Юрий Аджем прошел вторую лигу СССР, пережил обвинения в сдаче матча, играл в ГДР и посоветовал Газзаеву Акинфеева. В интервью «Матч ТВ» тренер детской школы ЦСКА рассказал, как сборная СССР ходила на стриптиз в Ливане, как в ГДР в перерыве матчей игроки ели бутерброды и как Салугин без прав ездил на «Мерседесе».

— В 70-е в Крыму судей просили отсматривать талантливую молодежь. Вас тоже нашел арбитр-скаут?

— Мы играли на первенство Крыма, бригада судей отметила меня и порекомендовала «Таврии». Первый матч был против команды из Ливана. Очень смешные футболисты приехали: мы вышли заряженные после установки Бубукина, а они об игре особо не думали. Стояли в бутсах у забора и просили, чтобы их подруг пропустили на матч. В общем, очень слабая команда, 7:0 мы их хлопнули. Но вот сборная Ливана была интереснее, мы с ними тоже играли.

— В Ливане?

— Да. Его называли маленьким Нью-Йорком. Я в Ливане ночью вместе с барменом смотрел бокс. Мы с ним не понимали друг друга, но подружились. Он часы с руки снял и подарил мне — то ли Orient, то ли Seiko. В Советском Союзе таких, конечно, не было. Из Ливана переезжали в Сирию автобусом, в эту ночь как раз бомбили. Мы были в Дамаске, в Хомсе. Ходили в мечети: все в мраморе, в золоте, в серебре. На базарах от количества драгоценностей можно было ослепнуть. Когда кадры из Хомса сейчас показывают, грустно становится. Мы видели такую красоту, а теперь все уничтожено.

В Ливане нас повели в стриптиз. Первый раз мы такое увидели, конечно. Женщина оголенная выходит, Славу Чанова обнимает. У него глаз был замотан бинтом, так на фоне этого бинта все лицо краснющее было! Она намекала: «Пойдем со мной!» А Слава сказал: «Руссо туристо, облико морале!» В Иране еще была история. После игры всем подарили часы за сто долларов. Один советский тренер, который там тренировал сборную по вольной борьбе, говорит: «Это они вам подарили за то, что вы первый матч проиграли». Мы пропустили тогда за десять секунд до конца. Потом смеялись: «Представьте, как мы рисковали!»

Вообще на русских за границей тогда реально смотрели как на инопланетян. В начале 70-х с «Таврией» поехали в Италию — на самый каблучок сапога. Там, по-моему, впервые увидели русского человека. Дети все от нас шарахались, мы просили нашего переводчика из посольства узнать, что происходит. Ребята объяснили: «Нам родители говорят, что если мы будем себя плохо вести, отправят к русским. А русские своих детей в котле варят». Мы засмеялись, угостили их чем-то и сразу подружились.

— Как вы добирались на выездные игры с «Таврией»?

— Обычно на самолете. Составляли расписание так, чтобы, например, на западе сразу было три игры. Помню, откуда-то летели и пролетали наш стадион «Локомотив». Рядом с ним через забор — кладбище. Мы никак не сядем, круги накручиваем. Шутили: где следующий матч сыграем: на стадионе или уже на этом кладбище?

На автобусах тоже ездили, а однажды после победы в Сочи через переправу добирались. По дороге заднее колесо три раза пробивало. Один раз запаска выручила, а два других колеса дали водители проезжавших мимо икарусов. Просто так, безвозмездно — потому что «Таврия». Для любого водителя автобуса из Симферополя это было почетно.

Уже в сборной познакомился с Мишей Аном из «Пахтакора», дружили семьями. Он очень боялся летать. Мы в Иране на автобусе ехали, видели тяжелую аварию, со смертельными исходами. Миша мне сказал: «Это не мое. Моя смерть — самолет». Через месяц его не стало. Хотя до этого они уже падали, когда в Смоленск ездили играть на Кубок. Двигатели отказали, но сразу включились.

— Когда «Таврия» выходила в первую лигу, решающие матчи вы играли с травмой, а ваш партнер — с переломом ребер.

