25 декабря экономический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова отметит 75-летие. Накануне юбилея «Сноб» совместно с ЭФ МГУ публикует выдержки из университетского курса «Культурный код нации: социально-экономическое значение», прочитанного режиссером Андреем Кончаловским в соавторстве с экономистами Александром Аузаном и Шломо Вебером и бывшим министром культуры Москвы, заведующим Центром исследований экономики культуры, городского развития и креативных индустрий ЭФ МГУ Сергеем Капковым. В этой лекции Владимир Иванов, старший преподаватель, научный сотрудник ЭФ МГУ, соавтор учебника по институциональной экономике под редакцией Аузана, рассказывает о том, в каких странах получается ставить общественный интерес выше частного, а в каких нет, почему неистребимость коррупции в России — это миф и как социологи обнаружили «социальную шизофрению», исследуя отношение россиян к действиям правительства

Равновесие Нэша: частный и общественный интерес

Экономисты в своих моделях и эмпирических работах учитывают такие аморфные вещи, как социальные нормы, в частности, доверие, честность и кооперацию.

Существует конфликт между общественным интересом, когда все делают свой вклад, кооперируются и участвуют в производстве общественного блага, и частными, индивидуальными интересами, когда каждый человек думает: «Пускай другие вложатся, а я смогу увеличить свое благосостояние с помощью некооперативной, нечестной стратегии». Это естественное поведение человека: «Пусть все ведут себя честно, а мне удастся увильнуть».

Есть такое понятие, как равновесие Нэша — это ситуация, при которой, действуя сообща, можно получить больший суммарный выигрыш, но при этом у каждого будет искушение уклониться от стратегии, чтобы получить еще большую выгоду. Это понятие может проиллюстрировать военное противостояние между США и Советским Союзом в годы холодной войны. У государств был выбор между наращиванием и сокращением вооружения. При выборе второго варианта всему миру жилось бы лучше. Но если сокращение происходит в одностороннем порядке, то при возникновении реальной угрозы со стороны противника страна оказывается в уязвимом положении. Поэтому к 1980-м годам ядерного оружия в мире было достаточно, чтобы несколько раз уничтожить земной шар. Как писал в своем стихотворении «Уроки Хиросимы» Борис Заходер, было только два выхода из ситуации: «Или братские объятья, или братская могила».

Успех общества зависит от того, насколько мы можем справляться с подобными социальными дилеммами, выбираться из потенциальных конфликтов между частными и общественными интересами. Причины ведения честной борьбы

Чтобы стимулировать добросовестность, устанавливаются штрафы за некооперативное поведение. Ретроспективное наказание — такое, когда за нарушение человек отдает часть своего богатства. Проспективное наказание — когда ошибки человека не пресекаются, а создаются ситуации, в которых больше никто не захочет иметь дело с нарушителем. Существование этих наказаний — внешние причины ведения честной борьбы. К внутренним причинам относятся социальные нормы: люди пытаются выглядеть хорошо в своих глазах и глазах окружающих.

Эффективным механизмом пресечения некооперативного поведения служит возможность самих участников процесса наказывать нечестных игроков. Когда человек пресекает некооперативное поведение другого, стимулируются области его мозга, отвечающие за удовольствие.

Если обществу удается наладить механизм санкционирования, то социальные дилеммы в нем разрешаются быстро.

Несколько лет назад экономист из Ноттингемского университета Саймон Гехтер проводил масштабные лабораторные эксперименты в России и столкнулся с неожиданным результатом. Введение санкций не повысило уровня взносов в общественные блага. В Европе и США это работало, в России, Белоруссии и Украине — нет. Наши сограждане активно штрафовали тех, кто делал вклад больше остальных. Этот феномен назвали антисоциальным или антиобщественным наказанием: когда наказываются не те, кто основывается на личном интересе, а, наоборот, кооператоры. «В России всегда воровали и будут воровать». Так ли это?

Еще Гоголь и Салтыков-Щедрин писали, что желание прибрать к рукам чужое свойственно русскому человеку, это заложено в культурном коде, и поэтому бороться с коррупцией вроде как бесполезно.

На Манхэттене провели эксперимент. В Нью-Йорке много машин с дипломатическими номерами, так как в этом городе находится штаб-квартира ООН. Одно время они были освобождены от уплаты штрафов за неправильную парковку, иммунитет действовал с 1997 по 2002 год. За этот период сумма неоплаченных ими штрафов составила примерно 18 миллионов долларов. Экономисты Эд Мигель и Рей Фишман решили сопоставить уровень коррупции дипломата и количество неоплаченных им штрафов. Оказалось, большую часть штрафов выписывали тем, кто приехал из сильно коррумпированных стран. В 2002 году мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг отменил иммунитет, и количество общих нарушений сократилось на 95%.

Из этого примера следуют два вывода. Во-первых, было доказано, что культурный бэкграунд и социальные нормы страны оказывают влияние на поведение человека даже на чужой территории. Во-вторых, грамотно введенные санкции могут исправить ситуацию. Таким образом, утверждение о неистребимой коррупции в России неверно — это вопрос правильного правоприменения и неотвратимости наказания.

