По данным свежего исследования Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС, впервые за восемь лет доля расходов на продовольственные товары в структуре потребительских расходов россиян превысила 50%. Страна беднеет, и это отражает статистика.

Марина Красильникова, руководитель отдела изучения потребления и уровня жизни Левада-центра, рассказала «Новой газете» о том, что даже в «тучные годы» россияне продолжали потреблять, как бедняки: не имея возможности делать инвестиции в образование или достойную пенсию, мы скупали одежду в дорогих магазинах. Сейчас, по словам Красильниковой, до крайней нищеты может и не дойти, но взят курс на «достойную» бедность — люди не голодают, но во всем остальном зависят от государства.

— Год назад россияне смотрели в будущее с определенным оптимизмом. Сегодня люди окончательно перестали верить в скорый выход из кризиса?

— Особого оптимизма не было никогда, была некоторая привычка к тому, что доходы постоянно растут. За последние 15 лет экономические кризисы каждый раз сменялись достаточно быстрым восстановительным ростом. Все ругали инфляцию, называли рост цен самой большой проблемой, но тем не менее всегда понимали, что и доходы тоже немного вырастут. В этом режиме мы и привыкли существовать — никто не был готов к ежемесячному снижению доходов, которое происходило на протяжении 2015 года и продолжается до сих пор. В этом смысле именно прошлый год оказался для россиян этапным моментом: стало окончательно ясно, что на этот раз быстрого восстановления не будет. Россияне поняли, что говорить о выходе из кризиса не придется еще как минимум два года.

Поэтому люди стали менять свое потребительское поведение и привычки. Российский потребитель и раньше никогда не строил долгосрочные планы: например, в 2008 году треть населения (36%) говорила о том, что «обычно не строит планы на будущее», и еще почти столько же (33%) не загадывали больше чем на год-два. Сейчас этот горизонт сузился еще больше: только каждый пятый строит планы более чем на один год вперед. Люди стали экономить на том, что свободно покупали на протяжении последних 10 лет. И экономить не для того, чтобы делать сбережения, а просто потому, что нет денег. Начался переход на дешевый ассортимент: если раньше люди интересовались качеством, брендом, то теперь закрепилась ориентация на минимальную цену. То, что мы увидели в данных об изучении потребительского поведения за прошлый год, стало общим местом и даже обрело название: «новая реальность». После 15 лет уверенности в непрерывном экономическом росте наступило понимание того, что переждать не получится — надо привыкать к тому, что есть.

— Как сильно средний российский потребитель успел разбогатеть за годы пикового роста доходов?

— Экономический рост в нулевых годах позволил существенно увеличить доходы во всех слоях населения, но при этом произошло достаточно мало структурных изменений в моделях потребления. Большинство россиян (от 2/3 до 3/4) — это по-прежнему общество бедных людей. Не в смысле, что им есть ничего, а в плане структуры потребительских расходов и ожиданий. Ведь что является признаком бедного потребителя? Все доходы тратятся на текущие расходы, то есть на то, от чего ты не можешь отказаться, вроде продуктов питания. При этом у людей нет возможности сформировать достаточно сбережений, чтобы решать более дорогостоящие семейные задачи: жилье, образование, медицинское обеспечение.

Растущие денежные доходы тратились на текущее потребление: на питание и одежду. Наблюдалось даже «избыточное» потребление по этим статьям, когда люди тратили прирастающие доходы на привычные статьи расходов, но не расширяли спектр потребностей, не разнообразили потребительские расходы… Получил лишние деньги — купил красивую одежду или вкусно покушал, утвердив тем самым свой социальный статус успешного человека. Еще одной моделью демонстративного потребления для наиболее обеспеченных массовых слоев населения стал зарубежный отдых, на самом деле довольно недорогой: Турция и Египет. Все это относится к текущему потреблению, а не к развитию человеческого капитала. Это поведение бедного населения. И сейчас, когда доходы стали массово снижаться, уменьшаются траты на еду, одежду, отдых. Но нельзя сказать, что люди стали голодать или что им нечего носить.

