Почему российская промышленность замедляется, а у сельского хозяйства появляются шансы?

Есть универсальная конструкция — «при прочих равных условиях». Применительно к российской экономике выглядит она так: для решения стоящих задач нужно сделать то-то и еще вот это. Когда же не делается ничего, остаются те самые «прочие равные». Правда, экономика и государственное давление на нее никогда не стоят на месте, так что за регулирующим воздействием (превентивную оценку которого обязан проводить специально для этого созданный департамент Минэкономразвития) у нас не заржавеет. Но бывает и так, что условия становятся неравными из-за чего-то откровенно экзотического. Например, огурца. К тому же испанского.

Кто расстроил промышленность?

Российская промышленность весь 2011 год пребывает в неустойчивом состоянии снижающихся темпов, что из месяца в месяц подтверждает статистика. Ситуация, если обратиться к медицинской терминологии, «стабильно тяжелая».

«Тенденция к снижению темпов роста промпроизводства в России наблюдается с начала 2011 года и, по всей видимости, сохранится в среднесрочной перспективе», — уверены, например, в инвесткомпании «Уралсиб Кэпитал». Три базисные причины никаких сомнений не вызывают. Их уже можно считать классическими: нехватка свободных производственных мощностей — их загрузка достигла предкризисного уровня; укрепление вслед за ростом цен на нефть рубля, которое приводит к быстрому увеличению объемов импорта и вытеснению с рынка отечественного производителя. Но самый мощный третий фактор — усиление в 2011 году налогового давления на бизнес за счет прежде всего замены соцналога социальными платежами, что увеличило фискальный пресс на фонд оплаты труда с 26 до 34%. Из-за чего материализовался феномен пока не остановимого бегства капиталов и инвестиционного голодания, снизились прибыли компаний и совокупный спрос.

Статистика добавляет и специфические причины. Главная зона промышленного замедления — обрабатывающие отрасли, и «виновата» в этом прежде всего автомобильная промышленность. Во-первых, сказывается фактор высокой прошлогодней базы в этой отрасли. Во-вторых, сокращается металлургическое производство. В-третьих, свою роль играет продолжающийся спад производства бензина, что отчасти связано с попытками правительства затормозить рост цен на рынке нефтепродуктов. Эксперты называют еще и замедление в энергетическом машиностроении, связанном, правда, скорее с «большими циклами» в этом весьма специфическом производстве.

Есть и красноречивые опросы предпринимателей. В конце мая кучно опубликованы индекс предпринимательской уверенности Росстата, индекс промышленного оптимизма Института экономической политики (ИЭП) и индекс PMI банка HSBC. Все они сходятся в том, что в России происходит увеличение накопления запасов и сокращение спроса на промпродукцию. Раз внутренний спрос падает, производство в ответ сворачивается. Опросы предпринимателей показывают, что отмеченные тенденции в мае только ускорились.

«Импульс роста в обрабатывающих отраслях России практически иссяк, что привело к накоплению запасов впервые с начала кризиса 2008 года», — отмечает Александр Морозов из HSBC. «Ни фактическая динамика продаж, ни предшествующие прогнозы спроса, ни фактическая динамика выпуска не дают оснований для роста оптимизма», — считают в ИЭП. Более того, если «узкая» выборка индекса PMI указывает на рост занятости в мае, то индексы ИЭП показывают другую картину: найм в мае прекратился, но увольнения в целом по промышленности еще не начались. «И, похоже, предприятия пока не готовы перейти к ним», — успокаивают аналитики института. Памятуя, вероятно, о том, что в предвыборный год сокращать занятость — значит вызвать на себя огонь административного давления.

Зато компании, опрошенные ИЭП, уже готовятся к увеличению отпускных цен. Вот это уже более любопытно, подтверждается российское правило, не имеющее аналогов в развитых странах: цены растут и на фазе экономического роста, что совершенно понятно, и на фазе падения, что свидетельствует о нерыночном поведении, чему способствует монопольная структура экономики.

Коза, которую зовут Эмбарго

Если ситуация в промышленности откровенно не радует, искать луч света, освещающий ВВП (которому Владимир Путин предписал удвоиться), остается в сельском хозяйстве. Тем более что здесь перспективы роста налицо. Главный источник оптимизма в том, что если в промышленности, во всяком случае пока, не происходит сколько-нибудь заметных действий по улучшению инвестиционного климата и перспективы сокращения социальных платежей остаются туманными, то в сельском хозяйстве указанные перспективы связаны именно с проводимой экономической политикой. Правда, она описывается бородатым анекдотом об улучшении жилищных условий методом подселения козы и других копытных — чтобы убедить требующего улучшений, как все было хорошо, когда их рядом не было. Вместо козы фигурирует эмбарго на экспорт зерна, которое обещано снять 1 июля.

Когда эмбарго в августе прошлого года было введено из-за засухи, пожаров и потерь урожая, имел место «эффект бумеранга». Россия — крупный экспортер зерна, эмбарго, притормозив внутренние цены, мировые подтолкнуло вверх, и не только на зерно, но и на всю технологическую цепочку продуктов, включая мясо и молоко, чистым импортером которых Россия является. И вот сейчас на отмену эмбарго председатель ЦБ Сергей Игнатьев откликнулся, подчеркнув инфляционные риски. Правда, он говорит только о том, что зерно на мировом рынке стоит примерно $300—400 за тонну, что гораздо выше, чем в России. Ни о том, что это лето может оказаться не менее засушливым, ни об упущенной выгоде российских производителей, ни о том, как эмбарго повлияло на широкую гамму цен на продовольствие, он не упоминает.

Зато (вспомним козу из анекдота) теперь стимулов для роста сельхозпродукции существенно прибавилось. Ожидающийся урожай в 85 млн тонн зерна дает возможность полноценно вернуться на мировой рынок.

Но власть продолжает заботиться о сельхозпроизводителях. С легкой руки главы Роспотребнадзора, санитарного главврача Геннадия Онищенко со 2 июня введено уже импортное эмбарго — на ввоз овощей из стран Евросоюза. Сколько оно продержится, неизвестно; Брюссель, естественно, протестует, но в том, что это фактор административной поддержки российских овощеводов, сомневаться не приходится.

Правда, у этой поддержки, включая отмену зернового эмбарго, есть и оборотная сторона — впереди практически неотвратимый всплеск инфляции, причем на продовольственном, самом социально уязвимом участке. Напомню, что, по официальной статистике, по итогам апреля показатель роста цен уже достиг 9,6% в годовом исчислении.

Пока правительство надеется на интервенционный зерновой фонд, а Мин-экономразвития идет дальше и уже предлагает ввести экспортные пошлины на зерно, убивая тем самым сразу двух зайцев — пополняя бюджет и демпфируя разницу цен на внутреннем и внешнем зерновых рынках. Но у инфляции есть все шансы прорваться через эти редуты — в этом Игнатьев совершенно прав. Да и огуречного интервенционного фонда пока не придумали.

Испанские огурцы, вызвавшие отравления на севере Германии (чей масштаб точно остался бы незамеченным в России), за которыми тем не менее последовали многочисленные рецидивы в разных странах, что в конце концов привело к межконтинентальному скандалу вплоть до овощных войн, в России могут, как и отмена зернового эмбарго, сыграть на повышение вклада сельского хозяйства в ВВП. Однако песок — плохая замена овсу. Найти будущее российской экономики в капусте все равно не удастся. Потому что снижения социальных платежей административная поддержка сельхозпроизводства, конечно, не заменит.

Будет разве что чем закусить.

Николай Вардуль