В Средние века торговля на Волге осуществлялась следующим образом: торговец приезжал в обусловленное место, оставлял на полянке товар и уезжал, через сутки возвращался и находил напротив товары, выложенные местным населением в той пропорции, в которой они хотели бы их обменять. Если пропорция устраивала торговца, он забирал местный товар — сделку можно было считать совершенной. Если нужно было поторговаться, он не прикасался к местным продуктам и возвращался на следующие сутки. Две стороны, не встречаясь друг с другом, осуществляли взаимовыгодный обмен. Желание забрать все продукты бартера и сбежать с ними у торговца заглушалось пониманием того, что это будет последняя сделка в его жизни. Мысли о плохих перспективах удерживали от использования краткосрочной нечестной стратегии.

Важную роль играют социальные нормы общества. Ситуация: студент А попросил у студента В списать контрольную работу, тот согласился. Студент С увидел это и рассказал преподавателю. В России негативную реакцию вызовет поступок «стукача». На Западе будут порицать студентов А и В. Что такое социальный капитал

Социальный капитал — метафора, обозначающая норму честности и доверия в обществе, позволяющих преодолевать проблему нечестной игры. Этой метафорой описывается готовность человека отказываться от личной выгоды ради пользы общества.

Политолог Роберт Патнэм задался вопросом, почему в южных регионах Италии больше мусора на улицах, хуже работают полицейские, больше распространены карманные кражи, чем в северных. Он выяснил причину: на севере люди, жившие в городах-республиках при отсутствии центральной власти, вынуждены были решать общественные вопросы сообща — это сформировало нормы доверия и честности. Меж тем южные регионы постоянно оказывались под властью других народов. Культурный код Европы. Социальные связи

Чем севернее страна Европы, тем менее важную роль для ее граждан играет семья и большее внимание уделяется благосостоянию общества в целом, растет уровень доверия незнакомцам. Для южных народов характерна опора на семью.

Роберт Патнэм выдвинул гипотезу: позитивный исторический опыт кооперации передается через поколения. В регионах, где во времена Средневековья зависимые от сельского хозяйства люди были вынуждены взаимодействовать друг с другом, до сих пор уровень доверия выше.

Ученый Натан Нанн проверял альтернативную гипотезу о том, почему люди не доверяют друг другу. Он рассматривал Африку. Когда мы думаем о работорговле, то представляем, как белые колонисты приезжали, направляли ружья на несчастных негров, заковывали их в кандалы и увозили. На самом деле колонисты покупали одних местных жителей у других. На африканском континенте некоторые люди специализировались на продаже людей, плененных в результате межплеменных войн, или украденных детей. И чем интенсивней была работорговля в регионе, тем ниже был уровень доверия. Это сохранилось по сей день: недоверие закрепилось на уровне культуры.

Три альтернативных способа измерения честности и доверия:

прямые оценки, полученные в ходе социологических опросов; экспериментальные оценки — результат лабораторных экспериментов; косвенные оценки: как люди проявляют себя в благотворительной и волонтерской деятельности, хотят ли помочь.

Скандинавские страны характеризуются высоким уровнем доверия (примерно 65–70%): Дания, Швеция, Норвегия, Финляндия. Чуть хуже Китай, Германия, Великобритания, США. В России уровень доверия чуть ниже среднего, порядка 20–25%. Низшие показатели у Бразилии, Египта, Турции, Латинской Америки и Ближнего Востока — 5–10%.

Путем эксперимента было выяснено, что банкиры врут в два раза чаще, чем фармацевты или айтишники. Профессиональная среда накладывает отпечаток на то, как ведет себя человек. В Индии провели опрос среди студентов-первокурсников, кем они хотят стать. Выяснилось, что большинство из них, кто в ходе эксперимента соврал, собирались стать чиновниками.

Исследуя уровень образования разных групп граждан, ученые сделали вывод, что образованные люди больше доверяют другим и ведут себя честнее, чем необразованные. При этом люди, которые получали образование по горизонтальной системе (с множеством групповых проектов, обсуждений, дискуссий), как правило, больше доверяют друг другу, чем те, которые учились в вертикальной.

«Левада-центр» провел опрос, попросив одних и тех же респондентов назвать черты, характерные отдельно для западных бизнесменов и отечественных. У первых определили такие качества, как трудолюбие, деловая хватка, рационализм, компетентность, высокий уровень общей культуры. Для российских бизнесменов, по мнению большинства опрошенных, были характерны жажда наживы, склонность к жульничеству, неразборчивость в средствах достижения цели и низкий уровень общей культуры.

Экономист Филипп Агийон написал статью «Регулирование и недоверие», в которой выдвинул такую гипотезу: если детям передают нормы честности и доверия, те растут с осознанием того, что все вокруг ведут себя честно, конкуренция необходима, государственное вмешательство должно быть минимальным, взятки не нужны, и это поведение доминирующее. Напротив, если передавать им нормы недоверия, появляется спрос на государственное регулирование, уровень коррупции растет, свобода действий ограничена.

В скандинавских странах, где низкий уровень недоверия, люди против того, чтобы государство всецело контролировало бизнес. В противовес им выступают Бразилия, Уганда и другие.

Если посмотреть на социологические опросы в России, то легко увидеть заметную, законсервированную социальную шизофрению. Российские граждане говорят о неэффективности правительства, бездействии полиции, коррумпированности чиновников. Но на вопрос, как решить проблемы страны, они же отвечают, что следует дать больше полномочий правительству, чтобы оно могло регулировать все сферы жизни.