На самом деле люди ушли из бутиков, в которые они со своим уровнем доходов и не должны были попасть. И в этом смысле абсолютное снижение реальных доходов до настоящего момента оказалось не так социально травматично, как можно было ожидать. Происходит отказ от тех видов потребления, которые были несколько «избыточными» и не очень закрепились как норма. Сейчас этот «жирок» уже практически исчерпан, а вот что будет дальше — я бы не бралась загадывать.

— Иными словами, за нулевые годы мы ушли от абсолютной бедности, но так и не перешли к новой модели потребления?

— Да, мы победили абсолютную бедность, но не ушли от бедного сознания. За все это время не выработалась модель поведения, представление о том, что лучше накопить ресурсы на жилье или дать своим детям образование, чем по привычке тратить все деньги на еду и одежду. Есть бедное сознание и привычка тратить на текущие расходы: на жилье все равно никогда не заработаешь, а социальный статус как-то надо обозначить. А статус демонстрируется через текущее потребление только в бедных обществах. В более обеспеченном обществе он демонстрируется, например, через жилье. При этом ты можешь быть скромно одет, экономить на одежде абсолютно не стыдно.

В Левада-центре есть шкалы субъективной оценки материального статуса — не в рублях, а на основании того, что человек может себе позволить. К началу этого тысячелетия 28% говорили, что едва сводят концы с концами, а сейчас таких — только 3%, и за последние полтора года их число не увеличилось. Без труда покупать товары длительного пользования в начале 2000-х могли около 4%, два года назад — примерно 33%, а за последний год эта цифра сократилась до 25%. То есть падение реальных денежных доходов привело к снижению числа людей, которые чувствуют себя финансово свободными, но абсолютная бедность не нарастает.

— Но по структуре потребления получается, что за чертой бедности находится большая часть страны.

— Да, в смысле бедного потребительского горизонта примерно 2/3 россиян — бедные. Конечно, бедность — это всегда относительная характеристика, даже в бедном обществе бедными признается некое меньшинство. Сейчас, по нашим оценкам, 29% являются бедными по субъективным оценкам. Но сами разговоры про средний класс меня всегда очень настораживали: они плохо объясняют поведение российского потребителя. Даже в нулевые годы оно лучше всего объяснялось именно моделью бедности. Говорили: смотрите, сколько у нас дорогих магазинов, с каким удовольствием люди скупают одежду. Потому и скупают, что вместо того, чтобы копить и потом покупать жилье или тратить деньги на образование, они покупают одежду, которую в других обществах и моделях потребления могут позволить себе только люди гораздо более обеспеченные. Среднестатистическому представителю среднего класса Франции или Дании и в голову не придет тратить деньги на покупку платья от Escada.

— Корни этого «бедного сознания» уходят еще в советское прошлое?

— Да, в Советский Союз. Потребительский рынок существовал там только для питания и одежды. Остальные блага — жилье, здравоохранение, образование — поступали по другим каналам: либо бесплатно, либо через систему «блата». Соответственно, у российского потребителя не было навыков решения этих проблем: семья не несла ответственности за жилье, за здоровье детей — все это было выведено за пределы денежных расходов домохозяйства, поэтому и соответствующей потребительской модели не возникло. Это не значит, что советское общество было бедным — просто в терминах рыночных отношений потребительское поведение людей было таким.

— Если попытаться резюмировать ваш прогноз о благосостоянии россиян, то он будет выглядеть так: нищета нам пока не грозит, но все больше людей будут попадать в ловушку текущего потребления?

— Взят курс на формирование широких слоев населения, живущих в «достойной бедности». Такие люди не голодают, но способны обеспечить только свои текущие нужды, и в этом смысле полностью зависимы от государства. Идея патернализма на этой почве очень хорошо приживается и будет культивироваться. Я очень надеюсь, что до крайней бедности дело не дойдет. Но самое плохое заключается в том, что не происходит прорыва за пределы этой «достойной бедности» — это очень сильный тормоз на пути изменения общественного сознания. Это лишает людей возможности свободного выбора в сфере потребления и еще больше ограничивает навыки свободного поведения россиян, делает людей зависимыми и безынициативными.

Арнольд Хачатуров