— Победители шести зон приезжали в Сочи и по круговой системе расписывали пульку — три команды выходили в первую лигу. У меня тогда было смещение позвонков, ходить с трудом мог. А Коле Климову в первой игре сломали два нижних ребра. Дальше — важнейшая игра против Костромы, мы с Климовым были нужны. Мне сделали уколы, Колю перевязали бинтами. Выходим: он забивает два, я — один. Кострому тогда тренировал Кавазашвили, он не ждал, что нас травмированных выпустят. После игры на бровке сказал своей команде: «Людей из могил выкопали, а они вас обыграли!»

— В одном из сезонов вы играли по странным правилам, вместо ничьей во всей стране били пенальти. Самая невероятная серия?

— В Жданове проиграли по пенальти 16:17. Пока били, стемнело, ничего не видели. Чтобы не было затяжных серий, на следующий год сделали по-другому: если после пяти ударов ничья, каждая команда получала по одному очку. Все договаривались и не рисковали. Если мимо пробили, следующий тоже бил мимо.

— Был стадион в лиге, на который не хотелось приезжать?

— Я вам другое расскажу. В 1975 году играли в Орджоникидзе против Газзаева. Мы их обыграли 2:0, а Валерию Георгиевичу тогда не понравилось, что я у него жестко мяч отобрал. Газзаев в игре горячий, очень не любил, когда что-то не получалось. После матча подошел ко мне, извинился, руку пожал. Мы идем, а народ хлопает. Газзаев говорит: «Юра, впервые вижу, чтобы здесь трибуны не свистели, а аплодировали тем, кто нас победил!»

Валерий Георгиевич — быстрый, взрывной футболист. Что стартовая скорость была в порядке, что дистанционная. Против него сложно: заряжен на игру, резкий, дриблинг хороший, накоротке мог сыграть. Чем-то на Промеса похож.

* * *

— Вы рассказывали, что военные люди в ЦСКА лезли туда, куда не нужно. Самый удивительный пример?

— Мы жили рядом с хоккеистами, иногда ходили в баню вместе с Виктором Васильевичем Тихоновым. Однажды к нему на установку приехал начальник политотдела клуба. Полковник, в форме, все дела. Тихонов заходит последний, спрашивает начальника: «Вы что здесь делаете?» Тот отвечает, что приехал на установку. Тихонов посмотрел на него: «Хорошо, тогда проводите установку». Развернулся и ушел. Пришлось политработнику все-таки выйти из комнаты.

Другой случай был, когда в 1983 году неудачно начали сезон. Приехал первый замминистра обороны, захотел встретиться: «Я вам ничего не буду говорить. Единственное, посоветую, как играть на стандартах. Не надо всем бежать вперед: расположитесь кто-то здесь, кто-то там». Совершенно случайно ситуация на поле складывается так, как он говорил, а мы забиваем гол. Заходит потом: «Видите, что значит слушать старших!»

— В ЦСКА вас обвинили в сдаче игры «Днепру», отчислили из команды и лишили звания мастера спорта международного класса, но потом оправдали. Что было на самом деле?

— У вас много времени?

— Очень.

— Заканчивался первый тайм матча с «Днепром». Врач Олег Маркович Белаковский ходит туда-сюда: «Я буду вынужден в Москве доложить, что вы сдаете игру». Смотрю на него: «Олег Маркович, а с чего вы взяли, что мы сдаем? Счет 0:0, что такое?» Спрашиваю тренера Олега Базилевича: «Вы тоже так считаете?» Он смотрит на меня: «Я пока так не считаю». Матч «Днепру» мы проиграли — 1:2. После игры — никаких разговоров, все тихо. Причем две недели назад Базилевич собирался рекомендовать меня в сборную.

На собрании объявляют: «За снижение спортивного мастерства отчисляются из команды Юрий Аджем и Михаил Дубинин». Я выхожу и говорю администратору: «Переделай нам билеты, нас отчислили». Он в шоке: «Как я вам переделаю?» Оказывается, за администратора уже все переделали. А оператора матча просили сказать, что пленку игры с «Днепром» украли.

В тот же момент меня пригласили в Голландию за вторую сборную играть. Отвечаю: «Как ехать? Меня выгнали из команды». Мне говорят: «В ЦСКА тебя нет, а в сборной есть. Чтобы был!» Вечером сообщили: «На тебя завтра наложат дисквалификацию». Утром звонит товарищ: «Ты газету „Советский Спорт“ читал?» Я спустился вниз, вытащил газету и прочитал о себе некролог.

