На этой неделе для российских экономистов нет более обсуждаемой темы, чем обещанная властями программа выхода из кризиса. Правительство подготовило план по восстановлению экономики России. Уже признано, что процесс этот будет довольно долгим (недавно Минэкономики отнес возврат к докризисным временам на 2022 год – и то в случае, что в нынешнем году спад не превысит 5%).

План еще предстоит утвердить. А пока мы можем судить о планах властей только по уже сделанным шагам – отказу от прямой поддержки спроса; отсутствию помощи бизнесу, неготовности использовать эмиссионный механизм для покрытия бюджетного дефицита; перекладыванию ответственности на регионы.

Как отмечают сегодня большинство экспертов, Россия потратит на поддержку экономики не более 3% ВВП, в то время как в Европе и США средние траты уже превышают 12%, а правительства этих стран все равно готовятся в этом году к спаду на 7-11%.

В такой ситуации вполне естественно попытаться поискать в экономической истории некие события, которые могут послужить аналогией происходящему сегодня в России. Самой очевидной, приятно это или нет, выглядит... Великая депрессия в США. Я неоднократно говорил о том, что ни финансовый кризис 2008-2009 годов, ни нынешние кризисные события в западном мире «не тянут» на подобную катастрофу – но именно для России это сравнение выглядит сегодня наиболее правдоподобным.

Как известно, Великая депрессия началась с биржевого краха на Уолл-Стрит 28-29 октября 1929 года и развивалась постепенно. Снижение ВВП США составило 2,1% в 1929 году, 8,5% в 1930-м, 6,4% в 1931-м и 12,9% в 1932-м. Правительство некоторое время предполагало, что экономика найдет путь к восстановлению на основе рыночных законов (в 1929 г. федеральный бюджет США был профицитным, и даже на следующий год власти сохранили положительный баланс доходов и расходов). Лишь через полтора года Белый дом решился начать тратить больше. Однако даже представленный в конгресс Гувером «революционный» бюджет на 1933 г. предполагал дефицит в 2,6 млрд долларов, или 4% сократившегося почти в полтора раза ВВП.

Это не предотвратило катастрофы – в том числе и потому, что правительственные заимствования изымали из экономики и так недостаточную ликвидность, а Федеральный резерв, несмотря на предоставление ему дополнительных прав по прямому кредитованию корпораций в 1932 году, так и не обеспечил почти никаких вливаний в экономику.

Результат известен: ВВП США за пять лет снизился на 30%, промышленное производство – на 47%, а безработица несколько лет подряд превышала 20% трудоспособного населения.

Устойчивый рост американской экономики возобновился только с началом Второй мировой войны, более чем через десять лет после биржевого краха.

Сегодня мы часто слышим, что Россия – это не США; что мы не эмитируем резервную валюту и не можем прибегать к массированным заимствованиям, а потому наши возможности ответа на кризис ограничены. Я не буду вдаваться в оценку справедливости этих тезисов – но стоит заметить, что если элиты основываются именно на таких допущениях, то перспективы на быстрое восстановление не просматривается.

В России сейчас мы видим экономический ответ, практически полностью повторяющий тот, который был дан американскими властями на Великую депрессию: ограниченное увеличение вложения денег в экономику через наращивание бюджетного дефицита (в нашем случае – с использованием средств ФНБ); инвестиции в инфраструктурные проекты (в нашем случае – в поддержку крупного «системообразующего» бизнеса); пренебрежение к мелким предпринимателям и мизерные пособия по безработице; и, наконец, привлечение ФРС к вливанию денег в экономику только спустя три года после начала кризиса, которое впервые привело к заметному снижению процентных ставок и запустило механизм медленного восстановления экономики.

Говоря, что Россия – не США, нужно уточнять, что Россия 2020-го года – это не Соединенные Штаты 2020-го, и даже 2008-2009 годов, но в некотором смысле это очень даже Америка рубежа 1920-х и 1930-х.

