Чем чреваты для экономики – мировой и российской – последствия коронавируса? Кто-то прогнозирует масштабный кризис посильнее Великой депрессии 1930-х годов, кто-то осторожно пророчит пару лет рецессии. Футуристический взгляд на экономику мы попросили бросить доктора экономических наук Якова Миркина, не только известного финансиста, научного руководителя Института экономики роста им. Столыпина, но и литератора и популяризатора экономической науки.

- Яков Моисеевич, со сколь низкой точки падения придется «отталкиваться» российской экономике, после того, как пандемия коронавируса закончится? Насколько глубоким окажется падение и как быстро экономика сможет восстановиться хотя бы до уровня начала 2020 года?

- Все гадают на кофейной гуще. Никто не знает сроков пандемии, не знает, будет ли вторая волна и, наконец, есть еще один негатив – низкие цены на нефть, падение цен на природный газ, металлы. В общем, на всю основную линейку экспортных товаров России.

Сегодня никто не скажет, сколько времени сырьевые цены продержатся внизу и как сократится внешний спрос на наше сырье. Для меня сценарий не «на убой» - шторм в два – три месяца, и до конца года – попытка оттолкнуться от дна.

2020 год - хуже, чем 2009-й (тогда, напомню, падение реального ВВП было на 7,8%) и 2015-й (- 2,3%). Итог текущего года – от минус 10 до минус 20% реального ВВП. Хуже, чем в Европе и США и, конечно, в Китае. Любой кризис, занесенный в Россию извне, мы пока воспроизводили «с рычагом».

- Можно ли сегодня говорить о том, что какие-то отрасли и сектора будут безвозвратно потеряны или их ждут принципиальные перемены? Если да – то кто в зоне риска?

- В сценарии «2-3 месяца плюс низкие цены на сырье» никто не будет потерян окончательно. Самый сильный удар – по сервисам, по всему, что вокруг реального бизнеса. Попробуйте сегодня позаниматься выставками, маркетингом или печатью фирменных бланков. Еще один удар – по аренде недвижимости.

Третий – по мелкому и среднему бизнесу, по всему, работающему «с колес», за счет кредитов. Там будет лесной пожар.

Четвертый – любая деятельность, требующая, чтобы люди собрались вместе, физически, в одном пространстве. Театры, туризм, гостиницы, спорт, та часть образования, которая требует реальных, физических навыков. Книжная индустрия с ее сетью магазинов, где можно находиться часами. Любые розничные сети, кроме продуктовых и аптечных – им будет плохо. Авиация – сколько самолетов сейчас стоят на приколе?

Особенный удар – по московской экономике. Москва – ядро торговли, сервисов и перераспределения ресурсов в России. Фабрика по производству идей, центр коммерческой науки. Вся эта деятельность будет быстро сжиматься. И, конечно, будет всё хуже, с каждым месяцем, всем тем, кто производит любое оборудование, кроме медицинского, строительные материалы. Кто сейчас думает о длинных инвестициях?

Грубо говоря, за 2 – 3 месяца «карантина» – потеря 15 – 20% бизнеса, а дальше, если это случится – по нарастающей, как в организме человека, когда он болеет.

- В свою очередь, есть ли какие-то отрасли и производства – выгодополучатели от нынешней ситуации? Надолго ли хватит им профита?

- Сырьевые отрасли будут спасаться девальвацией рубля, как это было в 2014 году. Выиграют те, кто производит самое необходимое, самое первичное, то, без чего мы обойтись не можем – продовольствие, лекарства, вода, энергия, тепло, электронные коммуникации. Вещи первой необходимости. Производство бумаги будет падать, но бумаги сами знаете какой - расти. Будут в большом выигрыше те, кто доставляет нам блага земные и услуги без физического контакта. Все сейчас ищут интернет–поставщиков. Выиграют компании в собственности государства, крупнейшие, инфраструктура. Им будет оказываться максимум поддержки – бюджет, дешевый кредит.

Кто еще? После девальвации рубля импорт стал дороже. На китайские товары будут смотреть искоса. Между тем, импорт вообще и Китай в частности занимают у нас массу ниш в производстве «простых вещей», в товарах «для нас». Скажем, в обуви. Выиграет тот, кто возьмется по-быстрому закрыть эти ниши внутри России своим производством, на собственном сырье. Не думаю, что здесь будет какой-то бум, но наверняка найдутся умельцы, которые выиграют.

