современной демократии, и благодаря личным достоинствам. И это несмотря на череду скандалов, связанных с самим королем и членами его семьи. Сейчас, к примеру, под следствием находится его зять, обвиняемый в коррупции в крупных масштабах. Монарх подкупает своим умением запросто общаться с народом. Например, когда не так давно он сломал ногу во время очередной охоты на слонов, а пресса заговорила о неуместности подобных развлечений в годы жесточайшего кризиса, Хуан Карлос публично покаялся, пообещав больше не совершать таких ошибок.

Что касается наследника престола принца Фелипе, то он явно уступает отцу по части харизмы. В свои 44 года он, по мнению многих наблюдателей, никак себя не проявил. Говорит Хуан Луис Утрилья, один из лидеров движения в поддержку отмены монархии: «Я не думаю, что сыну Хуана Карлоса придется когда-либо править страной. Король сыграл определенную роль в истории Испании, за которую он был прекрасно вознагражден годами царствования. Однако у его сына таких заслуг не имеется, а посему нет и оснований для провозглашения его главой государства».

Считается, что у испанской монархии есть несколько групп противников. Первые – ультраправые, которые не могут простить «предательства», как они выражаются, тоталитарного наследия диктатора Франко. Вторые – республиканцы из среды левых и либералов, которые признают заслуги монарха перед демократией, но считают, что настает время для восстановления республиканского строя. Третьи – региональные националисты и сепаратисты, баскские и каталонские, для которых король является символом испанского централизованного государства, а посему врагом регионального суверенитета.

Люди республиканских убеждений нередко объясняют свою неприязнь к монархии, даже самой «декоративной», тем, что им не по душе принцип пожизненности главы государства. (Если, конечно, сам этот глава не решит уйти на покой – как это сделали королевы Нидерландов Вильгельмина и Юлиана, бабушка и мать нынешней королевы – Беатрикс). Кроме того, короля или князя никто не выбирает. Однако и в случае с избранными президентами парламентских республик ситуация не так проста. Почти не занимаясь делами практической политики, такой президент приобретает своеобразную ауру, в чем-то схожую с королевской. Граждане видят в нем фигуру символическую, а потому – более нагруженную моральными, историческими и психологическими смыслами, нежели президент-политик вроде французского или американского. О специфике взаимоотношений между президентом и гражданами в современной Германии рассказывает Юрий Векслер.

Юрий Векслер: Президент Германии – гарант конституции, он имеет право утвердить или не утвердить принятый закон, может отправить его на доработку и обладает правом помилования заключенных. Воздействие президента на граждан страны заключается в формулировании перспективных идей развития общества. И еще – президент в восприятии соотечественников должен быть как бы воплощением образа идеального немца. Поэтому любое пятно на биографии может стать для него фатальным. Так было с двумя непосредственными предшественниками нынешнего президента Йоахима Гаука - Хорстом Кёлером и Кристианом Вульфом. Оба они досрочно подали в отставку.

Кёлер, который, кстати, был первым бундеспрезидентом, который не являлся профессиональным политиком, ушел, обидевшись на прессу, атаковавшую его за неуклюжее высказывание. Пресса исказила смысл его слов, касавшихся действий бундесвера в заграничных миссиях, и Кёлер, посчитав это неуважением к занимаемой им высокой должности, незамедлительно ушел. Он запомнился этим, как и отказом помиловать двух бывших левых террористов из организации РАФ - Кристиана Клара и Биргит Хогефельд.

Кристиан Вульф, в свою очередь, запомнился своим высказыванием об исламе как части облика современной Германии. Многие критиковали за это Вульфа и не соглашались с ним, но, как показывает развитие страны, президент был прав. Вульф покинул свой пост из-за подозрений в коррупции в бытность его премьер-министром Нижней Саксонии.

Нынешний президент Йоахим Гаук уже запомнился тем, что он - первый выходец из бывшей ГДР на этом посту. Гаук имеет репутацию блестящего оратора, для которого главной ценностью является свобода. А еще он – первый президент, который встречается с лидерами других стран в сопровождении не жены, с которой не разведен, а подруги его последних лет. Вот что думает Йоахим Гаук о своей миссии в жизни немцев: «Я уже говорил недавно, что традиционно президент должен быть постоянным представителем населения в отношениях с правительством. Но добавлю, что я вижу свою задачу и в обратном – в том, чтобы разъяснять населению проводимую в стране политику, быть постоянным представителем политики в обществе. Это означало бы способствовать тому, чтобы власть и граждане понимали друг друга».

Если идеальным немецким политиком многие считают бывшего канцлера Хельмута Шмидта, то идеальнейшим из президентов – друга Шмидта, Рихарда фон Вайцзеккера. Он пробыл президентом два полных срока - с 1984 по 1994 годы. 8 мая 1985 года Вайцзеккер поразил немцев, высказав к этому моменту уже осознанное ими, но еще не озвученное понимание нацистского прошлого как беды и проклятия: «День 8 мая был днем освобождения, он освободил всех нас от бесчеловечной системы господства нацистского насилия. Никто не забудет благодаря этому освобождению, какие несчастья и страдания только начались 8 мая 1945 года для многих людей. Но мы не имеем права видеть в окончании войны причину лавины немецких беженцев, изгнанных из привычных мест проживания. Причина этого в гораздо большей степени – в начале войны, развязанной Германией».

Простые слова Вайцзеккера о том, что день 8 мая был днем освобождения вошли в историю и считаются его важнейшим деянием на посту президента. Еще и потому, что эти слова произнес не просто президент, но и бывший участник войны, офицер, аристократ из древнего рода. После речи президента фон Вайцзеккера именно такая интерпретация недавнего прошлого утвердилась в Германии окончательно.

Объединитель – такова основная функция президента в парламентских республиках. Вот как оценивает роль главы государства бывший премьер-министр Чехии Ян Фишер, ныне, кстати, баллотирующийся в президенты своей страны.

Ян Фишер: Главное, как мне кажется – чтобы президент не творил какой-то собственный миф или легенду, а чтобы он своим поведением, своей работой, исполнением обязанностей давал образец поведения, не разделял, а объединял. В Чехии президент – это всегда фигура с большим авторитетом. С авторитетом бóльшим, чем его полномочия, большим, возможно, чем то, что он может в действительности сделать. Но это неважно, совсем неважно. Люди видят в нем определенный этос, видят последнюю инстанцию, кого-то, к кому могут обратиться, если остальные институты не справляются со своими задачами.

Естественно, для выполнения подобной роли в стране должна существовать определенная общая система ценностей и представлений о ней самой, ее истории, ее месте в Европе и мире. Функции главы государства в конституционной монархии или парламентской республике называют «представительскими». Но это слово можно ведь трактовать по-разному. Например, как необходимость и даже обязанность вырабатывать новые идеи и представления общества о том, куда ему идти дальше. Если это удается, фигуры, формально лишенные серьезной власти, становятся более влиятельными, чем те, кто обсуждает параметры бюджета и перевооружение армии.

Один из тех, кто был именно таким президентом – Вацлав Гавел – писал в эссе «Сила бессильных»: «Освободиться от традиционных политических штампов и привычек, глубже проникнуть в подлинный мир человеческого существования и уже из его анализа приходить к политическим выводам — это не только более реалистично с точки зрения политики, но и одновременно политически более перспективно». Эти слова были написаны задолго до того, как их автор был избран первым президентом посткоммунистической Чехословакии. Однако их можно считать не только философской программой его собственного президентства, но и концепцией власти тех, кто «царствует, но не правит».

Ярослав Шимов