— Ну так женщинам проще. Вот тебе кто-нибудь дает денег?

Это интересуется очень особенный для меня человек. Великий. Не то чтобы учитель, но один из тех, кого я уважала безусловно.

Было время, когда я мечтала, чтобы однажды, прямо как своя, оказаться в одной с ним компании (а не просто рядом на работе) и услышать, как блестяще он общается с приятелями. А сейчас он спрашивает меня про эти деньги. Да, это звучит как шутка. Но не совсем.

Я смотрю на него — и вижу всех мужчин его поколения, «немного за пятьдесят». И не просто мужчин, а потрясающих мужчин, кумиров, звезд. Они легенды. Такие мужчины в свои пятьдесят три, или пятьдесят шесть, или пятьдесят девять должны, по идее, находиться в замечательной фазе очередного рассвета, когда становится понятно, что некий рубеж в пятьдесят пять, например, уже пройден, и после него не наступило ничего ужасного. Это время в хорошем смысле зрелости, когда, допустим, сексуальный кураж уже не тот, и, конечно, есть некие внешние изменения, но при этом не случилось ничего драматического — и эрекция все еще есть, и задница на месте, но появляется некое спокойствие, которое делает этих мужчин похожими на богов.

Мой личный ужас в том, что они при этом напоминают скорее языческих богов, в которых перестали верить. И которые зачем-то сами себя ниспровергли. Проснулись однажды утром и сказали вслух: «Мы больше не боги. Мы — неудачники».

Все началось в первой трети нулевых. Все эти легенды внезапно и дружно, будто у них сговор, ощутили собственную бессмысленность. Блестящие умы внушили себе, что их достижения, их интеллект — это все ничтожно в сравнении с тем, что имеют их же ровесники и приятели вроде миллиардеров, которых тогда называли олигархами. Был момент, когда они вдруг задумались над тем, что частные самолеты этих миллиардеров и миллионеров, на которых те их возят на свои яхты, чтобы потом доставить на свои виллы, — это все стыдно. Самим надо иметь яхты-самолеты. А если нет — идти в жопу.

Но самое глупое в том, что все, как обычно, из-за женщин.

Вот без обид — женщины все-таки более разумно устроены. Если они решают сломать себе жизнь, то делают это ради себя. И тогда все эти разрушения становятся основой для создания чего-то нового и прекрасного. А мужчины ломают жизнь из-за женщин. Особенно мужчины этого самого поколения. Почему-то их так научили.

Эти мои великолепные мужчины «за пятьдесят» вдруг увидели, что женщинам нужны богачи. И что ради богатства девушки готовы на все что угодно. С кем угодно. Это было лихое время, истерический гламур, блеск и нищета, «стань богатым или сдохни». Даже откровенно успешные люди, которых все знают, известные и очень обеспеченные — они все равно ощущали, что какая-нибудь молодая или знаменитая красотка не обратит на них внимания. А за миллиардеров того же года выпуска и в той же физической форме все эти красотки будут драться.

И вот это их вдруг уничтожило. Эта как бы несправедливость. Потому что они не хотели и сейчас не хотят понимать, что женщина, которая раздвигает ноги за деньги, — она не доставляет удовольствия нормальному человеку. Они не хотят знать, что чувствует мужчина, когда понимает, что подруга занимается с ним сексом, и стонет, и кричит, и отлично подражает оргазму только ради денег.

Возможно, это такое негласное соглашение. Те, у кого была возможность использовать за свои миллионы красавиц, не признавались, как неприятно заниматься сексом с человеком, который тебя совсем не любит. И которому ты даже не нравишься. А те, у кого не было такой возможности, ревновали без лишних сомнений.

— А что мне делать? — спросил меня один такой приятель. — Где я еще найду женщину до тридцати лет?

Это я ему предлагала расстаться с подругой, которая доставляла ему одни неприятности. Она была немного младше его.

И я опешила.

— А почему именно до тридцати? — спросила я.

— Ну, не встречаться же мне с ровесницами! — возмутился он.

— Это еще почему? — спросила я больше от изумления, чем от любопытства.

И получила в ответ не совсем внятный текст о том, что ровесницы все с проблемами, и сиськи у них не очень.

У него у самого сиськи тоже не очень. И проблем навалом. Но сам факт этой таинственной мужской гордости, когда они встречаются с женщинами моложе — он дороже и самоиронии, и самокритики, и ощущения реальности, и счастья. Дороже всего. Такое могут позволить себе только миллионеры. Значит, надо держаться, даже если все это в минус.

Эти мужчины привыкли к тому, что общество дает им привилегии лишь потому, что они мужчины. Они привыкли кое-как одеваться, не следить за собой, в свои бывшие тридцать выглядеть на сорок пять, ходить с двойным подбородком. С другой стороны, они были умны, более-менее честны, талантливы — и привлекали этим людей, в том числе и женщин. А потом вдруг выяснилось, что вокруг полно или богатых, или красивых. Они поэтому так не любят метросексуалов, которыми уже стали все, — это ревность к тому, что они по старой памяти не могут себе позволить уход за собой, потому что им кажется, что это уничтожает их мужественность. Но ее они уничтожают в себе сами. Они не могут сообразить, как это мужчины в стильных костюмах и с модными прическами тоже бывают очень успешными. Тут же всего два варианта — если ты делаешь шикарную стрижку, то ты либо гей, либо жиголо, а все это значит, что ты — вариант женщины. И тебе кто-то дает денег.

Я только и видела, как мужчины в рассвете, в то время, когда надо было править миром, расклеивались, падали за горизонт и уступали место тем, кто достоин лишь мыть за ними посуду. Они сейчас и сами удивляются, почему вокруг какие-то двадцатипятилетние выскочки — но это они уступили им место. Лишь потому, что женщины с длинными ногами не хотели раздвигать их перед ними.

Они растерялись в мире новых богатых русских и новых красивых русских. Были всем — ощутили себя никем. Они боятся женщин. Они не умеют за ними ухаживать. Потому что не знают, что предлагать. Себя-то они считают слишком ничтожными.

Это очень грустно. Лично у меня даже нет сил злиться на них за сексизм и замшелую старомодность, почти сексуальное старообрядчество. Потому что, когда на твоих глазах величие подрывается на самодельной бомбе из тщеславия и зависти, это совсем не стыдно, это трагедия. Но самое неприятное в том, что мы их потеряли. Они не изменятся. Они будут думать только о бабах, а не о самих себе, о своем значении для людей, о том, какими бы замечательными менторами они могли стать, о том, сколько всего интересного они могли бы сделать. Они будут думать о девушках до тридцати, которые хотят спать со своими ровесниками или с мужчинами вроде Шона Пенна, и эти мысли убьют их.

Арина Холина