- Как текущая ситуация изменит рынок труда? Много ли народу высвободится или, наоборот, окажется занятыми на нескольких работах или в иных секторах?

- Государство будет сдерживать безработицу по максимуму. Реальная и номинальная безработица будут очень отличаться. Увидим ли в статистике в среднем по России безработицу в 30 -35% рабочей силы, как предсказывают пессимисты? Вряд ли. Максимум 15%, если совсем будет плохо – 20%.

Способы известны – частичный рабочий день, неоплачиваемые административные отпуска. Как и в прошлые кризисы, станет гораздо больше «неформально занятых» - тех, кто работает «за нал», без официальных контрактов с работодателем, живет в серой экономике. Сегодня их в России – 14 – 15 млн человек, будет еще больше. «Самозанятых» - 3 – 4 млн, им тоже – полный вперед.

Кого станет меньше? Может быть, мигрантов, особенно в Москве и крупных городах. Из Москвы уедет часть «отходников» из провинции. Жизнь дороже – заработки ниже – достать рабочее место труднее. Лучше всего будет тем, у кого – реальные умения, тот, кто может сделать для нас самые простые вещи, нужные каждые день. Пекарни, парикмахерские, косметичеекие салоны в крупных городах, когда снимут карантин, озолотятся, если доживут, конечно.

Что еще? Будет сложнее всего «креативному классу», который нарос в последние годы в Москве и других крупнейших городах. Маркетологи, аналитики, пиарщики, юристы, бухгалтеры, веб-дизайнеры, клиентщики, армия помощников, обработчиков информации – все они под угрозой. Будут очень цениться специализированные умения и связи, но только в тех областях, где есть спрос. И, конечно, будет огромный спрос на то, чтобы прислониться к государству – в госкомпаниях и банках, в любых его учреждениях. Там надежней.

- Говорят, что следующим покорителем рейтинга Forbes будет не условный Цукерберг, а тот, кто возьмет в свои руки производство санитайзеров. Насколько велика в этой шутке доля правды?

- Мы еще не знаем, каким будет мир поле пандемии. Если вся эта вакханалия продлится до года, степень разрушения цепочек поставок, технологий может быть очень велика. Остановленные конвейеры, авиакомпании на приколе – насколько быстро убывает их возможность быстро и безопасно запуститься? Ответа пока нет.

Ценность вещей «для нас» - продовольствия, предметов первой необходимости, лекарств - может необыкновенно вырасти, как и ресурсов для них. Что может быть ценнее в таком упрощенном мире, чем производство энергии, воды и тепла, доставка их? В этом смысле, ценность бизнеса «для нас» может быть гораздо выше, чем, скажем, производство самолетов или металлургического оборудования.

Ответ на ваш вопрос – не в части «виртуальности» или «реальности» бизнеса, а в том, что сразу после пандемии и кризиса будет цениться больше всего бизнес, находящийся ближе всего к нашим личным, ежедневным потребностям. То, что мы потребляем ежедневно. И чем проще, чем ближе к нашему рту, нашим ушам и глазам, тем лучше. Но Цукерберг, его Facebook - он тоже «для нас», для наших мозгов, часть нашего базового потребления. Так что у Цукерберга рейтинг Forbes будет не хуже, чем у тех, кто производит кондитерку. Другое дело, что может не стать мифа, может не стать ореола, ведущего к переоцененности – это «тот, кто впереди всех технологий» и именно его акции нужно покупать. Да, пандемия может сбить цену Цукерберга, флер с его акций может упасть.

- Изменятся ли в мире по итогам пандемии привычные товарно-производственные цепочки? Если да, то каким образом и в чью пользу? Могут ли эти изменения быть полезными для России?

- Все уже поняли, что зависимость от Китая и других азиатских экономик слишком велика. Безумие, когда в Чехии ждут, как манны небесной, поставок защитных масок из Китая. Или когда крупнейшие технологические компании в США или Европе встают при задержках комплектующих из Китая. В России зависимость от поставок оборудования, комплектующих, «исходников» из Китая очень велика. На этот вызов будет дан ответ протекционизмом, попыткой хотя бы частично вернуть производство из Азии. Надеюсь, это будет делаться и в России, которая находится в жесточайшей технологической и продуктовой зависимости от ЕС (больше 40% оборота внешней торговли) и Китая (17% оборот внешней торговли). Туда – сырье, к нам – техника, продукция высокого передела.

