Институт собственности важнее торжества справедливости, о которой у каждого свои представления

Двадцать лет назад, 14 августа 1992 года, первый президент России Борис Ельцин подписал указ, в соответствии с которым каждый гражданин Российской Федерации получил право на получение приватизационного чека – ваучера. Номинал был установлен на уровне 10 тысяч рублей.

Предполагалось, что в результате грандиозного «раздела имущества», к которому формально были допущены все желающие, «народное добро» трансформируется в частную собственность – один из основополагающих институтов капитализма, а граждане, превратившись в собственников, начнут, наконец, по-хозяйски относиться к своей стране.

Действительность, к сожалению, оказалась так же далека от этих упований, как «военный коммунизм» от «Утопии» Томаса Мора. Абсолютное большинство российских граждан со своими ваучерами рассталось, не получив взамен ничего или почти ничего (уже через несколько месяцев после начала приватизации за 10 тысяч рублей можно было купить разве что бутылку водки). Многочисленные, появившиеся ниоткуда чековые инвестиционные фонды, вроде «Гермес-Союза» или «Хопёр-инвеста», полопались как мыльные пузыри, и те, кто обменял свои ваучеры на «универсальную валюту» того времени, могли считать, что им еще повезло.

И хотя институт частной собственности в России все же появился, и приватизация сыграла в этом далеко не последнюю роль, изрядная часть населения почувствовала себя обманутой. Соответствующее сложилось отношение и к собственности, и крупным собственникам. Расхожее представление о том, что невозможно сколотить состояние, не воруя, стало общим местом.

Правда, в итоге, после нескольких волн передела собственности, в обществе сложился консенсус относительно того, что пересмотр итогов приватизации был бы гораздо более разрушительным, чем сохранение статус кво, и сам институт собственности важнее торжества справедливости, о которой у каждого свои представления. В конце концов, процесс первоначального накопления нигде не проходил гладко, и назвать основателей большинства западных финансовых и промышленных империй кристально честными людьми язык не повернется.

Второй президент России начал свою политическую карьеру с торжественного обещания не допустить пересмотра итогов приватизации. Но уже на исходе первого президентского срока Владимир Путин сам нанес мощный удар по институту собственности в России. Комментируя «дело ЮКОСа», он сначала заявил, что честным путем заработать миллиарды невозможно, а после и вовсе высказался в том смысле, что крупные собственники в России сродни наемным менеджерам, которым «государство доверило», и которых оно же, государство, в любой момент может лишить доверия.

Собственность утратила остатки легитимности в глазах значительной части населения, но это еще полбеды. Хуже другое: чиновники, привыкшие идентифицировать себя с государством, восприняли слова Путина как руководство к действию. В результате чего сформировалась нынешняя полуфеодальная система, в которой практически любой бизнес находится в «крепости» у того или иного чиновника. Самым ярким примером подобного рода взаимоотношений была система, выстроенная московским градоначальником Юрием Лужковым. И судьба его «империи» стала прекрасной иллюстрацией того, что может случиться с бизнесом в случае отставки «покровителя».

Возвращаясь к чековой приватизации, стоит напомнить, что в последний раз тему «нечестной приватизации» поднял все тот же Владимир Путин не далее как в феврале этого года. Будучи кандидатом в президенты, он приехал на съезд РСПП и предложил представителям крупного бизнеса окончательно «закрыть проблему», например, заплатив «разовый сбор» или как-то еще. Даже если эта идея будет иметь продолжение, можно не сомневаться, что никакой массовой раздачи благ населению больше не будет. В лучшем случае крупный бизнес обложат новым оброком в пользу государства или идентифицирующих себя с ним чиновников.

Максим Блант