Неимущий народ не может служить опорой ни власти, ни государству

В Советском Союзе бедности, как известно, не было. Так же, как и безработицы, и секса. По крайней мере, об этом не сообщала официальная статистика. И лишь в мае 1991 года Президент СССР М.С. Горбачев подписал Указ «О минимальном потребительском бюджете». За этим эвфемизмом скрывалось введение в стране черты бедности, а значит, и признание того, что кто-то барахтается ниже этой черты. Правда, союзная статистика так и не успела посчитать количество таких людей: через несколько месяцев страны не стало. Но оценки экспертов, к которым принадлежал и автор этих строк, говорили о цифре 25% в целом по СССР и, соответственно, 15–20% в тогдашней РСФСР.

Естественно, появившаяся новая Россия не могла применить советскую «черту бедности». Тем более что количество малообеспеченных людей в начале 1992 года подскочило до 60–70% от всего населения. Поэтому 2 марта 1992 года Борис Ельцин издает Указ «О системе минимальных потребительских бюджетов населения Российской Федерации», где, обратим внимание, вводит «на период преодоления кризисного состояния экономики» прожиточный (физиологический) минимум. Т.е. появляется линия физиологического выживания, которая, по тогдашним расчетам, была примерно в два раза скромнее советского минимального потребительского бюджета. Это позволило показать официальный масштаб бедности на уровне трети населения, что, конечно, было многовато, но не критично.

Потом, осенью того же 1992 года, вызывающее оторопь слово «физиологический» было снято, но прожиточный минимум как российская черта бедности остался и жив до сих пор. По последним официальным сведениям (а это III квартал 2014 года), эта черта проходила на уровне 8086 рублей в месяц, в т.ч. для трудоспособного человека — 8731 руб., пенсионера — 6656 руб. и ребенка — 7738 руб. В итоге бедными было чуть более 10% нашего населения.

Но у меня как человека, стоявшего у истоков появления российской черты бедности, где-то в 2005–2006 гг. возник вопрос. Борис Николаевич ввел прожиточный минимум как чрезвычайную меру только на период кризисного развития экономики, а он, судя по всем параметрам, к тому моменту закончился. Темпы роста ВВП зашкаливали, ощутимо и, казалось бы, неуклонно росли зарплаты и пенсии. Так почему бы не вернуться к нормальной черте бедности — минимальному потребительскому бюджету? Конечно, показатель малообеспеченности резко, более чем в два раза, подскочит, но зато реальная картина социального неблагополучия станет понятной, и с проблемой можно будет адресно поработать.

Однако этого сделано, конечно, не было, и о реальных масштабах бедности в России — не менее 30% населения — догадывались только немногочисленные специалисты. И это при огромных деньгах (триллионы долларов!), которые получало наше государство от продажи нашего минерального сырья на мировых рынках. Косвенно об истинных масштабах бедности говорит уровень материального расслоения, который у нас (даже по официальным данным) никак не соответствует понятию «развитой страны».

Есть такой показатель — коэффициент Джини. Он характеризует равномерность распределения доходов между членами общества. Так вот, по этому показателю Россия находится в одной группе с такими странами, как Кот-д’Ивуар, Сенегал, Бурунди, Кения. Лучше нас с социальным расслоением дело обстоит в Марокко, Турции, Иордании, Таиланде, не говоря уже о европейских странах. Конечно, уравниловка губительна, но роль эффективного государства как раз и заключается в том, чтобы, с одной стороны, не пережать с налогообложением богатых и бизнеса, а с другой стороны — не допускать массовой бедности.

В России, очевидно, государство с такой задачей не справляется. И что же мы имеем в итоге?

Прежде всего отметим, что самыми распространенными бедными семьями у нас являются те, в которых растут несовершеннолетние дети. С рождением каждого ребенка шанс попасть в слой малообеспеченных резко повышается. Для семьи с двумя и более детьми, несмотря на введенные в последние годы меры по поддержке матерей, вероятность стать бедной превышает 40%. Это значит, что многим малышам очень трудно обеспечить адекватный их потребностям уровень жизни: полноценное питание, профилактику заболеваемости. Я уже не говорю о жилищных условиях, которые являются неудовлетворительными у большей части молодых семей.