- А ждут ли перемены рынок сырьевых и энергетических ресурсов? Можно ли говорить о закате нефти – как главного мирового сырья, и что может прийти на смену?

- Все прогнозы энергетических компаний только об одном – до заката нефти еще жить и жить. До начала 2030-х годов можно особенно не беспокоиться. А вот дальше – конечно. Доля возобновляемых источников энергии растет, в отдельных сегментах – ощутимо, но в целом она пока невелика. В ЕС в 2018 году составляла 18,9%, на 2020 г была поставлена цель в 20%.

Если бы мы разговаривали в конце 2019 года, то сказал бы, что сжатие спроса на углеводороды будет постепенным, замещаясь не одним, а многими возобновляемыми источниками энергии и компенсируясь ростом спроса в связи с увеличением объемов мировой экономики. Наверное, так и будет, нужно только подождать, пока шок от пандемии пройдет.

- Если в мировой экономике победит удаленная работа с помощью гаджетов, не окажется ли мир критически зависим от тех, кто прокладывает и обеспечивает связь? Не получится ли так, что следующий кризис вызовет тот, кто просто «отключит рубильник»?

- Мир двигается к многополярности во всем – в экономике, в финансах. Все уклоны в «центр силы», в монополию хорошо показывают, насколько такие сверхцентрализованные экономические и общественные системы становятся уязвимыми при любом шоке. Мой прогноз: в производстве – движение от Китая, от Азии, возврат в «старый мир», плюс, может быть, открытие мощностей в Африке.

В финансах, валюте, связи, технологиях – движение из США, из глобальных финансов с англо-саксонским и европейским континентальным ядрами – в Азию, прежде всего. Так что единого «рубильника» в пределах 10 лет не будет. Нам бы тоже неплохо ухватить что-то в этом движении, но пока что не хватает легкости, динамичности, энергии. Пока прогноз для России, если не изменимся – быть зависимыми в «рубильнике», а, если не в нем самом, то в технологиях или исходных компонентах. Если не европеизация, то значит, китаизация нашей экономики. Уже сейчас Китай – поставщик №1 оборудования и технологий в Россию, Германия - №2.

- Как вообще, по вашему мнению, будет функционировать экономика через 10 или 20 или 50 лет? Насколько принципиально (в производственном, отраслевом, кадровом и прочих укладах) она будет отличаться от нынешней?

- В ней будет меньше людей. Их будет легче прокормить, даже на уровне среднего класса, чем найти работу. Это будет играющее, развлекающее само себя человечество. Под очень жестким надзором «Большого Брата», со многими общественными механизмами, понуждающими к выполнению жестких стандартов поведения.

В значительной мере будет утрачена тайна, приватность личности. Массовое сознание будет все время обрабатываться. Экономика будет настроена на обработку массовых, стандартных, более-менее однородных запросов населения на жилье, продовольствие, охрану здоровья, движение и развлечения. Гораздо большая часть экономики будет связана с услугами и виртуальной реальностью. Это будет неприятный сословный, кастовый мир. В нем будет гораздо больше государства, чем сейчас. Всё ручное, индивидуальное – только для состоятельных, интеллектуалов и технократов.

Это тупиковая модель. Хорошо видно, как она расцветает, и не только в России. Надеюсь, что она все-таки не случится, что пандемия, которая подвигает нас ближе к мобилизационной экономике и ручному управлению, не ускорит ее завершения. Такая модель экономики и общества противоречит самой природе человека. Только те общества способны развиваться, которые смогут найти баланс, золотое сечение между личной и коллективной свободой (мы дышим ею, мы не можем без нее, как без движения) и управляемостью, несвободой, подчинением иерархиям общества (без них оно не выживет). Надеюсь, что мы все не уйдем в этот «занос» и сможем сохраниться в рамках социальной рыночной экономики, дающей возможности остаться самим собой, понимая, что ты – часть целого.

Дмитрий Докучаев