В журнале «КоммерсантЪ ВЛАСТЬ» попалась реклама: «Приобрести Свободу! Свобода = Бизнес + Паспорт. Купи БИЗСНЕС в EC/UK/USA, получи второй паспорт. Мин. инвестиция: 1000000». Далее – телефон и адрес сайта.

Из этого объявления – с точки зрения рекламодателя – следует несколько выводов: 1) на родине свободы нет; 2) она есть в странах Евросоюза, в Великобритании и США; 3) залогом свободы является паспорт этих стран; 4) свободу можно купить по цене от 1000000 у.е.; 5) свобода является приложением к бизнесу – и наоборот; 6) на свободу могут претендовать только те, у кого есть «мин. инвестиция: 1000000», остальные могут не беспокоиться. В общем, «Сла-а-авься, Отечество на-а-аше свободное…»

Подумалось, что целевая аудитория этого объявления – как раз люди из «списка Магнитского». Они могли бы позволить себе прикупить свободы, но теперь этого не позволят им. И если Европа примет некий параллельный акт, то придется им вкладывать свободные деньги в магазин сантехники за МКАДом, летом маяться в Сочи или в беспонтовой Турции, а на Новый Год закусывать «Путинку» винегретом дома или на даче, созерцая из окна не Сену и не Елисейские поля, а трехметровый забор, которым от тебя отгородился сосед по дачному поселку. Какое унижение для человека со средствами.

Не отсюда ли эта истерика, поднятая МИДом и Госдумой по поводу принятия «Акта Магнитского», и думский «симметричный ответ» на него? Кстати, асимметричный ответ Россией был дан еще пять лет назад. Не ответ даже, а превентивный удар, который можно назвать неписаным «Актом Морарь» или «списком» в ее лице. Помните, корреспондента журнала The New Times Наталью Морарь (она писала о коррупции в высших эшелонах российской власти), гражданку Молдавии, спецслужбы не пустили в Россию при наличии у нее законного российского мужа и законной регистрации в Москве. Причем, без объяснения причин. Американцы – те хоть потрудились назвать причину, почему люди из списка – персоны нон грата, целый закон для этого через Конгресс провели.

Истерика российских политиков говорит о том, что «Акт Магнитского», как камень в осиное гнездо, попал именно туда, куда нужно. Доказательство тому читаем и в интервью Людмилы Алексеевой «Новой газете», где она рассказывает, как пришла на совещание по обсуждению закона об НКО-«иностранных агентах»: «Там была Яровая — один из авторов закона. Я им сказала, что я позабочусь, чтобы авторы закона, которых шесть человек — Сидякин, Железняк и эта Яровая, — были внесены в «список Магнитского». На следующее утро я слышу в новостях, что фракция «Единая Россия» в Думе объявила, что они все авторы этого закона. Это была реакция на мою реплику, потому что они перепугались. Яровая говорила: «А как же так, в «список Магнитского»? Мы же к Магнитскому не имели никакого отношения». А я говорю: «Список-то открытый, как только вступят в действие эти законы по митингам, по НКО, по клевете, я обязательно буду подавать на авторов в «список Магнитского», и в Конгресс, и в Европарламент. Это я просто считаю своим долгом правозащитницы».

В недавнем послании Владимира Путина – более 9000 слов, но слово «свобода» в нем встречается всего четыре раза: там, где он говорит о необходимости прозрачной власти «для утверждения порядка и свободы», об «обеспечении прав и свобод граждан» – в жестком контексте суверенной демократии, об экономической свободе как центре «новой модели роста» и о зоне свободной торговли СНГ.

Как видно, во всех этих контекстах «свобода» и «свободный» имеют семантические ограничения, инструментальное применение, как деталь в механизме управления, нигде «свобода» не употребляется в значении самостоятельной, непреходящей гуманитарной ценности.

Путин говорит об открытости власти, о международной интеграции, о человеческом капитале доверия и солидарности, о нравственных скрепах нации и тут же заводит старую пластинку о демократии с российским лицом, которая, по его словам, «вовсе не реализация стандартов, навязанных нам извне».

Его ранний тезис о «шакалах у посольств» повторен в послании, хотя и перефразирован: «Деятель, который за свою политическую деятельность получает деньги из-за границы и обслуживает тем самым наверняка чужие национальные интересы, не может быть политиком в Российской Федерации». Все это – намек если не на «железный занавес», то на сетку-рабицу, свободу в контексте лагерного лозунга: «На свободу – с чистой совестью». Это – симметричный ответ или отражение политических комплексов? Но с кем тогда Путин собрался идти в бой за светлое постиндустриальное будущее, с кем осуществлять «новую модель роста»? Ведь интеллект, тот самый конкурентный ресурс, за который Путин предлагает побороться – он эффективен тогда, когда его носитель, человек и гражданин, свободен.

Но если в России свобода – это «бизнес плюс паспорт», тогда вся путинская апелляция к национальной пассионарности и духовной идентичности превращается в призыв на ударные комсомольские стройки, призыв к работе «с огоньком».

И реклама в «Коммерсанте», и послание президента имеют важный общий контекст – годовщину начала массовых акций в Москве, на Болотной и на Сахарова. Один из лозунгов этих митингов – «Россия будет свободной». Это не значит, что вся Россия ринется получать «паспорт плюс бизнес». Люди, которые вышли на площади, хотят иметь свободу у себя дома, на родине. И в узком, и в широком смысле. Не потому что у большинства из них нет «мин. инвестиции: 1000000». А потому что они и есть тот самый интеллект, те самые патриоты, к которым апеллировал президент.

P.S. По данным Пограничного агентства Великобритании, количество богатых россиян, обратившихся за инвестиционной визой в Великобританию, за год выросло на 78%.

СЕРГЕЙ ГОГИН