В марте большинство экономистов обещали российской экономике крушение к августу, затем время «Ч» сдвинулось до Нового года. Праздник уже на носу, проблемы есть, но обещанного коллапса так и не случилось. Получается, ошиблись?

«Мы все ошиблись»

Судя по тому, что говорили экономисты в марте, жизнь в России должна была если не прекратиться, то стать крайне скудной и бедной буквально еще летом. Основной посыл был такой: на несколько месяцев резервов нам хватит, а потом без привычного импорта, иностранных инвестиций и прочего посыпятся отрасли. Дальше начинались оттенки Апокалипсиса.

Экономист Яков Миркин предрекал инфляцию под 40% и курс доллара до 250 рублей, эксперты ЦБ в начале весне выпустили отчет с прогнозом падения ВВП на 8% и годовой инфляцией в 20%, директор центра конъюнктурных исследований НИУ ВШЭ Георгий Остапкович говорил о снижении ВВП от 6% до 9%, эксперты Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогноза предупреждали о сокращении ВВП на 8%, инфляции в 20% и безработице на уровне 7-8%. Западные оценки были тоже не слишком оптимистичными — Institute of international finance предрекал минус 15% ВВП и плюс 20% инфляции, Focus Economics — минус 5,7% ВВП и плюс 18,2% в ценах. Но, помимо абстрактных для большинства цифр, были и слова, намного более понятные для всех.

«Экономьте деньги. Записывайте расходы и анализируйте их в конце недели и месяца. Выбирайте цены, с умом пользуйтесь распродажами и интернет-торговлей, анализируйте цену и качество. В супермаркетах осторожно относитесь к товарам на уровне лица и рядом с продающимися со скидкой. Старайтесь платить наличными: платя картой, вы не ощущаете расставания с деньгами и тратите больше», — советовал в марте зампред комитета Госдумы по экономической политике доктор экономических наук Михаил Делягин.

«Хорошо зарабатывающим жителям крупных городов придется поменять свой образ жизни и структуру потребления. Вопрос: что болезненнее? Одна история — если вы не можете куда-то полететь отдохнуть или купить ребенку гаджет. Другая — если вы последние деньги тратите на подорожавшие продукты, услуги почти не потребляете и больше полагаетесь на огород. В провинции всегда терпели и затягивали пояса, а вот для крупных городов удар будет сильным», — предупреждала неделю спустя профессор географического факультета МГУ Наталья Зубаревич.

«Нас изолируют не только от финансовых источников, но и от международной торговли. А международная торговля — это основной двигатель экономического роста», — констатировал Георгий Остапкович.

И так далее, и так далее. Более оптимистичные прогнозы тоже были. Например, экономист, политик, академик РАН Сергей Глазьев активно рассказывал, как от меняющегося миропорядка пострадает американская экономика. Видимо, подразумевалось, что по принципу коромысла должна воспрянуть отечественная. Но прямых заверений на этот счет не было.

«Весной мы все ошиблись, — признала в интервью Forbes Talk Наталья Зубаревич. — Мы предполагали, что спад будет глубже, быстрее. Оказалось, что российская экономика очень адаптивна. Бизнес крутился, как мог, государство приняло несколько мер, которые помогли».

Ошибка получилась довольно ощутимой: ВВП упал на 1,7%, следует из данных Росстата за октябрь, на такую же величину сократились реально располагаемые доходы населения, индекс промышленного производства потерял 2,6%, потребительская инфляция составила 12,6%, а промышленная — 0,8%. Безработица вообще держится на рекордных отметках 3,8-3,9%.

Ситуация сложная, проблем много, но это явления совсем не тех масштабов, о которых предупреждали эксперты. Как же так получилось? Может, с экспертами у нас еще больше проблем, чем с экономикой?

Занесло по инерции

Ошибка в экономическом прогнозе — абсолютно нормальное явление, уверяет декан факультета экономических наук НИУ ВШЭ Сергей Пекарский. Не зря экономику считают гуманитарной наукой, пусть и самой точной из них — однозначности физических или химических процессов здесь нет, все события и факторы выстреливают лишь с определенной вероятностью. Поэтому задачи попасть точно в цифру здесь нет, важнее определить тенденцию, чтобы власти и бизнес, вооруженные этими знаниями, могли принимать верные управленческие решения.

Кстати, именно грамотные и эффективные действия властей многие эксперты называют одной из основных причин допущенных ими ошибок и погрешностей. Как раз тот случай, когда быть неправым приятно.

«В нормальной ситуации погрешности в оценках экспертов должны примерно поровну распределяться по обе стороны от того, что получится в итоге, у нас же они почти все смещены в сторону негатива, — продолжает Пекарский. — Органы власти, которые заказывают такие прогнозы, заинтересованы в пессимистичной картине — так им проще превзойти ожидания и потом доложить о своих успехах в управлении. Поэтому прогнозы провластных экспертов всегда грешат негативом. Независимые эксперты изначально почему-то настроены на негатив. Возможно, сказывается общественный запрос на "чернуху", — оптимистичным заявлениям в России верить не принято».

На точности прогнозов, особенно ранних, сказывается и высокая степень неопределенности, добавляет Пекарский. Со временем картина проявляется, белые поля закрашиваются разными цветами, появляется возможность уточнить прогноз. И то, что по исходным данным воспринималось как начало катастрофы, в процессе может трансформироваться в менее опасное явление.

«Есть два вида прогнозов. Одни делают на основе макроэкономических показателей: ВВП, инфляция, валютные курсы и цена нефти, — рассказывает директор института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александр Широв. — На этом наборе в конце февраля — марте других выводов было не сделать. Именно с такими прогнозами имеют дело министерства финансов всех стран, центральные банки. Другой тип прогноза предполагает анализ экономики как системы с развернутой структурой, каждое звено которой имеет свои особенности. Такой анализ факторов на более низком уровне зачастую дает более близкие к реальности результаты. Но выполнять эти исследования по силам очень ограниченному кругу организаций».

Вообще в последние годы большинство экономических прогнозов были ощутимо более пессимистичными, чем реальность, напоминает Широв. Он призывается относиться к построениям и выводам экспертов не как к догмату, а лишь как к общему ориентиру. У экономических и метеорологических прогнозов есть общее свойство — чем короче период, на которой они создаются, тем выше точность, поддерживает Пекарский.

«Российская экономика устояла, не рухнула, как ей предрекали, — объяснил в эфире RTVI декан экономического факультета МГУ имени Ломоносова Александр Аузан. — За 30 лет у нас сложилась рыночная экономика, пусть и несовершенная, но сложилась, накопилась сила самовыживания, они и сработали».

Оценивать силу инерции летящего камня, движущейся машины или поезда человечество научилось. Оценивать инерцию, накопленную экономикой, как и изворотливость предпринимателей, их опыт сохранения бизнеса в кризисные периоды и умение на ходу перестраивать процессы, подыскивать новых поставщиков и рынки сбыта — пока еще нет. Математическим инструментам прогнозирования эти факторы не поддаются. А вносить поправку на коэффициент Тютчева: «В Россию можно только верить», — все-таки несолидно. По крайней мере, для экспертов.