Десять лет назад в эти дни мы находились около театрального центра в Москве, где террористы захватили в заложники около тысячи зрителей и артистов мюзикла «Норд-Ост». Мы наблюдали за драматическими событиями с первых часов теракта и до завершения штурма, когда тела погибших стали сваливать у входа в театральный центр, а автобусы с пострадавшими, многие из которых не шевелились, встали в пробку на выезде из зоны бедствия.

По официальным данным, в результате теракта погибло 130 человек, и только пятеро из них были убиты террористами, остальных убил газ неизвестного происхождения, который руководители спецоперации решили пустить в зал в надежде, что он мгновенно усыпит террористов. Газ-невидимку заметили все, кто был в зале, некоторые заложники успели позвонить в СМИ и знакомым и сообщить о происходящем, однако защитить себя от газа смогли немногие. Этот газ оказался смертоносным и для 32-летнего заложника Игоря Финогенова, несмотря на то, что он обладал крепким здоровьем, служил в ОМОНе и на учениях проходил зону загазованности без противогаза.

За прошедшие десять мы так и не узнали, от какого газа погиб Финогенов. Мы не узнали, кто предложил использовать газ, кто обещал мгновенность его действия и почему врачи, оказывавшие первую помощь заложникам, не были предупреждены.

Зато мы знаем, что ни один человек из оперативного штаба по проведению операции по освобождению заложников не понес никакой ответственности, а часть генералов получили награды и звания (высшую награду страны — звание Героя России — получил тогдашний директор ФСБ Николай Патрушев). 25 октября в Лефортовском суде будет рассматриваться жалоба пострадавших по делу «Норд-Оста» на отказ возбудить уголовное дело против членов оперативного штаба. В том, что решение суда будет отрицательным, почти никто не сомневается.

За эти десять лет российские власти почти полностью исключили из своих функций необходимость отчитываться перед обществом. Однако произошло это не случайно, и отказ власти учитывать мнение СМИ и общественных институтов в начале 2000-х был с одобрением встречен средним классом.

Получивший благодаря Путину самый низкий в Европе налог на зарплату, 13%, взамен существовавшей ранее прогрессивной шкалы налогообложения, а также призрачные гарантии безопасности путем жестких действий на Северном Кавказе средний класс поддержал брутальную политику президента.

28-летняя Мария Баронова, одна из самых ярких участниц столичных протестных акций, подвергшаяся за это уголовному преследованию, публично призналась, что раньше восхищалась Владимиром Путиным и ей импонировало его чувство юмора. (Не забудем, что самой знаменитой шуткой президента было его высказывание про обрезание в ответ на вопрос журналиста о борьбе с терроризмом на Северном Кавказе.) Многие участники прошедшей летом в Москве акции «ОккупайАбай», организованной по примеру Occupy Wall Street, говорили нам, что в 2004 году голосовали за Путина, а разочарование наступило намного позже.

Через несколько лет после трагедии мы сидели в эфире радиостанции «Эхо Москвы» и рассказывали о нашем расследовании захвата заложников. Мы критиковали официальную версию «успешной» спецоперации, говоря о том, что, по нашим данным, погибших было больше, чем 130 человек (через несколько лет это было подтверждено Каринной Москаленко, адвокатом родственников погибших заложников, которая обнаружила список из 174 погибших в документах следствия).

Мы рассказывали, как через несколько дней после трагедии в редакции газеты «Версия», где мы тогда работали, оперативники ФСБ провели обыск, изъяли сервер и компьютер Солдатова, нас и других сотрудников редакции постоянно вызывали на допросы, что было явной попыткой спецслужбы приостановить журналистское расследование. Однако большинство слушателей, присылавших свои вопросы ведущему эфира, было настроено негативно. Их мессидж сводился к следующему: гоните этих болтунов, это была победа, и власти сделали все, что могли, для освобождения заложников. И даже родственники заложников, которые до сих пор продолжают безуспешную битву за право знать, что произошло с их близкими, признавались, что долгое время считали журналистов «шакалами», от деятельности которых нет никакой пользы.

В 2000-е годы Владимир Путин, «Единая Россия» и силовики использовали эти настроения для того, чтобы закрепить законодательно и де-факто практику своей неподотчетности обществу. Ответов на старые вопросы по «Норд-Осту» мы не получили, зато получили невозможность задавать новые.

Российские СМИ за это время под давлением властей почти полностью растеряли свой потенциал. В 2002 году даже зачищенное властями НТВ, откуда уже ушли лучшие журналисты, профессионально работало на месте захвата заложников. Сегодня тот же телеканал показывает фильмы про оппозиционеров, готовящих государственный переворот, и героев этих фильмов отправляют за решетку. Если в 2002 году журналисты могли работать в зоне около театрального центра на Дубровке, то теперь это запрещено законом — согласно закону «О противодействии терроризму», принятому в 2006 году, журналисты не могут находиться в зоне проведения контртеррористической операции.

Многократно уменьшилась возможность получать информацию о деятельности властей и силовых ведомств. В 2006 году был расширен перечень сведений, составляющих государственную тайну. В старом перечне было 87 пунктов, в новом — 113. Теперь секретом являются любые сведения о кадровом составе не только спецслужб, но и оперативных подразделений полиции. То, как Кремль отреагировал на гибель журналистов Анны Политковской и Натальи Эстемировой, практически уничтожило поток независимой информации о происходящем на Северном Кавказе.

По странному совпадению, 23 октября 2012 года, спустя ровно 10 лет после захвата заложников на Дубровке, Государственная Дума приняла сразу во втором и третьем чтении предложенные ФСБ поправки, расширяющие понятие государственной измены. Новая формулировка позволяет считать шпионами тех, кто передал информацию международным организациям, а также тех, кто оказывал консультационную помощь такой организации. Как и закон об «иностранных агентах», принятый летом 2012 года, этот закон делает российскую государственную машину еще более непрозрачной, практически исключая возможность внешнего контроля за деятельностью властей.

В такой обстановке участникам протестного движения, пока состоящего в основном из среднего класса, придется заново отвоевывать сданные демократические позиции.

АНДРЕЙ СОЛДАТОВ, ИРИНА БОРОГАН