В 2009 году Счетная палата РФ проверит более сотни банков и предприятий, включая частные. Представители СП обещают, что после окончания кризиса государственный контроль над частными бизнес-структурами прекратится.

В период кризиса одним из наиболее активных ньюсмейкеров в стране стала Счетная палата. В декабре прошлого года она утвердила так называемый Антикризисный план проверок, согласно которому визитов аудиторов СП в течение года удостоятся практически все государственные и частные структуры, так или иначе участвующие в выделении, распределении и получении антикризисной помощи, — от Банка России и Внешэкономбанка до «Газпрома», «Транснефти», «Ростехнологий» и «Русала». Плюс около сотни коммерческих банков, независимо от форм собственности.

Реализация плана уже идет полным ходом, и первые итоги проверок Счетной палаты весьма впечатляют. Достаточно вспомнить вызвавшее широчайший резонанс сообщение главы Счетной палаты Сергея Степашина о размере бонусов, выплаченных топ-менеджерам госбанков по итогам 2008 года. Проверка в ОГК-3 выявила, что из 81 млрд рублей, запланированных на инвестиционную программу, более трети средств — 29 млрд — компания потратила на покупку акций компаний «Русиа петролеум», американской Plug Power и акций главного собственника ОГК-3 — «Норильского никеля». После того как Счетная палата объявила о проверке на АвтоВАЗе, в Тольятти «с рабочим визитом» отправились представители Генпрокуратуры. Что касается государственных структур, то недавно Счетная палата закончила проверку работы Федеральной службы по финансовым рынкам, а сейчас идет проверка Федеральной антимонопольной службы.

Перечень проведенных и запланированных палатой проверок, результаты которых неизбежно привлекут серьезное внимание общественности, невольно вызывает ощущение, что СП становится одним из активнейших игроков на российской политической сцене. Чтобы подтвердить либо опровергнуть этот вывод, «Эксперт» обратился с рядом вопросов к аудитору СП Валерию Горегляду, в компетенцию которого входит, согласно информации на сайте палаты, «контроль за государственным долгом, банковской системой, Центральным банком РФ, кредитно-финансовыми учреждениями и финансовыми рынками».

— Из анализа информационного потока создается ощущение, что работа Счетной палаты в период кризиса резко активизировалась. С чем это связано?

— На самом деле по количеству контрольных мероприятий 2009 год ничем не отличается от предыдущих лет. Ощущение повышенной активности возникает, вероятно, в связи с тем, что у общества резко возрос интерес к результатам нашей работы. Причиной этого, в свою очередь, является план работы Счетной палаты, в котором большое количество мероприятий так или иначе связано с анализом кризисных явлений и с оценкой действий властей по нивелированию отрицательных эффектов кризиса. Понятно, что эти вопросы вызывают больший интерес, чем рутинная работа, осуществлявшаяся в периоды экономического роста. В период кризиса всем интересно, что происходит с нашими деньгами.

Составляя так называемый Антикризисный план работы Счетной палаты в 2009 году, мы старались охватить контрольными и аналитическими мероприятиями все виды государственной помощи и все имеющиеся инструменты регулирования. Раньше мы тоже проверяли деятельность главных распорядителей бюджетных средств, но сегодня мы ставим задачу оценивать их с точки зрения эффективности воздействия на кризис. В частности, недавно мы закончили проверку ФСФР именно с позиции того, как эта служба справляется с кризисными явлениями.

— И как она справляется?

— В ходе проверки мы выявили, что пока действенных механизмов регулирования финансовых рынков в стране недостаточно. И проблема не в том, справляется или не справляется ФСФР, а в регулировании в целом. В частности, в стране сегодня отсутствует единый орган, регулирующий развитие финансовых рынков. Потому что отдельные полномочия есть у ФСФР, у Минфина, у Минэкономразвития и ФАС, и полномочия и возможности ФСФР в этой ситуации не особенно велики. Кроме того, некоторые функции в период административной реформы были просто потеряны: существовала Федеральная комиссия по ценным бумагам, некоторые функции которой перешли в ФСФР, а некоторые вообще никому не были переданы. Как результат, Стратегия развития финансовых рынков на 2006–2008 годы, по сути, не выполнена.

— Получается, вы проверяли частный вопрос — эффективность антикризисных мер ФСФР, а пришли к глобальным выводам.

— Совершенно верно. Такой же «частностью» стало совершенно беспрецедентное событие — проверка золотовалютных резервов Центрального банка. Мы пошли на это не из-за того, что было большое желание поковыряться в хранилищах ЦБ. Просто этот вопрос вызывал большой интерес и беспокойство в обществе. Решался он непросто, несколько раз обсуждался на Национальном банковском совете. И дело не только в сложности работы, опаснее сам прецедент, когда орган государственного контроля осуществляет проверку независимого от государства учреждения — Центрального банка. Если бы не кризис, наверное, неправильно было бы затевать такую проверку. Но, учитывая сложившуюся ситуацию, Центробанк фактически попросил нас проверить себя. И сейчас я могу ответственно заявить, что средства не пропали, мы это установили по первичным документам. Банк России даже получил прибыль от управления золотовалютными резервами. Правда, сравнительно небольшую, но ведь практически все частные банки и инвесткомпании вообще понесли убытки.

— Связано ли появление Антикризисного плана проверок с развернувшейся по инициативе президента новой волной борьбы с коррупцией?