Инструменты нашей «антикризисной» политики весьма напоминают те, которые крупнейшей стране западного мира ее руководители могли предложить 90 лет тому назад – и такое «возвращение в прошлое» показывает всю несовременность нашей экономической и политической элиты.

В 2008-2009 гг. Россия столкнулась с кризисом, который был синхронизирован с охватившим экономики основных экономических центров мира. В то время мы не искали отличий от наших партнеров, а стремились действовать схожими методами. Экономика восстановилась относительно быстро (к осени 2011 г.), однако конфликт с Украиной и падение нефтяных цен ввергли Россию в продолжительную стагнацию.

Сегодня российское правительство пытается просто «переждать» кризис – как в Вашингтоне хотели переждать потрясения, начавшиеся в 1929 году. Итогом может стать долгий и болезненный спад, который захватит бóльшую часть наступающего десятилетия.

На мой взгляд, пока мы не ощутили все опасности кризиса. Власти полагают, что снятие карантина вернет экономику к жизни – но даже если никакой второй волны эпидемии не случится, это допущение излишне оптимистично. Сегодня правительство обеспечивает доходы приблизительно половины занятых (33,4 млн бюджетников и госслужащих из 75,2 млн экономически активного населения) и 46,5 млн пенсионеров. Предпринята временная попытка помощи детям (рассчитанная на 27 млн человек).

Однако около 35-40 млн россиян столкнутся с существенным сокращением спроса на производимые ими продукты и услуги. Значительные сложности с оформлением пособий по безработице обусловят чудовищное давление на рынок труда и вызванное им сокращение зарплат в 2020-2021 гг., что еще более ограничит потребительский спрос. Экономика будет замедлять темпы падения из-за повышения ожиданий и потом проваливаться еще глубже – как это было в США в 1930-1932 гг.

На каждом новом витке спада власти будут использовать новые паллиативные меры – до тех пор, пока радикальная смена экономической парадигмы не станет неизбежной.

Если исходить из сказанного применительно к нынешней ситуации, самым адекватным предложением выглядит все же активная поддержка спроса – пусть и с учетом изменившейся ситуации. Вторая мировая война обеспечила рост производившихся в долг (дефицит бюджета в США в 1943 году составил 26,9% ВВП) государственных закупок и тем самым создала огромные дополнительные спрос и занятость. В нынешних условиях в России потребности в масштабных государственных закупках нет, а распределение денег через бюджет имеет de facto отрицательную эффективность: денег до конца цепочки доходит существенно меньше, чем выделяется – примером тому могут служить недавние истории вокруг коронавирусных прибавок к зарплатам медиков.

Поэтому важнейшим элементом программы борьбы с текущим кризисом, на мой взгляд, должна быть стратегия стимулирования потребительского спроса на конечную продукцию.

Вариантов такого стимулирования может быть много, но все они должны объединяться общим источником – им может быть сегодня только кредитование со стороны Банка России (так же, как в США со стороны ФРС, а в Европе – со стороны ЕЦБ и Банка Англии). Объемы такого кредитования в наших условиях не могут быть ниже 10% ВВП ежегодно на протяжении как минимум ближайших трех лет. При этом деньги могут «вливаться» в экономику как через бюджет, так и напрямую.

Бюджетный вариант выглядит самым простым. Правительство может выпускать дополнительные объемы ОФЗ, которые будут формально выкупаться коммерческими банками и тут же перезакладываться в Банк России. Полученные средства могут направляться на покрытие бюджетного дефицита, за счет которого финансировались бы многие программы поддержки спроса. От дотирования покупки отечественных автомобилей и субсидирования ипотеки до введения продуктовых талонов, которые могли бы использоваться для оплаты покупок в магазинах или дополнительных выплат детям и пенсионерам.

Отдельной темой должно стать проведение ответственной политики помощи безработным.

