Нас постоянно пугают повторением 90-х. Дескать, начнем что-то в нашем государстве менять – тут же они наступят снова со всеми своими ужасами. Доходы людей упадут (будто сейчас не падают), на улицах городов воцарятся произвол и право сильного (попробуйте встать в одиночный пикет и сами убедитесь), а бандиты из 90-х придут во власть, сменив там экс-губернатора Фургала и экс-сенатора Арашукова (оба под следствием по обвинению в тяжких преступлениях).

А я хочу сказать: не надо этого бояться. Девяностые не повторятся. Не повторится и тридцать седьмой, и любой другой год из прошлого, как бы там наверху ни мечтали о возвращении в уютный брежневский застой, когда трава была зеленее, а комсомолки сговорчивей.

Память о девяностых у нас у всех очень разная и мы никак не можем о ней меж собой договориться. Для кого-то это было время беспросветной нищеты и полного бесправия, а для кого-то – долгожданная заря свободы, принесшая первый заработанный миллион (разумеется, не рублей).

Написать историю девяностых, которая не выглядела бы однобокой агиткой – задача для нашего ближайшего будущего.

Для меня это было очень трудное и очень интересное время. В 1992 году я закончил МГУ, у меня уже было двое детей и их надо было чем-то кормить. Хлеб и макароны на столе были всегда, и что-нибудь к ним в дополнение тоже. Почти каждый год детей удавалось вывезти хотя бы на пару недель к морю – только в 97-м защищал кандидатскую и не успел заработать денег на морской отпуск. Вот, в общем-то, и предел нашего тогдашнего богатства. Негусто.

Зато было ощущение полной свободы и возможности самому выбирать свой путь, встречаться с любыми людьми, читать и смотреть любые книги и фильмы, открывать для себя мир.

Мне казалось, что мы как народ всегда теперь будем очень бедными, но совершенно свободными. Как показало время, я ошибся и в том, и в другом прогнозе.

Так что было в девяностых по-настоящему плохого, почему их принято сегодня поносить? Думаю, сочетание прежде всего двух факторов: почти полное исчезновение государства и хаотичный передел собственности.

В СССР все принадлежало государству, которое каждому выделяло свой паек и объясняло правила игры, а потом очень строго следило за их исполнением (нынешнее российское государство, кажется, видит в этой системе идеал, с той только разницей, что правила хочет переписывать по первому своему желанию и в свою пользу). И вдруг все это рухнуло. Растерянные советские граждане вдруг оказались брошенными в круговорот первичного накопления капитала, а правопорядок обеспечивался разве что конкуренцией разного рода банд, словно на Диком Западе.

СССР, кстати, не зря был самой читающей страной. И в самом деле, если первоначальное накопление – то строго по Марксу, если перестрелки бандитов с шерифами – то прямо по Майн Риду.

Ну, а теперь беспощадный российский капитализм строят, похоже, по моделям, усвоенным в младшем школьном возрасте: по «Трем толстякам» и «Незнайке на Луне». А в православной церкви, замечу на полях, хватает тех, кто стремится выстроить отношения с обществом и государством по образцам, описанным в журналах воинствующих безбожников двадцатых годов.

Так вот, ничего этого сейчас больше нет. Нам не грозит ни недостаток государства во всех сферах жизни, ни беспредельный передел бесхозной собственности.

Приведу практический пример. В 1992 году мы с мамой сходили в ЖЭК, написали заявление на одной бумажке и получили другую – серую, без малейших степеней защиты, с расплывчатой лиловой печатью. Словом, филькину грамоту, которую очень легко было подделать. В этой бумажке значилось, что теперь мы с ней – владельцы просторной двухкомнатной квартиры с видом на крышу Большого театра. Жить в ней, признаюсь, было довольно неудобно, но рыночная ее стоимость уже тогда сильно превосходила наши с мамой возможные заработки за ближайшие двадцать лет. Так проходила приватизация московского жилья.

И так тогда поступили почти все москвичи. Не удивительно, что тут же появилось множество черных риелторов, которые спаивали, а то и просто убивали одиноких стариков. Как сказал мне один мой знакомый, продававший и покупавший квартиру в те самые годы, его контрагент остался ему должен несколько тысяч долларов. На постоянные напоминания о долге ответил: «Не, ну ты понимаешь, что мне дешевле будет тебя заказать?» (то есть убить). На что мой приятель ответил, не растерявшись: «заказать дешевле, а отмазаться потом – дороже». Тот почесал затылок и отдал деньги.

Вы можете представить себе нечто подобное сейчас? Со всеми этими электронными реестрами, с официальными договорами, банковскими ячейками и т.д.?

Нет, конечно, мошенничества случаются и сегодня. Но теперь каждый знает, чем владеет, понимает, как это оценить и куда обращаться в случае чего.

И ведь квартиры – далеко не самое ценное имущество… Как все прекрасно помнят, тогда бесхозными остались огромные предприятия и месторождения, война за эту собственность велась на истребление, и понятно, почему. А сегодня? Вы знаете такое предприятие, с которого можно беспрепятственно вывезти оборудование, чтобы через Эстонию продать его на Запад как лом цветных металлов? Да вам коробку гвоздей вынести с него не дадут. У каждой вещи в России появился свой хозяин, и если вещь стоящая – то и хозяин не лопух.

Вот уж что-что, а этому мы как общество прекрасно научились за тридцать последних лет: охранять свою собственность от посторонних посягательств. Полстраны не зря охранниками работает.

Что же касается нехватки государства – то у нас сейчас его явный переизбыток. Да, оно склонно исчезать там, где надо взять на себя ответственность и помочь людям, но там, где речь идет о контроле и наказаниях – тут как тут. Однако и само общество во многом научилось следить за порядком. Я за рулем с 2003 года и не могу не заметить, как сильно изменилась манера вождения в Москве за это время. Тогда, в начале нулевых, московские дороги были похожи на стамбульские, а сегодня – на берлинские. Да, это было достигнуто системой тотальных штрафов и вездесущего наблюдения, но изменились сами водительские привычки. И, что характерно, во время массовых народных гуляний, именуемых подчас беспорядками, не было разбито ни одной витрины, не было сожжено ни одного автомобиля – ни в Москве прошлым летом, ни в Хабаровске этим.

И вы хотите меня уверить, что если ослабить узду, на улицы выплеснется вакханалия насилия? Не верю. Мы убедились, что порядок – это выгодно и удобно прежде всего нам самим.

Вообще, эти заклинания «вы что, хотите, как в девяностые?!» напоминают мне вот что… Представьте себе человека, который в знойный и душный летний день в запертом помещении просит включить кондиционер. Его хватают под руки и заталкивают… в морозильную камеру, где температура сильно ниже нуля. А на его возмущенные крики и стук в дверь говорят: «Ты что, опять захотел в жару и духоту? Сам же просил нас о прохладе!»

Я не идеализирую нынешнее российское общество и вижу у него много недостатков: повальную инфантильность, недоверие к себе самому, слабость горизонтальных связей. Вероятно, и это можно объяснить наследием советских времен (а прежних мы и не застали). Но я не вижу ни единой причины, по которой нам следовало бы бояться новых девяностых больше, чем Бабайки из детской страшилки. Он не придет, его не существует, а если вдруг существует – мы сами сможем его напугать.

Так что можно не прятаться под одеялко.

АВТОР Андрей Десницкий, Филолог