В результате мы имеем во многом ослабленные поколения дошкольников, а затем и школьников, с соответствующими последствиями для ожидающего их рынка труда, которому требуются образованные и здоровые люди.

В России у бедности есть и еще одна тревожная черта: значительная часть малообеспеченных семей не может выбраться из этого унизительного положения не только годами, но и десятилетиями. Опять же — это крупная недоработка государства, которое убаюкивает себя низкими показателями доли населения, имеющего доходы ниже прожиточного минимума. А ведь застойная бедность приводит к деградации, убивает желание самостоятельного развития, порождает мощнейший патернализм и социальную пассивность.

Пишу об этом с чувством большой тревоги, потому что чрезмерная, искусственно раздутая неуклюжей государственной политикой (а точнее — ее отсутствием) бедность подрывает будущее России как сильной и благополучной страны.

Во-первых, массовая бедность является благодатной почвой для манипулирования общественным сознанием. Малоподвижный в социальном смысле, ждущий милости от государства человек не склонен сопоставлять разные потоки информации. Для него это слишком сложная работа. Куда проще включить телевизор, откуда ему доставляют прямо в мозг умело препарированную информацию (а точнее — дезинформацию). Интернет? Да, среди бедных немало его пользователей. Но он, как показывают исследования, используется в данном случае преимущественно для общения в социальных сетях, скачивания игр, поиска информации о продаже товаров и услуг, а также захода на порнографические сайты.

Во-вторых, манипулирование общественным сознанием очень удобно для разовой мобилизации людей — например, для борьбы с «пятой колонной» или обеспечения выезда добровольцев в «Новороссию». Правда, тут необходимо отметить, что бедный человек все равно ищет в таких эпизодах материальную выгоду. Например, очень любит получать за выход на срежиссированный властями митинг аж 300 рублей. В противном случае искренность порыва отнюдь не гарантирована. При случае у любимого и обожаемого государства бедный человек не постесняется чего-нибудь свистнуть, объясняя себе, что чиновники и так накормлены и напоены, купаясь во взятках. Именно поэтому бедные люди не могут быть сплоченной и сознательно мотивированной группой поддержки власти.

Вспомним 1991 год. В марте на референдуме при почти 80-процентной явке 76,43% советских граждан (без всякого административного давления и чуровского волшебства) ответили положительно на вопрос «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?». И что же? Когда в декабре того же года ночью с Кремля был спущен советский флаг и водружен российский триколор, ни один (!) человек утром не вышел на Красную площадь с требованием сохранить СССР. Люди легли спать в одной стране, а проснулись в другой — и никакой реакции.

В-третьих, массовая бедность не дает возможности проводить столь желаемые «структурные реформы». Все последние годы рынок труда складывался таким образом, что наилучшие с точки зрения зарплаты и стабильности рабочие места сконцентрировались в очень узких сферах: добыча и экспорт природных ресурсов, финансовый сектор, госаппарат, верхушка крупного бизнеса. Попасть туда по силам далеко не каждому: места заняты, и нет протекции. Вот и остается колупаться за мизерную зарплату в обрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве, бюджетном секторе, малом бизнесе (который, как известно, еще и «кошмарят») — без всяких шансов на лучшую профессиональную долю.

Поэтому в стране идет масштабная деквалификация людей, у многих из которых есть даже дипломы о высшем образовании. И если когда-нибудь наступят времена, когда инвестор соизволит вернуться в российскую экономику, то он с удивлением обнаружит, что работать с нужным прилежанием и качеством, оказывается, некому. Хотя в России проживает более 140 миллионов человек!

Мораль сего повествования очень проста. Спасти страну от вылета в «третью мировую лигу» можно, только если будет прекращена промывка мозгов, наш государственный бюджет начнет вытаскивать образование и здравоохранение, и мы вернемся в цивилизованное русло развития.

И еще. Как никогда большая ответственность ложится на тех небедных людей, которые относят себя к неравнодушной интеллектуальной элите. Их не так мало — пусть 10–15%. Нужно не молчать, использовать любые возможности объяснять, что в реальности происходит со страной, предлагать альтернативы. Дорогу осилит только идущий.

Евгений Гонтмахер