Начну историей из жизни.

Собрание дачного кооператива по поводу покупки электрического трансформатора общественного пользования. Встает одна из дачниц:

– И зачем мы его купили? По телевизору выступал министр энергетики и сказал, что до тридцати пяти трансформатор необязателен.

Отвечает инициатор покупки (кстати, инженер-электрик, в жизни – главный инженер предприятия):

– Простите, тридцати пяти чего?

Пауза и решительный ответ:

– До тридцати пяти!

– Чего тридцати пяти? Килограммов, домов, лет?

– Не знаю, но министр сказал – до тридцати пяти не обязательно.

– Извините, – осторожно продолжает инженер-электрик, – вы по профессии кто?

– Преподаватель фортепиано!

– А я – главный энергетик, и что такое «тридцать пять» – хоть убейте, не понимаю.

– Но министр сказал: до тридцати пяти не обязательно...

Вот она, крайняя степень неразвитости критического мышления. Героиня истории (действительно совершенно реальной) в принципе не осознает того, что происходит. Она не слышит вопросов и аргументов собеседника и упорно гнет свою линию, несмотря на явную абсурдность ситуации. По телевизору говорили, значит, осмыслять не обязательно. Возможно, что-то она и слышала, только вот забыла, как именно это звучало.

В народе это очень точно называется:«слышал звон да не знает, где он». И ладно бы она высказывала свое мнение, пусть безграмотно. Проблема в том, что своего мнения у нее как раз и нет, ведь его надо формировать на основе отобранной информации в ходе ее анализа и критической оценки. Гораздо лучше взять что-нибудь готовое и желательно «авторитетное». А какой у нас сейчас главный авторитет? Конечно, телевизор. Свято место пусто не бывает! Чужое мнение принимается за собственное, заполняя пустоту там, где у нормального взрослого человека должны быть проработанная система ценностей и гибкий механизм мышления с развитой критичностью.

Неумение оценивать информацию работает в обе стороны, принимая то форму слепого доверия, то воинственного неприятия всего, что исходит от источника, «недостаточно авторитетного». Вот и наша героиня продолжает настаивать на своем, даже когда ей с очевидностью указали на заблуждение. (Как же – министр сказал! И нечего мне тут голову морочить дурацкими вопросами!) Кроме того, безапелляционность героини может отчасти формироваться и поддерживаться ее профессиональной принадлежностью. Многим педагогам свойственна гипертрофированная «уверенность в себе», зачастую переходящая разумные пределы.

Непререкаемость собственного мнения, привычка руководить зачастую перерастают в черту личности и проявляются далеко за пределами профессиональной сферы. Право учить, воспитывать, направлять тех, кто младше и уже в силу возраста неопытнее, в сочетании с обязательной ответственностью за воспитываемого формируют обманчивую убежденность в собственной непогрешимости всегда и во всем. Это закрепляет человека в сильно акцентированной роли «Родителя», и вот уже он начинает во всех окружающих видеть «чад неразумных». Причем такой человек склонен не только навязывать свое мнение тем, кого считает менее сведущими, нижестоящими и т.д. Он и сам столь же естественно подчиняется вышестоящим или тем, кого считает авторитетами (и даже идентифицирует себя с ними, как в приведенной истории, – выступает как бы голосом авторитета).

Нечто подобное мы видим в другой истории. Мать хочет отреставрировать старые фотографии и просит дочь обработать их на компьютере. Дочь: «Ладно, давай сюда свои дагерротипы!» Мать немедленно кидается в атаку: «Ты мне не умничай, манеру взяла, в глаза мне своей образованностью колоть. Нос задираешь, а посуда не мыта!»

Ситуация во многом сходная. Дочь – «нижестоящая», по мнению матери, не проявляет к ней достаточного почтения, поскольку употребляет незнакомые «слишком умные» слова и вообще посягает на мудрость «Яйца курицу не учат». Безапелляционность и авторитаризм в данном случае растут на той же питательной среде – ложно понятой роли «Родителя», которая может разыгрываться в отношениях «родители/дети», «учителя/ученики», «начальники/подчиненные» в одном и том же ключе: «Я главнее (сильнее, старше и т. д.), значит, по определению умнее». Так совершается распространенная ошибка, когда устанавливается прямая связь между превосходством в возрасте (образовании, положении, а иногда и жизненном опыте) и превосходством в мудрости.

А ведь это не всегда справедливо. Ведь важно не только то, сколько времени человек жил на свете, но и как он жил – насколько «качественной» (разнообразной, наполненной, а главное, осмысленной) была его жизнь. Двадцать лет жизни одного человека порой могут стоить сорока и даже шестидесяти, прожитых другим человеком «по инерции», потому что он успел больше увидеть, испытать, перечувствовать. Более того, жизненный опыт не есть простая сумма жизненных впечатлений. Важно и то, насколько эти впечатления были восприняты, переработаны, усвоены, оценены. Какие выводы были сделаны. Лишь тогда они лягут в копилку личности.

Между тем в реальности этот факт редко осознается, что проявляется во всех межличностных взаимодействиях, способствующих занятию позиции «Родителя». Мы готовы поверить любой чепухе «из телевизора» или от «тети Нюры», но ни за что, ни при каких обстоятельствах не признаем, что «нижестоящий» (по возрасту или социальному положению) может реально чему-то нас научить. Как будто это признание выбьет из-под нас колченогий табурет нашей уверенности в своем авторитете!