— Ваши действия?

— Поехал в клуб, встретил там Базилевича. Спрашиваю: «Олег Петрович, за что вы меня отчислили из команды?» Смотрит на меня: «Ты что, не понимаешь сам? У тебя с „Днепром“ было 86,6 процентов брака!» Я даже не знаю, как реагировать: «Олег Петрович, даже если бы мне глаза завязали, такого быть не могло». Базилевич еще сделал вид, что ничего не знает о дисквалификации. Я ему объясняю: «Да вся Москва говорит о дисквалификации!» Он повернулся: «Вся Москва говорит, что и Базилевича выгонят! Ой, кажется, дождь начинается». Я в тот момент понял, что это за человек.

Через два дня меня дисквалифицировали и лишили звания мастера спорта международного класса. Все просто: Базилевич был знаком с заместителем председателя Спорткомитета Сычом и с замотдела пропаганды ЦК КПСС. Они наверх всю историю и запустили.

— Зачем?

— Когда Базилевича приглашали, хотели, чтобы ЦСКА боролся за чемпионство. Мы шли шестыми, а Базилевич пытался как-то от себя отодвинуть вину. Придумал версию для начальников: «Как мне добраться до самого верха, если капитан Аджем сдает игры?» Замминистра обороны Соколову подготовили бумагу, где было написано, что надо отчислить из команды Аджема и Дубинина за снижение спортивного мастерства, а сверху резолюция: «Дисквалифицировать Аджема».

Журналист «Известий» Жбанов хотел помочь, встретился с Базилевичем. Потом пришел ко мне: «Что могу тебе сказать про него? Мыло! Ты как его не возьми, оно выскальзывает». Как только он побеседовал с Базилевичем, в редакцию поступил звонок: «Скажите вашему Жбанову, чтобы он вообще этим не занимался».

— Что дальше?

— Меня взяли в штат хоккейной команды. Даже платили зарплату — 250 рублей. Тарханов же меня научил кататься на коньках и немного играть в хоккей. Я пару раз выходил на лед, но тренировался с теми, кто не играл.

В этот период встретился с Анатолием Владимировичем Тарасовым. Он спросил: «Как дела? Готовишься?» Я сказал, что бегаю. Тарасов покачал головой: «Нет, неправильно. Завтра утром мне позвони, вот телефон». — «Во сколько звонить?» — «В 6 утра!» Меня товарищи предупредили: «И попробуй только в одну минуту седьмого позвони!» Я встаю утром, как гимн заиграл, сразу звоню. Тарасов подходит: «Доброе утро. Карандаш или ручка есть?» Дал целую программу, что нужно делать.

— Сколько тренировались по программе Тарасова?

— Через полгода к нам приехал начальник команды СКА-«Карпаты» из Львова. Говорит: «Поехали к нам, заявим». Во Львове был командующий прикарпатского военного округа — Беликов, сумасшедший фанат футбола. Он и пообещал снять дисквалификацию.

Я приехал во Львов, команда на сборах. Меня встречает замкомандующего, спрашивает: «Что с тобой сделали, сынок?» Я ответил, что похоронили меня. Замкомандующего пообещал: «Мы их всех … [порвем]". Я сказал, что ничего с ними делать не надо, только пусть в футбол разрешат играть. Командующий Беликов — фанат футбола — сказал заму лететь в Москву и заявлять меня за Львов. Пообещал, что если заявят, ускорит процесс строительства горнолыжной трассы в Карпатах. В Москве вызвали секретаря, чтобы подготовить документы для снятия дисквалификации. Все оформили и сообщили, что завтра в 10 утра заявят. Я чуть трубку не уронил!

Но Сыч сразу позвонил в ЦК, а оттуда пришло указание — придержать. Чтобы минимум год прошел дисквалификации.

— Остались во Львове?

— Да, получал военную зарплату, играл за дубль, товарищеские матчи. Беликов смотрел все игры! Звонил, спрашивал: «Во сколько игра дубля?» Ему говорят: в четыре. Он отвечал: «Так, чтобы перенесли на полчаса, сейчас прилечу». В половине пятого вертолет приземлялся в центральном круге. Беликов садился на трибуну, только после этого все начиналось.