— В этом году предметом деятельности Счетной палаты стали все виды господдержки, раньше этого не было. И конечно, мы никогда не проверяли такое количество коммерческих банков. Закон нам это позволяет, но задачи такой не было. Сегодня в банковский сектор идут огромные государственные ресурсы, и надо оценить конечный результат этих усилий. Поэтому приходится проверять банки независимо от формы собственности.

Но мы не являемся правоохранительной структурой и не ставим перед собой задачу преследовать нарушителей. Это вторично. А первично то, что, проверяя банки, регуляторов, реальный сектор, мы пытаемся на их примере оценить эффективность принимаемых антикризисных мер.

Это главное. А если уж по ходу работы находим какие-то нарушения, тогда мы их передаем по назначению. Сейчас много говорят о задачах Счетной палаты в борьбе с коррупцией, но у нас своя специфика: наша задача — находить не коррупционеров, а коррупциогенность.

— Тогда что стало главной причиной появления Антикризисного плана проверок?

— Кризисом мы начали заниматься задолго до краха Lehman Brothers, понимая, что мир вступает в полосу нестабильности и ухудшение в мировой экономике неизбежно. Уже давно мы серьезно обсуждали тему нехватки ликвидности, серьезно ставили вопрос перед правительством и парламентом о растущей внешней корпоративной задолженности и необходимости ее мониторинга. Хотя раньше считалось, что это личное дело корпораций и государство здесь ни при чем. Уже тогда мы говорили, что нам надо быть готовыми — и институционально, и финансово — к резкому ухудшению экономических условий и о том, что наша финансовая система не в полной мере готова к потрясениям. Единственной опорой в ней были устойчивые госфинансы. Поэтому и Антикризисный план мы готовили задолго до того, как он был обнародован.

— Тогда вернемся к сегодняшним реалиям. Одной из основных проблем в борьбе с кризисом, похоже, стало то, что у нас кризис многие восприняли как возможность заработать на чужих проблемах.

— Это очевидная вещь. Нас, кстати, стало настораживать, что многие представители реального сектора обращаются за кредитами, причем за льготными кредитами, по ставке ниже рыночной. И ведь не всегда есть возможность разобраться, действительно ли ему этот кредит нужен для решения проблем. Он кричит: «У меня градообразующее предприятие, надо спасать работников!» Но на самом-то деле в этой ситуации государство спасает не работников, а собственника, который спокойно выведет деньги из страны и сам уедет вслед за ними.

— Похоже, для многих получателей госпомощи стало неприятным сюрпризом, что вы стали их проверять, в том числе частные компании. Ведь раньше считалось, что государство не должно совать нос в дела бизнеса. А сейчас что — происходит глобальный пересмотр этих принципов?

— Это временное явление. Лично я крайний противник чрезмерного участия государства в регулировании экономики. Я считаю, что и до кризиса роль государства в экономике была чрезмерной, тем более что с экономической точки зрения наше государство неэффективно. А сейчас доля государства еще больше увеличивается. Я считаю, что после кризиса мы должны от такой практики отказываться.

— Что, выделенные деньги прокручиваются банками-посредниками на валютном и фондовом рынке?

— Скорее здесь проблема механизма, вопрос, связанный с рисками. Потому что, в конце концов, банк не должен брать на себя все риски экономики. А сегодня основные риски лежат в реальном секторе. И поэтому, прежде чем принять решение дать деньги, надо все просчитать и таким образом составить структуру сделки и кредитный договор, чтобы минимизировать риски банка. Ведь не зря сегодня в качестве главной причины второй волны кризиса называют именно невозвраты кредитов. Сейчас говорим «быстрей-быстрей», перед госбанками директивно ставятся задачи на два процента каждый месяц увеличивать кредитование реального сектора — совершенно беспрецедентная вещь, — но при этом страдает устойчивость банковской системы.

В целом же у нас в последние месяцы темпы кредитования реального сектора растут, и это результат принятых мер. Так что деньги в экономику попадают. Период, когда все уходили в валюту, закончился.

— Чего, по вашему мнению, не сделало правительство?

— Мы связываем с кризисом надежды на изменение структуры экономики. Пока те меры, которые принимает правительство, таких перемен не обещают. Заявления о том, что мы будем оказывать помощь предприятиям исходя из интересов реструктуризации экономики, остаются только декларациями. На практике же не наблюдается мер, которые действительно способствовали бы избавлению экономики от «сырьевого бремени». Может быть, мы скоро и выйдем из кризиса вместе со всем миром, но нет ощущения, что выйдем обновленными.

— Но это не только наша проблема. Ведь, по сути, кризис просто залили дешевыми деньгами, а всерьез меняться никто не хочет, ни у нас, ни на Западе.

— Это действительно так. Но я глубоко убежден, что наблюдаемое улучшение носит временный характер. Я могу согласиться с тем, что мы в ближайшее время увидим позитивные сдвиги в экономической ситуации, но если не будет сделано ничего нового, то в дальнейшем американская экономика, а вместе с ней и мировая, столкнется с еще более острыми вызовами. Потому что, по сути, ни одна проблема у них не решается. Взять хотя бы проблему колоссальных обязательств США. Сама модель финансирования их развития, увеличение потребительского спроса за счет дешевых денег, не может быть бесконечно устойчивой. Она уже достигла своего предела, но они искусственно этот предел отодвигают. И в обозримой перспективе и Америку, и мир ждут серьезные разочарования. Сейчас никто ничего менять не хочет, но менять все-таки придется. И это вопрос очень недалекого будущего.