Вы хотите, чтобы не было богатых? А мой дед хотел, чтобы не было бедных. Наш колумнист считает, что от неравенства не уйти, оно заложено в нашей природе

История о мудрой внучке декабриста, которая дивилась большевикам – (Вы хотите, чтобы не было богатых? А мой дед хотел, чтобы не было бедных) – гуляет по страницам нашей прессы с конца восьмидесятых. И с того самого времени эта история меня ставит в тупик.

Потому что сами понятия «богатства» и «бедности» относительны, рождены из сопоставления. Если нет богатых, то нет и бедных, если нет бедных, то нет и богатых. Иными словами, желания условного дедушки и условных большевиков ничем по сути друг от друга не отличаются.

В неполиткорректном сегодня рассказе Марка Твена «Роман эскимосской девушки» речь идет о дочке северного магната, состояние которого оценивалось тамошним «Форбс» в целых двадцать два рыболовных крючка. Ну, или в «Кин-дза-дзе» тоже за одну спичку целую гравицапу торговали.

Порочность всех утопий в том и состоит, что от неравенства не уйти никуда, оно заложено в нашей природе. Один талантлив, другой бездарен, тот красив, этот уродлив – от рождения. И вот тут «взять всё и поделить» невозможно. Хоть ты в доску разбейся, запрещая «сексизм» или вводя «положительную дискриминацию», этот вывих никак не исправить. Никуда от иерархии в обществе, увы, не денешься. Отличия между нами устранить нельзя, только сгладить. Если внизу пирамиды нет голодных, бездомных, безграмотных – уже хорошо. Забавно, кстати, что социалистам у нас это в некотором роде удалось. Но машинка сломалась из-за того, что само сглаживание зашло слишком далеко – принцип «надо бы укоротить» пережал пружину. Экономика задохнулась. «Вы делаете вид, что платите, мы делаем вид, что работаем – ггг».

А сегодня мы существуем в другой крайности. Пропасть между самими верхними и самыми нижними огромна, и вдобавок образовалась она не самым естественным образом.

Учитывая это, милый анекдот о внучке декабриста звучит теперь иначе, жутковато. Буквально. «Мы хотим, чтобы не было бедных – физически. Пусть этот сброд куда-нибудь канет. Куда-нибудь за колючую проволоку, в подземелья свои, где-нибудь там работает и что-то там производит, наслаждается своими тупыми теленовеллами, воспроизводится в своих типовых спальнях, спивается и старчивается. Но видеть его не желаем. Ни в наших подъездах, ни на наших дорогах. Иногда, правда, можно этим сбродом, как ломиком, поддеть власть и сковырнуть её, чтобы мы – такие умные, состоятельные и прогрессивные -- смогли, наконец, занять её место».