Именно подсознательная боязнь за свой авторитет предопределяет еще одну общую черту описанных трансакций – враждебность обеих героинь. В социальных взаимодействиях это обычно выражается фразами типа: «Не пытайтесь меня запутать своими наводящими вопросами!» В семейных все грубее и проще: «Сопля зеленая, больно умная стала!»

А ведь с этого и начинается формирование некритичности. Если родители навязывают свой авторитет как незыблемый, в детях постепенно воспитывается привычка не подвергать сомнению все, что исходит «сверху». Позже место родителей занимают педагоги, правительство, у кого-то «наука», а у кого-то Бог – либо жестокий и карающий, либо закрывающий глаза на шалости «деточки», но в обоих случаях фигура Бога будет играть неконструктивную роль.

И, наконец, самый страшный авторитет – неписаные законы общества, которые вдалбливаются с горшка и воспринимаются личностью как плод собственного мыслетворчества. При непредвзятом рассмотрении и критическом анализе весьма многие из них докажут свою абсурдность. И главное – уже никто не помнит, откуда они взялись. Но как раз непредвзятости и критичности нам обычно и не хватает, так что непредвзятого анализа можно не опасаться. Все это выводит нас на более широкую проблематику – о картине мира, то есть о том, каким человек видит мир и себя в нем.

Начнем разговор о картине мира с образца устного народного творчества...

Человек сошел с ума и вообразил себе, что он покойник. Как ни старались его переубедить – все напрасно. Наконец один врач поинтересовался:

– А как Вы думаете, у покойников течет кровь?

– Ну конечно же, нет! – ответил больной.

Врач взял скальпель и порезал больному палец, из которого сразу же пошла кровь.

– Знаете, доктор, – подумав, сказал больной, – я ошибался. У покойников течет кровь!

...«Живет в своем мире», «не от мира сего» – так обычно говорят о человеке, ведущем себя «не как все». Он как бы построил собственный внутренний мир и спрятался в нем. А все окружающие, «нормальные» люди, живут в твердой реальности.

Конечно, герой анекдота пребывает не то чтобы в здравом уме. Но обратите внимание, как гибко он подстраивает собственные представления под объективные факты! Нам, «нормальным», поучиться бы у него! Ибо картина мира большинства людей столь же далека от объективности, а вот гибкостью, как правило, не отличается. И нормальной она воспринимается потому лишь, что примерно совпадает с картиной мира большинства окружающих.

Картина мира – это представление человека о реальности и самом себе. А также о взаимоотношениях его с реальностью.

Наверное, не стоит повторяться, что реальность подлинная и то, что кажется нам таковой, – вещи разные. В своем собственном мире живет абсолютное большинство людей – в том числе те, кто даже не подозревают о самом существовании феномена «картины мира». Все мы имеем свое, субъективное представление об окружающем мире и себе самом, а также о своем месте в мире. И представление это далеко не во всем совпадает с реальностью, как ее воспринимают другие. Ведь иначе было бы куда меньше взаимных недопониманий. Но каждый считает, что его видение мира верное и соответствующее реальности, и мы почти не способны усомниться в этом.

Почему? Подобные сомнения просто-напросто не вписываются в картину мира – а точнее, в представление о себе. Разве возможно признать, что мир не таков, каким мы его представляем? Что весь наш опыт ошибочен? Это было бы равносильно крушению самого мира, в котором мы живем. Потому большинство из нас, в отличие от героя анекдота, противится всему, что может пошатнуть его картину мира. Серьезные изменения ее, переоценка представлений возможны либо под мощным воздействием грубо вторгающейся и ломающей устоявшиеся представления реальности (проще говоря, сильные потрясения, ломка жизненного уклада), либо сознательно, путем тяжелой и болезненной работы над собой.

А ведь понимание того, что картина мира субъективна, уже открывает множество возможностей. Это понимание означает, что представление о мире можно изменять. Если бы речь шла о некоей твердой реальности, попытка изменить субъективное отношение к ней означала бы, что мы погружаемся в фантазии. А раз мы и так живем (признаем честно) в фантазийном мире – зачем же представлять себе мир так, чтобы он доставлял неудобства? Мы реагируем не на саму реальность, а на свое представление о ней, помните? Сама же по себе реальность ни хороша, ни плоха: это чисто человеческие представления.

Например, стол или стул – хороши они или плохи? Если на стуле сидеть, он как бы хорош. Если вспомнить о нефизиологичности стульев – он уже не столь хорош. Если бить им по голове – скорее плох. Но если это голова нехорошего человека – то не так он и плох… С другой стороны, стул – он какой? Высокий, низкий, красивый, неуклюжий? На самом деле, он просто есть. А все, что мы в него вкладываем, это элементы картины мира, это наше отношение. Не более, но и не менее. И если мы способны видеть реальность с разных сторон, это тоже просто есть.

Этим можно умело воспользоваться. Кстати, мы и так делаем это постоянно, внося в восприятие мира личное отношение. Но если это зависит от нас, зачем мы видим в мире плохое, зачем видеть в нем негатив, неудобства, препятствия? Когда-то мы создали собственное представление о реальности – пришла пора понять, что в наших силах создать его заново. При этом важно понимать, что создаваемый нами пластичный, переменчивый мир (и внешний, и внутренний!) тоже не является твердой реальностью. Что это пусть и гибкая, но картина мира, то есть наше о мире представление.

Но если мы способны менять картину мира, получая от этого бонусы в виде положительных эмоций, а возможно, и жизненных достижений – то почему бы нет? Самое главное – не забывать о том, что умение творить собственный мир по своему желанию возможно лишь тому, кто осмелился выйти за рамки тесного, но привычного внутреннего мирка.