В 1993 году английский экономист Ричард Аути (Richard Auty) изобрел хлесткий термин «проклятие ресурсов», описывающий ситуацию, при которой страны, богатые природными ресурсами (в первую очередь нефтью), оказываются не способными использовать это богатство для повышения уровня жизни. Пока экономисты с позиций своих теорий разбираются с этим феноменом, известным также как «парадокс изобилия», рассмотрим его с иной точки зрения.

Уже при первом приближении к существу проблемы мы наткнемся на существенное препятствие. Дело в том, что концепция «парадокс изобилия» рассматривает соотношение потенциала, заложенного в недрах, с уровнем жизни, исходя исключительно из принципа «здесь и сейчас», игнорируя взгляд на культурно-историческое развитие той или иной страны. А ведь постижение сути невозможно без анализа того, что предшествовало нынешней ситуации.

Говоря о культурно-историческом пути, на первое место необходимо поставить религиозный аспект. Начиная с поздней античности именно религия, как социально-политический институт, оказывала реальное воздействие на все сферы европейской жизни. Почему мы так резко сужаем географию, да еще и с жесткой привязкой к Европе, – ведь парадокс ресурсов рассматривается как явление глобальное? Это вполне объяснимо: вся технократическая цивилизация, сформировавшая общество потребления, диктующая современные экономические, политические, социальные, культурные и даже морально-этические ценности, есть плод именно европейской цивилизации, именно ее радикального влияния на исторические судьбы всего мира.

Первым шагом на пути к обществу потребления стала победа христианского мировоззрения над языческим – провозглашение христианства государственной религией Римской империи. Здесь кроется истинный и далеко не последний парадокс. Религия, утверждающая примат вечного над бренным, духовного над материальным, отвергающая стяжательство (по крайней мере, на первых порах), в итоге превращается в собственную противоположность! Тем не менее, это так. С христианизации Рима началось, во-первых, разрушение института рабовладения и формирование феодальных отношений, а во-вторых – постепенное снижение градуса воинственности, замена древнеримских милитаристических доблестей идеалами смирения, послушания, ненасилия. Два этих процесса, с одной стороны, привели Рим к гибели, с другой – заложили основу для нового витка цивилизационного развития.

В ранней средневековой Европе не происходило ничего существенного, что было бы связано с нерелигиозной жизнью, в то время как на ближнем Востоке, напротив, расцветают алгебра и философия, ювелирное дело, светская архитектура и светская живопись (миниатюристика). Да и уровень жизни на Востоке, судя по источникам того времени, существенно выше, чем в Европе. В итоге те же крестоносцы, изначально движимые благой идеей отвоевания гроба господня, постепенно переключаются на земные радости, достигнутые арабами. Любопытно, что именно в этот период происходит великий обмен ценностями между мусульманской и христианской культурами. Крестоносцы научают мусульман религиозной нетерпимости и воинственности (до тех пор эти качества почти не присутствовали в исламском мире), а мусульмане прививают христианам интерес к нерелигиозным ценностям жизни – светскому искусству, наукам, философии, изысканным манерам. Сегодня мы видим результат этого обмена: воинственных, но бедных и невежественных (статистически) мусульман и предельно толерантных, изнеженных и образованных европейцев – и все это за каких-то 700–800 лет.

Пик превращения христианского общества в общество потребления (оно же – индустриальное) выразился в резком возвышении ордена рыцарей-тамплиеров, ставших, по сути, первым общеевропейским банком. Но по приказу французского короля Филиппа Красивого тамплиеры были уничтожены, развитие цивилизации на Западе временно приостановилось… До того момента, когда Мартин Лютер вывесил свои знаменитые тезисы против католицизма и началась Реформация. И тут мы имеем дело с очередным парадоксом: реформа Лютера изначально была направлена против отступничества, в которое, по его мнению, впало западное христианство, и за чистоту веры, за возвращение к истокам. На деле же она привела к следующему витку технократической цивилизации и стала истоком феномена, ныне известного как Соединенные Штаты Америки. Впрочем, обо всем по порядку.

Суть реформы Лютера можно свести к нескольким простым постулатам. Во-первых, нет никакой свободы воли, есть предопределение. Следовательно, ни молитвой, ни духовной чистотой нельзя обрести Царствия Небесного. Во-вторых, раз мы не можем влиять на потустороннее, мы можем влиять на посюстороннее – ведь Бог любит чад своих и не желает им зла! В-третьих, чем лучше и больше мы будем трудиться (во славу Божью), тем лучше мы будем жить (с Божьей помощью). Истинно немецкая практичность!