Мы с Тархановым все это время были на связи. В новом сезоне ЦСКА с Базилевичем шел на последнем месте, на самом дне. Замминистра обороны Соколов заинтересовался: что это такое, почему ЦСКА на последнем месте? Базилевича в команду вообще приглашал Соболев — главный по олимпийскому управлению. Соколов попросил тайно привезти ему Тарханова, чтобы никто не знал.

Спрашивает Тарханова: «Саша, что такое? Я понимаю, что меня обманывают». Тарханов прямо говорит, что Базилевич всех запугал, что все сдают игры, что всех дисквалифицируют. Решили, что Базилевича уберут, а Саша пообещал, что команда будет умирать на поле. Вдруг Соболев — протеже Базилевича — говорит: «Базилевич — тренер 21-го века!» На что Соколов ответил: «Пусть тогда в 21-м веке и тренирует!»

— А Тарханов говорил, что это он помог вас отстоять.

— Да! Соколов спросил его: «Саша, вопросы остались?» Тарханов сразу напомнил про меня: «А можно Аджема вернуть? Он во Львове». Замминистра послушал Тарханова и все понял. Набирает Сычу: «Валентин Лукич, год назад меня обманули. Мы дисквалифицировали человека не по делу. Надо исправить эту ошибку. Вам достаточно звонка или лучше письмо?» Тарханов мне вечером позвонил, сказал, что бумага пошла, что возвращаюсь в ЦСКА.

Тренер во Львове просил остаться. Я поблагодарил за все, но попросил меня понять и отпустить в ЦСКА. Только Беликов был зол, расценил как предательство. А дальше нас жизнь в Германии почти свела.

* * *

— В ГДР вы попали в состав группы советских войск в Германии.

— Спортивный армейский клуб находился под Потсдамом, базировался в олимпийской деревне 1936 года. Замначальника по политической части нам сказал: «У всех свой бизнес, но прошу вас — без криминала. Ни золото, ни валюту не везите. Ладно, можно золото, только не килограммами».

— О чем речь?

— Скажем, покупаешь в Москве золотые изделия и в Польшу через друзей отвозишь. Через границу спокойно пропускали, как Штирлица в Швейцарию. В Польше золото продавали, а тебе — деньги. Немцев больше интересовали деревообрабатывающие станки или моторы для лодок. Я возил бутсы, баулами по много пар. На таможне спрашивали: почему так много? Я письмо совал: «Для нужд советского спорта».

— Что везли из ГДР в СССР?

— Фарфоровые фигуры — любые, даже с браком брал. А товарищ говорил: «Сейчас мы их обезобразим!» Он не художник, но краски покупал с лаком и все делал! Я брал фигуру за 150 марок — это 50 рублей по тем деньгам. В Москве она в разы дороже уходила.

— А футбол?

— За ГСВГ (группа советских войск в Германии — «Матч ТВ») играли на первенство вооруженных сил СССР. Раз в году все отовсюду собирались, а турнир проводился обычно во Львове. Начальник говорил: «Выиграете первое место — гуляйте весь год». В основном мы и побеждали. Я лично — трижды. Нас с армейскими делами в Германии не трогали, мы играли за местные команды нелегально. Немцы нам сделали игровые паспорта, по ним в третьей лиге выступали — выше нельзя было. По военной должности я получал где-то 850 марок в месяц, столько же в рублях клали на книжку как военному. В клубах третьей лиги платили в два раза больше основного оклада.

— Что было самым страшным в армейской жизни в ГДР?

— Надевать военную форму к 8:15 утра. С понедельника по пятницу нас строили, чтобы просто посчитать, все ли живы. А в 8:45 уходила электричка на Берлин — гуляли каждый день. Бомба была, когда приехал главнокомандующий ГСВГ Беликов — тот самый фанат футбола из Львова. Мне сказали: «Юрок, страшно представить, что тебя ждет». Беликов еще меня не видел, но уже прокомментировал: «Как вы этого предателя, … [блин], сюда пригласили?»

— Как он вас встретил?

— Нас вызвали к нему. Едем на автобусе, думаю: «Все, конец, обратно отправит» Приезжаем, заходит его заместитель: «Ребята, у нас ЧП: солдат сбежал. Беликов выехал на место преступления». Увидел меня: «Аджем? Ой, как я тебе не завидую! Ради бога, садись».

