Макроэкономисты свое слово сказали: 2015 год будет сложным. Они же утверждают: этот вывод можно смело распространить и на 2016–2017 годы. Что предопределяет ухудшение социального положения большинства населения — и тут вырисовываются столь популярные у социологов 80 с лишком процентов. Уже сейчас началось устойчивое падение реальных доходов, снижается доступность бесплатной медицины, все больше нареканий к системе образования. Как отреагируют на это россияне?

Я не строю иллюзий по поводу политического протеста. Разговаривая с людьми всех возрастов и профессий, почти всегда получаешь ответы: «политика — грязное дело», «политика — отстой» и т.п. Да и социология говорит о том же. Поэтому я не удивлен чрезвычайно вялой реакцией на приговор братьям Навальным, экстремально низкой явкой на почти всех муниципальных и региональных выборах. Причины такой апатии понятны: систематическое удушение конкурентной политической среды, выдавливание из информационного поля независимых СМИ и, конечно, чудовищная по своей силе пропаганда против любых демократических ценностей.

Свой «вклад», конечно, внесли 90-е годы, когда новая правящая элита увлеклась перераспределением советской собственности и оседланием финансовых потоков, а о внесении в массы принципов цивилизованной европейской жизни как-то подзабыла. Людям сначала фактически отказали в прохождении настоящей школы демократии, а потом, уже в 2000-е, стали убеждать, что это и не нужно: мы ведь идем каким-то особым путем. Правда, так до сих пор неизвестно каким.

Но стоит ли хоронить российское общество, представляя его бессловесной массой по принципу «народ безмолвствует»? Думаю, что пока оснований для этого нет. И разрастающийся кризис должен это утверждение доказать.

Население России можно условно разделить на несколько групп по типу социально-общественного (неполитического в узком смысле этого понятия) поведения:

— «активисты»: те, кто действует наподобие той лягушки, которая попав в, казалось, безвыходное положение, таки сбила масло и выбралась из ловушки;

— «зрители»: те, кто сочувствует «активистам» и при определенном стечении личных обстоятельств может к ним присоединиться или уже сделали это;

— «просители»: те, кто ждет милостей от природы (в нашем случае — от государства);

— «люмпены», те, кто ничего не ждет, выживая копанием в мусорных баках, попрошайничеством, нахлебничеством у родственников, а также криминальным промыслом.

Рискну предположить, что среди нашего взрослого населения «активистов» — не более 3–5%, «зрителей» — 20–25%, «просителей» — не меньше 50% и, соответственно, «люмпенов» — 20–25%.

Как начавшиеся уже социальные осложнения повлияют на поведение этих групп?

«Активисты» еще более динамично станут заниматься социальной самообороной. В личном плане они постараются найти приработки. Но что не менее важно — еще активнее начнут становиться центрами коллективных действий по отстаиванию прав людей. Это относится и к трудовой сфере, где работодатели будут стремиться снизить зарплату, провести сокращения. И к здравоохранению, где «оптимизация» нарушает элементарные права медицинских работников и пациентов. Понадобится позаботиться и о попавших в отчаянное положение из-за снижения и без того невысокого уровня жизни стариках, инвалидах, детях-сиротах.

В этом их поддержат многие «зрители», хотя бы потому, что они ощутят на собственной шкуре все прелести кризиса.

Таким образом, можно ожидать существенного всплеска общественной неполитической активности на микроуровне, которая никак не будет оформлена в виде зарегистрированных Минюстом структур. Конечно, ситуация в разных местах России будет отличаться, и очень сильно. Как всегда, в передовиках окажутся крупные города и региональные центры. Но к ним прибавятся национальные республики, где традиции житейской взаимопомощи все еще не исчезли.

Для государства, которое в последние годы ударно трудилось над тем, чтобы сделать жизнь НКО тяжелой, а зачастую и невыносимой, это станет неприятным сюрпризом. Как объявить «иностранным агентом» не некоммерческую организацию, а неформальную группу граждан, которая не получает не только заграничных, но и никаких денег вообще, объединившись на волонтерских принципах? Угрожать лидерам-«активистам» потерей бизнеса, работы? Это вызовет только обратный эффект, приводя к резкой политизации протеста.