Всякий труд на благо себя объявляется богоугодным делом – разве можно построить лучший фундамент для индустриального общества? И все это исключительно под знаменем христианства – только обновленного и реформированного. Напомним, что тогдашняя Германия, где проповедовал и обрастал последователями Лютер, являла собой ряд княжеств, зачастую ссорившихся меж собой и в связи с этим пребывавших в упадке. По сравнению с цветущей Италией, могучей Францией и гиперкатолической Италией Германия была настоящими задворками Европы. Как, впрочем, и Англия, примерно в то же время отпавшая от католицизма (правда, совсем по иным причинам – из-за желания тогдашнего монарха, Генриха VIII Тюдора, вторично жениться). Именно после антикатолической реформы несколько германских княжеств, Англия и еще одна заштатная в тот период страна – Швейцария – с конца XVI века начали свой путь к экономическим вершинам, став первыми индустриальными странами Европы.

При этом роль церкви во всех сферах жизни не только не убывала, а, напротив, лишь возрастала! Если католицизм постепенно движется к внешней декоративности (главный стиль контрреформации – барокко, акцентирующий именно внешнюю, эстетическую сторону религиозной традиции), то протестантизм, напротив, избегает внешних проявлений, сосредотачиваясь на внутренней жизни. Молитва и служба не отменяются, но, лишившись трансцендентальности мессы, становятся инструментом посюстороннего воздействия, ибо направлены они не на воздаяние в загробном мире, но на получение благ на земле. И с этих позиций становится совершенно очевидным феномен бурного промышленного роста в тех землях и странах, население которых исповедовало протестантизм.

Сначала Германия, Англия, Нидерланды (здесь антикатолицизм был связан, прежде всего, с реакцией на ненавистную власть католиков-испанцев), затем – уже упомянутая Швейцария, скандинавские страны, Новый Свет, где происходит «смена властей» – испанцы и французы, первыми колонизовавшие Северную Америку, постепенно перемещаются на юг, уступая место протестантам – англичанам и голландцам. Дальнейшее развитие Америки полностью подчинено религиозному размежеванию: сравнительно отсталые в экономическом смысле католические страны Латинской и Южной Америки (от Мексики до Чили и Аргентины) и успешные Соединенные Штаты – протестантские по преимуществу.

На этом фоне выделяется Канада, некогда английская, то есть протестантская колония, почему-то так и не достигшая уровня производства и жизни, как в США. На это есть два объяснения. Во-первых, самая густонаселенная и развитая часть Канады, Квебек, долгое время была под протекторатом католиков-французов. Во-вторых, Канада слишком долго пребывала в статусе сырьевого придатка Англии (равно как и Австралия, и Новая Зеландия) – именно это обстоятельство и затормозило темпы экономического роста со всеми вытекающими последствиями. То же можно сказать об Индии, странах Индокитая, Африки – европейские страны и, прежде всего, Великобритания, еще в XVII веке вступившие в фазу индустриального общества, не смогли бы развиваться без колоний…

Эта картина сложилась в ходе исторического развития и, как уже было сказано, во многом под воздействием религиозного выбора. Теперь вернемся к началу, к нефти. Интерес к ней пробудился в связи с изобретением двигателей, работающих на жидком топливе, и бурным развитием машиностроения. Лидерами последнего стали, как можно догадаться, протестантские страны – Британия, Германия, США. Именно эти страны, несмотря на две войны, пережитые в ХХ веке, продолжают оставаться на вершине экономического успеха, определяя тренд развития уже постиндустриального общества – то есть общества потребления в чистом виде. Такая позиция немыслима, как и прежде, без сырьевых придатков, которые, утратив колониальный статус, насильственно сохраняются в состоянии сниженного экономического роста – и делается это различными методами, от экономических (кредиты и инвестиции) до политических (дестабилизация режимов).



Но это касается именно бывших колоний, а ведь так называемое «проклятие ресурсов» распространяется и на те страны, которые никогда не знали колониальной зависимости, – арабский мир, например, да и Россию тоже. Здесь, опять-таки, корень проблемы лежит в религиозном выборе – ведь ни ислам, ни православие не заявляют о божественной полезности труда и самообогащения, что само по себе, исторически, оказалось тормозом для экономического развития. С другой стороны, внешним тормозом стала экономическая гегемония протестантских стран.

Между прочим, Европа тоже неоднородна в этом смысле. Католические страны, прошедшие пик развития до наступления Нового времени (XVII век), – такие как Испания, Португалия, Италия, отчасти Франция, – хоть и не являются ресурсоемкими, но пребывают в состоянии экономической стагнации, и вовсе не по причине недавнего кризиса! То же относится к православным балканским странам, Греции и Кипру – там просто нет должной (религиозной) мотивации к работе на полную катушку – и, как следствие, упадочная экономика.

Так что, как видим, никакого специфического «проклятия ресурсов» нет (США, кстати, тоже весьма богатая недрами страна), а есть лишь особенности исторического пути, религиозного сознания и национального менталитета. И поскольку все это вырабатывается в течение веков, в ближайшее время ожидать кардинальных изменений в данной сфере не приходится.

Автор - Илья Никитин