А тут начинается первенство ГСВГ: семь советских армий в Германии, семь команд. Мы выиграли первую игру, наш командующий всей команде дает премиальные, а меня спрашивает: «Как у тебя дела? Главнокомандующий велел тебя в Дрезден забрать» — «А зачем?» — «Я тебе квартиру в центре Дрездена дам». Я смотрю на него: «Зачем мне Дрезден?» Он отвечает: «Никаких проблем: для него ты живешь в Дрездене, а для меня — здесь! Кстати, тебе уже звание капитана надо присваивать. В понедельник — ко мне. В какой форме? В какой хочешь, епт!»

Приезжаем в Дрезден с Игорем Бычковым. Человек 15 в очереди на прием: полковники сидят, а мы тут в джинсах. Неудобно! Меня на приеме спрашивают: «Ты где живешь, в Майсене?» Киваю: это 60 километров от Дрездена. Вызывают начальника отдела кадров, полковника: «Этих двоих — на капитанскую должность, командирами танковых батальонов сделать». На нас в отделе кадров как на неандертальцев посмотрели. «Ребят, а вы хоть танк видели?» Я ответил: «Только в фильмах». Полковник в шоке: «А … [зачем] вы мне нужны? Все, свободны!»

Выходим, звоним: «Нас выгнали!» Через десять минут прилетает начальник части: «Вы что, не могли доложить? Что вы, … [блин], меня подставляете?» Тут же нас сделали капитанами.

— Беликов вас так и не увидел?

— Не успел. В 1989-м за ним шел шлейф: взятки, нарушения. Друзья ему позвонили: «За тобой вылетели». Он застрелился у себя в кабинете, прямо в день рождения моей жены.

* * *

— Анатолий Коробочка в ГДР подружился с президентом клуба, который в советском плену строил Ленинградский проспект. У вас было такое знакомство?

— Один мой тренер, Дитер Фитц, уже потом в СССР работал — гостиницу «АРТ Отель» на Песчаной строил. Я играл у Фитца в «Унион Берлине». Жесткий в тренировочном процессе, гонял. Я говорил ему: «Дитер, ты второй Лобановский. Не надо столько бегать!»

Мы до четвертьфинала кубка Германии доходили, с «Локомотивом» из Лейпцига за 7 минут до конца 1:1 играли. Дитер восхищался: «Вы просто герои». А так я со всеми своими командами в ГДР в третьей лиге первые места занимал. Минимум три-четыре русских в каждой играли. Мы приехали на первую тренировку, на нас посмотрели и сказали: «Вам тренироваться не надо».

На той же тренировке я пробил мимо, бегу за мячом. Вижу — подосиновик растет. Срываю, немцы кричат: «Юрий, не ешь! Дас ист стоп!» Говорю: «Это хороший гриб». — «Найн, найн!» Они только шампиньоны признавали. А как мы там грибы собирали! Жена говорит: «Съездим на полигон?» В четыре часа он уже закрывается, стрельбы нет. Но КПП стоит, просто так не пройдешь. Дал две пачки солдату, на машине пропустил. За час — 180 белых, другие даже не брали.

— Первую игру в ГДР помните?

— В Потсдам привезли «Мотор» из Людвигсфельде. Наш тренер говорит тренеру соперника: «Как сегодня сыграем?» Тот усмехнулся: «Три-четыре вам забьем». Мы их 4:1 обыграли. У нас чудак прямо в перерыве бутербродом с чаем перекусил, а тренер даже внимания не обратил. Потом стою в душе, а рядом голая массажистка-женщина моется тоже. На вторую игру приехали, разговариваем с Тиной, женой главного тренера. Я Чеснокова зову: «Юра, комм цу мир, битте». Тина сразу: «О, перфект шпрехен дойч!»

— Еще с Тиной общались?

— Нас как-то обвинили, что русские не стремятся вывести команду на лигу выше — нам ведь не разрешено там выступать. Я и сказал: раз такие разговоры, больше в этой команде играть не хочу. Тина мне в шутку: «Юрий, не будешь у нас играть — возьму автомат Калашникова и расстреляю». Тренер велел внимания не обращать, ребята тоже просили остаться — убедили.

