ФСБ признала, что причиной крушения самолета А321 стала бомба – то есть 31 октября 2015 года Россия пережила крупнейший по числу жертв теракт со времен Беслана. Последовавшая за этим трагедия в Париже и угрозы дальнейших терактов – серьезный аргумент для России и Запада, чтобы честно объединиться для борьбы с ИГИЛ. Для нашей страны это также реальный шанс выйти из международной изоляции, которая вредит всем. Сможем ли мы им воспользоваться?

О том, что 224 пассажира рейса из Шарм-эль-Шейха в Петербург стали жертвами теракта, догадывались давно – спустя несколько дней после трагедии на это указывали данные западных разведок. Еще более очевидной эта версия стала после запрета на полеты в Египет, хотя государственные лица по-прежнему воздерживались от выводов до окончания расследования. Несмотря на то что в какой-то момент причина трагедии стала почти очевидна, дождаться официальных выводов комиссии было все-таки единственно правильным вариантом: странно было бы выступать с грозными речами, при этом постоянно оговариваясь, «если это теракт, конечно».

К тому же говорить о теракте, в то время как в Египте находилось больше 70 тысяч наших соотечественников, было еще и просто рискованно – могла возникнуть паника. Судя по тому, в каком количестве в последние дни поступают телефонные звонки о «минировании» вокзалов, станций метро, торговых центров в Москве и других городах, эти опасения возникновения неконтролируемой паники были небеспочвенны.

Признание теракта сделано еще и в соответствующий политический момент — спустя несколько дней после трагедии в Париже.

Практически синхронные теракты в России и во Франции могут в корне изменить не только ход войны в Сирии, но и международный расклад в целом.

Как ни цинично это звучит, именно общая трагедия может стать той базой, которая позволит России и Западу прекратить вести сложные политические игры, усиливая напряжение в мире, и начать координировать борьбу с ИГИЛ (запрещенная в России организация). Параллельно договариваясь о политическом устройстве в самой Сирии, вокруг которого ломается сегодня столько копий.

Подвижки уже видны – Франция признает, что Россия бомбит именно позиции ИГИЛ. Путин предлагает установить «прямой контакт» с кораблем Франции для борьбы с террористами в Сирии. Дэвид Кэмерон сообщает, что позиции России и Британии по Сирии сближаются. Обама говорит о «скромном прогрессе», который можно заметить в последние дни на дипломатическом фронте: «Впервые на переговорах в Вене все ведущие страны собрались вместе и пришли к общему пониманию».

Конечно, эти осторожные попытки сближения после двух лет если не «холодной», то точно вполне «прохладной войны» могут быть легко торпедированы любым неосторожным или несогласованным шагом. Как только одна из сторон заподозрит, что другая ведет нечестную игру, противостояние возобновится с новой силой.

Ведь никто не забыл, что совсем недавно американские и британские политики ставили Россию в ряд угроз своим странам наряду с ИГИЛ.

Сможет ли Россия из такой угрозы миру в глазах Запада стать опорой этого самого мира по борьбе с террористами, станет ясно довольно скоро.

Как отмечают многие западные эксперты, у России сейчас очень эффективные вооруженные силы, и ошибки, которые допускаются в Сирии, – не военные, а политические, связанные не с тактикой боевых действий, а со стратегическим планированием. Если цель руководства нашей страны в Сирии – именно борьба с террористами (как сказал сегодня Путин, «мы их найдем в любой точке планеты и покараем»), то очень трудно понять, почему тогда наши политики не готовы добиваться этого в составе международной коалиции из 65 стран, борющихся с ИГИЛ? И почему при этом не считать террористическими организациями ХАМАС и «Хезболлу» лишь на том основании, что «на российской территории они никаких террористических актов не совершали никогда», как заявляют наши дипломаты.

Конечно, понятно, что сотрудничество с Западом по борьбе с ИГИЛ вовсе не отменяет отношения ЕС и США к ситуации с Донбассом. И наложенные на нашу страну санкции до реальных подвижек в минских соглашениях никто, судя по всему, отменять не собирается.

Тем тревожнее звучат сообщения, что на Украине в последние дни вновь слышны выстрелы и все чаще нарушается перемирие.

Не менее важный вопрос — что после подтверждения версии теракта будет происходить на внутриполитическом поле в нашей стране. Смогут ли государственные институты, все последние годы отвечающие на вызовы времени лишь запретами и ограничениями, перестроиться на более тонкую и профессиональную работу?

Пока на первый взгляд все идет по-прежнему. Из парламента и правительства доносятся лишь инициативы о том, куда бы еще запретить россиянам летать и в каком мобильном приложении общаться. В Госдуме туманно обещают привести действующее законодательство «в соответствие с активной борьбой с терроризмом», как будто до последнего времени в стране не было терактов — тогда как последние, в Волгограде, случились менее двух лет назад. Депутат Яровая считает, что необходим анализ законов на достаточность антитеррористических мер, хотя, кажется, наши правоохранительные и судебные органы уже давно имеют более чем достаточно полномочий. Стоит только вспомнить, к какому бездумному применению сегодня приводит закон об экстремизме.

Если вместе с понятным страхом террористических атак россиянам придется не добровольно, а вынужденно меньше путешествовать и общаться, вряд ли это сделает нашу жизнь более комфортной и безопасной – скорее, она станет лишь тоскливее.

Подводя итоги только что завершившегося в Анталье саммита «большой двадцатки», западные СМИ обсуждают возможность прекращения международной изоляции России. Сам Путин, по их версии, превращается из «парии в союзника» в борьбе с международным терроризмом. И, кажется, эта совместная честная общемировая борьба с очевидным злом (и, главное, победа над ним) дает России шанс завоевать уважение в мире куда надежнее и честнее, чем построение «русского мира» на соседних территориях.