Фактически дело идет к тому, что, оказывая давление на нынешнее гражданское общество, в основном сформированное в 90-е, государство, создав своими действиями полномасштабный социальный кризис, собственноручно выращивает grass roоtes («корни травы») нового гражданского общества. Это будет совершенно другой феномен. Если в конце советской эпохи и во времена Бориса Ельцина общественная деятельность концентрировалась на околополитической тематике («долой все советское, давай все западное»), то сейчас активизм прорастает снизу — из социальных будней.

Люди, которые занимаются самоорганизацией своей жизни, объединяются независимо от «политических взглядов» — «либерал», «консерватор», «государственник» и т.п. Из этого явления есть, конечно, исключения — это крайние позиции. Например, «профессиональный националист» или «практикующий анархист». Но реальных последователей этих течений очень немного. Политическое мышление большинства нашего народа, в т.ч. тех, кого можно отнести к «активистам» и «зрителям», с точки зрения политологии весьма эклектично и нелогично. Тут скорее поле для анализа социального психолога. Радуясь тому, что «Крым — наш», типичный российский человек одновременно весьма враждебен к государству как к институту. И это нисколько не противоречит экстремально высокому рейтингу Владимира Путина, который в глазах народа никак с этим государством не ассоциируется, являясь, видимо, феноменом совершенно иного, уже не человеческого, а мистического свойства.

Но значит ли это, что такая каша в головах будет сохраняться всегда? Вряд ли.

Да, в этом году люди будут объяснять свои социальные неприятности «происками врагов России». Но постепенно появится и другой ответ: «нерасторопность и продажность чиновников». Коллективная самооборона будет натыкаться прежде всего на инстинктивное сопротивление местных и региональных властей, которым по определению не нравится любая несанкционированная активность. Так уж выстраивалась наша «вертикаль власти» все последние годы — отжимая гражданское общество от реальных дел, заменяя его симулякрами.

В условиях хронического дефицита местных и региональных бюджетов, постоянного урезания их расходов, прежде всего на «социалку», руководители начнут совершать массу невынужденных ошибок и глупостей. Они ведь не привыкли работать в партнерстве с простыми людьми, рассматривая их в лучшем случае как объект снисходительного патронажа.

Если в 2008–2009 годах социальные риски, чуть-чуть набрякнув, были быстро нивелированы массированными вложениями тогда еще богатого государства и восстановившимися высокими ценами на нефть, то сейчас этих факторов нет и не будет по крайней мере несколько лет. Поэтому давление «снизу» на местную власть будет нарастать без адекватного в ее стороны ответа.

Это создаст крайне высокие риски локальных конфликтов между группами социальной самообороны и государством в лице его конкретных представителей. Обращения к Владимиру Путину как верховному арбитру будут не просто учащаться, но и приобретать новое качество. От просьб починить водопровод (что характерно для многочисленной категории «просителей») дело перейдет к требованиям решить и персональные вопросы (уволить губернатора, главу городской или районной администрации), и навести наконец порядок в ЖКХ, здравоохранении, образовании, в сфере общественной безопасности. А это не что иное, как выстраданное, идущее «снизу» требование создать эффективно функционирующие институты российской социальной жизни.

Последует ли адекватный ответ «сверху»? Показательной поркой отдельных чиновников проблему не решить. Придется или брать в ежовые рукавицы нарождающееся «гражданское общество 2.0», или все-таки начинать реформы, о необходимости которых говорят все сколько-нибудь независимые специалисты. Если будет выбран первый, жесткий вариант, то последствия могут оказаться катастрофическими. «Гражданское общество 2.0» не просто политизируется, но быстро обратит свое недовольство на «вертикаль власти», используя новейшие методы сетевых структур. Чем дело может закончиться? «Цветная революция» покажется бархатным сценарием по сравнению с хаосом, образцы которого мы наблюдаем сейчас в «ДНР» и «ЛНР».

Можно, конечно, ничего не делать, считая, что внутренняя ситуация в стране после разгрома политической «несистемной» оппозиции под контролем. Но корни травы, как известно, имеют свойство прорастать иногда даже из-под асфальта, а устроить в России вечную зиму не может даже самый выдающийся сын человеческий.

Евгений Гонтмахер