На второй год играем решающий матч. Полный стадион, тысячи четыре, на дорожках люди сидели. Соперник гарантированно выходит выше, а нам надо победить с любым счетом, чтоб другую команду не пустить. Соперников зарядили, видимо: на 30-й минуте парень нам издали в девятку кладет. Тренер звонил президенту в офис: «Подарки им дайте!» Они ни в какую.

За семь минут до конца забили два. Я оба раза попадал в дальний угол после передач Толика Усатова. Говорю команде: «Все, стоим сзади». Тут вся сущность немцев проявилась: соперники отдают мяч своему защитнику, а тот просто стоит. Как бы показывает: игру отдаем. Хотели, чтоб мы компенсацию какую-то дали — от тех-то уже ничего не получали.

— Как отмечали?

— Праздник был, будто чемпионат мира выиграли. На цивильном ГАЗике приехал начальник клуба. Как наорет на меня: «Что ты тут натворил? Весь город гудит!» В Людвигсфельде после тех двух голов меня почетным гражданином сделали.

Через десять лет звонит Коробочке его друг: «Толя, знаешь, как найти Юрия?» Коробочка передает мне трубку: «Юрий! У нас в мае праздник, десять лет той победы, помнишь? Все хотят тебя видеть». Приезжаем с женой. Раньше там все на «трабантах» ездили, а теперь завод перестроили — «ауди» и «фольксвагены» выпускают. Нас встречают в аэропорту на красном кабриолете. Везут в отель, люкс-номер, обещают отвезти на ужин. В семь вечера приезжает синий кабриолет!

Как они все оформили, просто бомба! Мы сыграли против сборной Германии: там Румменигге, Брайтнер, вся компания. 2:7 проиграли, конечно. На банкете Румменигге меня спрашивал: «Ты как здесь оказался?» А их на поле по одному вывозили на кабриолете.

***

— Александр Салугин, которого вы тренировали в дубле, передает вам большой привет и просит задать вопрос…

— ….не по машине, надеюсь? Я же ему запрещал на машине ездить, когда у него прав не было. «Саша, — говорю ему, — чтоб в последний раз тебя на машине видел» — «Вы что, за меня боитесь?» — «Боюсь за тех, кто пострадать от тебя может».

— Машина — тот самый «Порш»?

— «Порш» позже был. Еще раньше он ездил на «Мерседесе». Да это и не его машина была! А вопрос-то какой?

— «Могли бы вы более правильный подход ко мне найти и объяснить, каким должно быть отношение к футболу?»

— Какой еще более правильный подход? Играем в Казани, Бухаров нам забил, меняю Сашу минуте на 18-й. Выиграли в итоге 3:1. Естественно, в премиальные Салугина не включили. Он спрашивает: «Почему?» — «Саша, так ты 0:1 проиграл». — «Юрий Николаевич, меня вообще деньги не интересуют. Могу закончить и пойти к папе в бизнес работать». — «Саша, пожалей папу! У тебя отличные данные, только не отвлекайся от футбола».

— Вы и с тренировки Салугина выгоняли?

— Дурака он как-то валял, я не выдержал: «На сегодня свободен». — «Нет, я буду тренироваться!» — «Ну, тренируйся и всех тут тренируй». Я развернулся и пошел в раздевалку. Салугин догоняет: «Извините, Юрий Николаевич». — «Жди тут, потом поговорим». Но Саша сел в машину и уехал.

— В этом сезоне Салугин положил роскошный гол с 40 метров. В дубле ЦСКА он так мог?

— На что-то неординарное был способен. Очень хорошие у него данные, если б еще голова на месте… Не дурак ведь, но чудной. Вот Шемберас — золотой человек! Когда я не был с ним знаком и видел его игру в «Динамо», то думал, что сорви-голова — настолько жестокий. А на самом-то деле это добрейший человек. А Саша Салугин в своем стиле говорил Шемберасу: «Ну что, через пару лет я буду в «Реале», а ты в «Алании». Так даже шутить нельзя, когда рядом Дейвидас!

Может, Саша уже изменился. Но если бы изменился раньше, в основе ЦСКА играл бы наверняка.

— Сергей Ревякин дебютировал за основу ЦСКА в 16 лет, а сейчас где-то во второй лиге. Как так случилось?

— А Это’О ему бил пенальти. Нормально? Крыша поехала у человека — причем не после матча с «Анжи», а раньше. С катушек съехал, когда хороший контракт дали. Клубы пошли, гулять начал. Я тоже в 16 лет уже играл, но крыша была на месте.

