На днях я зашел в банк, который прислал мне какую-то непонятную бумагу. И невольно услышал разгоравшуюся ссору. Кто-то из посетителей неосторожно бросил: «С Крымом опять никто ничего не считал!» Тут же прозвучал грозный ответ: «Так ты, значит, не патриот?!» Оба спорщика стояли в очереди в кассу, чтобы за рубли купить доллары и евро.

Анекдоты помогают понимать жизнь. Но патриотизм в России — это всегда драма.

Мы помним, что «Колокол» Александра Герцена — важная глава в политической истории нашей страны. Помним, что это было авторитетнейшее, хотя и нелегальное, издание, формировавшее сознание не только тогдашней российской оппозиции, но и влиявшее на власть. Не знать, что в последнем номере опубликовал «Колокол», было просто плохим тоном.

В 1861 году после отмены крепостного права он был сверхпопулярен и супервлиятелен, а уже в 1863 году критически потерял читателей. Как, почему?

Все просто. Поляки в очередной раз восстали, «царь-освободитель» взялся их жестоко усмирять. «Колокол» выступил на стороне восставших: «Мы не будем молчать перед убиением целого народа». Но для читателей «Колокола», как бы они ни были им подготовлены, ценность свободы, тем более польской, меркла перед интересами империи. Имперский патриотизм восторжествовал. «Колокол», по сути, закончился, хотя Герцен какое-то время его еще издавал.

Другой пример. Большевики выдвинули в годы Первой мировой войны лозунг поражения собственного правительства. Патриотизм получил классовый окрас: пусть в войне проиграет царская Россия — война станет гражданской, а Россия пролетарской.

Еще один пример. Август 1968 года. Советские танки в Праге и демонстрация семерых на Красной площади.

В каждом этом эпизоде истории были победители и побежденные. Победители, как водится, продиктовали если не саму историю, то уж точно ее «уроки». Но это произошло на короткой дистанции. История же — дистанция длинная.

Патриотизм бывает разным. Это надо знать, чтобы вспоминать не только продиктованные сверху «уроки».

Где сейчас построенный большевиками Советский Союз? Кто спас лицо российского думающего общества? Герцен или его противники? Диссиденты или те, кто их сажал?

Крымская эйфория понятна. В истории такое бывало не раз. Но это не начало и не конец исторического сюжета, который разворачивается перед нами и с нашим непосредственным участием.

Первую скрипку играет политика. Страдает же, если говорить о России, экономика. Политические успехи (присоединение Крыма в интерьере проигрыша всей Украины смотрится не безусловным успехом) при экономических неудачах — конструкция ненадежная. Даже патриот-государственник прикупает доллары.

Выиграть в войне санкций Россия не в состоянии. Экономические проблемы, погружение в стагфляцию будут только углубляться. Надо делать выводы.

Дмитрий Медведев в майском интервью Bloomberg TV на вопрос, чем закончится история с санкциями, ответил: «Это ничем не закончится — просто сменится администрация Соединенных Штатов Америки, на смену Обаме придет другой президент, а об этих санкциях все забудут; никто от этого не выиграет».

Санкции, действительно, когда-нибудь закончатся, но точно совсем не так. Дело не в Обаме и не в его сменщике. О санкциях никто просто так не забудет. Чтобы они закончились, потребуются переговоры, будет торг, к которому российской стороне пора готовиться.

Именно об этом в интервью Марианне Максимовской буквально за день до Медведева говорил его заклятый друг Алексей Кудрин. Он оценил потери от санкций, которые «страна почувствует через полгода-год», в 1—1,5% ВВП. И обратился не столько к телеаудитории, сколько к Кремлю: «Руководство чувствует, где линия, за которой ущерб станет существенным». Что это — как не призыв задуматься о переговорах?

Подготовка к ним нужнее тех мер, которые сейчас принимает Россия и которые следует назвать самоналожением санкций, — это и конфронтация с международными платежными системами Visa и MasterCard, и уже подготовленный перевод расчетов за экспорт на рубли.

Так в чем же общенациональный интерес — в том, чтобы Россия развивалась так, чтобы жизнь ее граждан была полнее, с растущими возможностями для самореализации каждого, свободнее, в том числе от государства, или, наоборот, патриотизм — это прежде всего интересы самого государства, граждане — потом?

Невредно открыть российскую Конституцию, где недвусмысленно сказано о приоритете интересов личности

Николай Вардуль, экономический обозреватель «Новой»