Основной принцип в данном случае должен оставаться всецело рыночным: государству не стоит давать людям выбранные им товары и услуги (как, например, навязывать школьное питание, которое станет лишь дополнительным инструментом воровства и коррупции), а софинансировать покупки, которые делают они сами. Как я уже говорил, такие займы для правительства были бы почти бесплатными – проценты по ним в итоге аккумулировались в Банке России, и 75% суммы на следующий год возвращались обратно в бюджет согласно ст. 26 Закона о Банке России. (В итоге реальная ставка оказывалась бы ниже инфляции).

Вливая в экономику по этой схеме в ближайшие три-четыре года по 5 трлн рублей, правительство нарастило бы долг всего вдвое, до менее чем 30% ВВП в 2024 г., что в три раза ниже, чем его нынешний уровень в развитых странах.

Однако есть и дополнительные возможности. Банк России может выкупать и другие виды ценных бумаг. В январе 1932 года в США была создана так называемая Reconstruction Finance Corporation для облегчения банковского кредитования. В российской ситуации аналог подобной структуры мог бы сыграть еще более радикальную роль. Задачей ее могло бы стать предоставление дешевых кредитов на погашение уже существующих потребительских займов и выдача новых.

В последние годы анемичный экономический рост в России поддерживался ростом потребительских кредитов на 18-20% ежегодно (к настоящему времени их объем достиг почти 9 трлн рублей) и бóльшая его часть приходится на малообеспеченные слои населения. Эту задолженность нужно немедленно выкупить у банков и реструктурировать с отсрочкой платежей на 3-5 лет и со снижением ставки до 1% годовых.

Параллельно нужно запустить программу нового кредитования на столь же льготных условиях для всех, кто за три последних года получал доход ниже статистически средней заработной платы по тому или иному региону – предполагая, что заемщики могут получать в виде таких кредитов не более 20% их среднегодовой зарплаты в год.

Это впрыснуло бы в экономику до 6-7 трлн рублей в год, оживив многие отрасли сферы услуг и производство потребительских товаров.

В обоих случаях очевидным возражением станет вопрос о возможности роста инфляции – но мне кажется, что сегодня его нужно обсуждать, не воспроизводя существующие догмы. Даже если инфляция и вырастет (что вовсе не очевидно), то она приведет в итоге к реальному обесценению долга – и облегчит его возврат как гражданами, так и правительством.

Единственное, чего необходимо придерживаться при проведении подобной политики – категорически отказываться выдавать льготные кредиты и государственную поддержку крупным предприятиям. Это немедленно обрушит курс рубля, исказит конкурентные условия и запустит отток капитала из страны.

Вся суть антикризисной экономической политики должна состоять в том, чтобы бизнес на равных условиях боролся за деньги, появляющиеся у потребителя – если при этом кто-то разорится, винить ему придется лишь себя.

Все «капитаны индустрии» должны соперничать не в кремлевских кабинетах за бюджетные ассигнования, а на рынке за деньги граждан и конкурентоспособных компаний.

Перед Россией сейчас стоит более серьезный вызов, чем стоял в 2008-м и даже в 1998-м годах. Сегодня наша экономика более развита, чем в конце 1990-х, и ее невозможно примитивизировать до тогдашнего состояния без социального взрыва.

Сегодня сложно надеяться и на быстрый рост мировой экономики, и на возврат высоких цен на нефть, которые стали подспорьем в начале 2010-х. Похоже, что властям придется работать над качественно новой антикризисной стратегией, рассчитанной как минимум на пять, а лучше – на десять лет и использующей все возможные варианты стимулирования.

Российская экономика не сможет сегодня обойтись без этого, так как в течение последних двадцати лет она массированно субсидировалась – как трансфертом из прошлого за счет очень низких трат на инфраструктуру и использование советских производственных мощностей, так и трансфертом из внешнего мира за счет поступающих нефтедолларов. Поэтому просто переждать нынешний кризис или залить его имеющимися резервами невозможно. А если и возможно, то с теми последствиями, какие имела Великая депрессия для стран, не проявивших достаточной гибкости в борьбе с ней. Уверены ли мы и тут, что хотим и «можем повторить»?