Пример Сереже — Игорь Акинфеев. Игорь 1986 года рождения, а играл за 1985-й. У меня в дубле было два вратаря. Правда, таких, что их фамилий даже не помню. Мы говорили им, куда бьем, но все равно забивали. «Бьем Игорю — а он уже там, где мяч. Настолько быстроногий. А его передачи с обеих ног, с обратным вращением? Это в 16 лет! «Как у вас вратари до этого играли?» — спрашиваю Олега Малюкова, он тогда в дубле работал. «По очереди» — «Все, очередь закончилась, — говорю. — Много я вратарей видел, но этот мальчик будет лучшим в стране».

— Как Акинфеева взяли в первую команду ЦСКА?

— Ломается Мандрыкин, мне звонит Газзаев: «Юр, что у тебя с вратарями?» «Есть мальчик, даже незаявленный. Сильнее, чем двое других вместе взятых». Привозят Акинфеева в Ватутинки, а мне звонит Четверик и набрасывается: «Почему Акинфеева отправили, а не Солодовникова?» Этого Солодовникова Четверик привез в ЦСКА — высокий парень, но уровень так себе. «Акинфеев сильнее, — говорю. — Все, кто работает здесь, за это отвечают». Четверик молча трубку вешает — ни здрасьте, ни до свидания.

Вечер следующего дня, звонок Газзаева: «Кого ты прислал?» У меня сразу все опустилось: «Что такое?» — «Да ему забить нельзя!»

— Сейчас с Игорем общаетесь?

— Я собираю футболки. Игорек мне подписал свитерок и сборной, и ЦСКА. Говорю ему: «Слушай, можешь дать бутсы, которые выбросить хочешь?» Размер-то у нас один. Прихожу в главный корпус: Игорь выносит новые бутсы, «Aki 35» написано. «Ты чего, новые даешь?» — спрашиваю. «А вы думаете, какие я дам? Старые, что ли?»

Текст: Глеб Чернявский, Александр Муйжнек

Фото: Getty Images, vk.com/pfc_cska, tavriya.com.ua, wikipedia.org, РИА Новости/Александр Макаров, РИА Новости/Игорь Костин, РИА Новости/Игорь Уткин.

Предлагаем вашему вниманию фрагмент интервью с генеральным директором ПФК ЦСКА Романом Бабаевым из официальной программки к матчу ПФК ЦСКА — «Рубин».

…— До перерыва команда проведёт ещё несколько матчей. В чём вы видите резервы для усиления игры?

— Рецепт успеха один, другого не существует: полная самоотдача, высокая дисциплина, запредельные морально-волевые качества. И, конечно, грамотная работа тренерского штаба, чтобы всё это приносило результат. При выполнении данных условий выжать максимум из оставшихся матчей вполне реально.

Хотелось бы вновь вернуться к поединку с «Амкаром». Мне показалось, что команда провела его хорошо, даже несмотря на ничейный исход. Футболисты сражались, играли с большим желанием, хотя созидать по такой погоде было нелегко. К сожалению, две результативные ошибки не в нашу пользу допустили арбитры. Не считаю правильным валить всё на судей, просто констатирую факт.

— Вне зависимости от текущих результатов главным событием сезона для клуба, безусловно, стало открытие Арены ЦСКА, в сентябре принявшей первые матчи.

— Знаете, у меня до сих пор нет ощущения, что всё уже позади. Приезжаю на совещание или на матчи, и не верю, что стадион уже готов. Мы очень долго к этому шли, и вот оно случилось — историческое событие в жизни клуба. Мне очень понравился баннер наших болельщиков: «Дом есть, добро наживём». Уверен, на новой арене произойдёт множество радостных событий.

— Что скажете о посещаемости матчей чемпионата на новой арене? Встреча открытия с «Тереком» собрала аншлаг, но дальше народу приходило всё меньше. С чем это связано?

