В штаб-квартире НАТО наблюдалось необычное стечение журналистов. Я не помню такого с 1999 года, бомбардировок Югославии. Даже иракский кризис, расколовший страны НАТО, и ливийский, в который альянс вмешался на поводу у Великобритании и Франции, не привлекали такого внимания к этой организации.

На сей раз речь шла о возможной смене эпох. Точки не расставлены, и есть надежда на восстановление докрымского статус-кво, но в это все меньше верят.

Генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен после совещания с министрами иностранных дел 28 стран альянса заявил, что Россия, присоединив Крым, подорвала основу отношений с НАТО и альянс свободен в выборе мер по укреплению коллективной обороны своих членов. Решений о развертывании войск и баз в восточных членах НАТО не принято, но препятствий нет.

Через 20 лет после «холодной войны» НАТО возвращается к своей прежней миссии – защите Европы от России. Президент Владимир Путин вдохнул новую жизнь в западный военный альянс, о котором граждане составляющих его стран потихоньку начали забывать, уверовав в данность воцарившейся в Европе благостной атмосферы безопасности.

Их лидеры один за другим напомнили, что безопасность и порядок в европейском доме не бесплатны. Европейцы, до сих пор глухие к призывам США и руководства НАТО остановить падение военных расходов, задумались. Балтийские страны, которые получили было ярлык «чистых потребителей» безопасности, обязались поднять расходы выше двух процентов ВВП.

В 1996 году, когда тогдашний генсек НАТО Хавьер Солана и глава МИД России Евгений Примаков в люксембургском замке Зеннинген вели торг об условиях приема в альянс первых трех стран бывшего соцлагеря, я надоедливо приставал к Солане с вопросом: почему НАТО не хочет заключить юридически обязывающий документ? В котором закрепит свое обязательство не размещать существенных вооруженных сил и структур в новых членах альянса. Почему он считает достаточным политическое заявление?

Солана, тонкий знаток хорошего вина и иберийской ветчины, кажется, после третьего бокала сказал: если Россия не собирается ни на кого нападать, то вполне достаточно политического обязательства, а если вдруг соберется, то и юридический документ не поможет.

Кажется, с присоединением Крыма к России такой момент наступил...

На рубеже 80-х и 90-х годов прошлого века Россия вернулась было в евроатлантический дом. Он строился после Второй мировой войны, пока она отбывала срок в построенном ей самой социалистическом лагере. В доме установились определенные порядки, благодаря которым вышедшая из пепла войны Европа стала одним из самых привлекательных для жизни мест в мире. Единственным обстоятельством, которое не давало европейцам спокойно спать, было наличие за железным занавесом нацеленных на них ядерных ракет. И они платили около трех процентов своего достатка на нужды обороны и НАТО (советские люди платили за гонку вооружений относительно гораздо больше).

Поэтому европейцы искренне радовались, когда Россия освободилась и попросилась в общий дом, выразив желание жить по его правилам. Бывшего заключенного приняли в организации, составляющие «домоуправление», даже авансом.

В Совет Европы с его ПАСЕ, даже если Россия не дотягивала до сложившихся после войны стандартов прав человека, гражданских свобод и верховенства права. В «семерку» самых богатых стран мира с демократическими системами, которая стала «восьмеркой», хотя России было далеко до обоих критериев «фейс-контроля», по которым опознавались члены клуба. Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС, подписанное в 1994 году, обещало россиянам единение с Европой, кроме разве что представительства в структурах ЕС (в них и не все западноевропейские страны участвуют). Даже НАТО, предложив всем бывшим солагерникам России программу «Партнерство ради мира», заключило с ней как важным международным актером особое соглашение о сотрудничестве, которое усилил новый президент Владимир Путин, подписав в 2002 году вместе с натовскими коллегами Римскую декларацию.

Но новичок оказался с комплексами прежней эпохи, и, вставая с колен, решил, что правила дома, составленные без его участия, ему подходят выборочно. В российском массовом сознании не было понимания того, что свобода, демократия и рынок больше всего нужны самой России. Думали, что, отказавшись от коммунизма и перестав грозить ядерными ракетами, она сделала Западу одолжение, за которое тот должен платить.

В евроатлантических правилах, кроме приоритета прав личности над правом государства, есть еще и нерушимость границ. Их нельзя делить по этническому принципу, если нет угрозы жизни людей.

Немецкоязычные жители бельгийских и швейцарских кантонов, а также французского Эльзаса не востребованы Германией, а аншлюсс Судетов и Австрии заклеймен проклятием истории. С венграми в Словакии, Румынии, Сербии и Украине неможко сложнее, но и там приняли европейские правила.

С другой стороны, государственный суверенитет не может быть непреодолимым препятствием для международного вмешательства, когда «суверен» систематически уничтожает людей, неважно какой национальности и религии.

В Крыму не было такого, как в Косово. Словами (и довольно долго) Милошевича не удалось уговорить прекратить мясорубку. Потом Косово более десятка лет было под протекторатом ООН и международной оккупацией, прежде чем ему позволили объявить независимость. Десять лет на раздумье – не девять дней крымской кампании. Косово ни к кому не присоединили. Сейчас оно само устремилось в ЕС, туда же, куда и Сербия...

После нарушения правил игры со временем придется принимать новые. На какое-то время мир стал менее предсказуемым. Будут ли новые правила лучше для России? Посмотрим.

Александр Минеев, соб. корр. в Брюсселе