— Учитывая погоду во время того же поединка с «Амкаром», удивляться не приходится. Но на предыдущих играх, не скрою, мы действительно ожидали увидеть более высокую посещаемость. Возможно, это синдром первого сезона: не все ещё разобрались, на какой сектор лучше брать абонементы, как удобнее добраться до стадиона и так далее. С другой стороны, если сравнивать с показателями предыдущего сезона, когда мы выступали в Химках, посещаемость выросла в два раза. В любом случае, у наших болельщиков ещё есть прекрасная возможность вырваться вперёд в этом соревновании. Во втором круге нас ждут домашние матчи со «Спартаком», «Зенитом», «Локомотивом» и так далее. Планируется интересная акция, билеты на матчи второго круга можно будет приобрести по специальным ценам.

— Как вы оцениваете качество сервиса на стадионе на данный момент?

— На четыре с минусом.

— Не очень ли строго?

— Ещё многое предстоит сделать. Но к возобновлению чемпионата, а тем более к следующему сезону, мы постараемся выправить недостатки. Даже после ремонта в квартире площадью в 50 или 100 метров целый год потом устраняют недоделки. Что уж говорить об огромной территории площадью в 70 тысяч квадратных метров?! Ряд имеющихся недостатков мы исправляем от матча к матчу.

Полностью интервью с Романом Бабаевым читайте в программке № 8 (572).

Кроме того, в издании:

— Интервью с Георгием Милановым
— Исторический материал, посвящённый 70-летию второго чемпионства армейцев
— Интервью с игроком молодёжки Александром Станисавлевичем
— ПФК ЦСКА — «Рубин». История встреч
— Аналитика от Дмитрия Симонова
— Статистика, эксклюзивные фото, представление соперника

Спрашивайте программку в клубном магазине, кассах и точках выездной торговли на территории Арены ЦСКА.

Елена Веснина о свалившейся известности после золота Рио, штрафах, необычном телефоне, портрете идеального теннисиста и крике «Ая».

Олимпийская чемпионка Рио Елена Веснина побывала в редакции «Чемпионата». 16-я ракетка мира, отвечая на вопросы журналистов и читателей, рассказала, как справляется с московскими пробками, где хранит подарки болельщиков, о самом большом штрафе и лучшем сезоне в карьере, о необычном дизайне телефона, о желании помогать развитию тенниса в Сочи и о многом-многом другом.

«Мы выиграем эту Олимпиаду, я это чувствую»

— Елена, минувший сезон у вас был весьма успешен: победа на Олимпиаде, победа на итоговом турнире WTA, полуфинал Уимблдона в одиночке, долгожданное попадание в топ-20. Как вы сами расставите приоритеты — что на первом месте?

— Однозначно самая важная победа — это золотая олимпийская медаль в Рио с Катей Макаровой. Это была наша главная цель и вообще это была самая-самая заветная мечта детства, о которой ты думаешь, и, когда приближались Олимпийские игры, было непонятно, попадём мы туда с Катей или нет. Была очень двоякая ситуация. И вот мы туда отобрались и после первого круга, когда я увидела, что первые сеяные проиграли, мы стояли на остановке и ждали автобус в Олимпийскую деревню, ехали голодные на ужин, и я сказала: «Катя, мы выиграем эти Олимпийские игры». Она засмеялась: «С чего ты это взяла?» — «Я это чувствую!». И как-то это чувство до конца не отпустило.

— Все знают про ваши приключения, когда вы с трудом добирались до Рио. Как вам удалось выиграть стартовый матч? Ведь этот этап самый сложный, плюс неразбериха с переездом отобрала у вас несколько дней подготовки.

— Да, мы боялись, что из-за таких вот сложных «путешествий» мы не сможем чувствовать себя на все 100% перед первыми матчами. Когда мы прилетели в Рио, сразу же пошли на корт тренироваться. Наши тренеры ещё сомневались — готовы ли мы, всё-таки два дня мы не брали ракетку в руки. Только и делали, что были в отелях, аэропортах и самолётах. Но после нашей с Катей тренировки мы на удивление хорошо себя начали чувствовать. На первый матч мы вышли настолько настроенными, что провели его на одном дыхании и выиграли очень уверенно и спокойно. После этого мы с Катей наконец-то освоились и поняли, что мы в игре, мы знаем, что должны сделать.

— Действительно ли на Олимпиаде было всё так плохо, как описывала Светлана Кузнецова?

— Я читала интервью со Светой. Она довольно жёстко прошлась по многим аспектам. Я была на двух Олимпиадах: в Лондоне и в Пекине, и, конечно же, на каждой Олимпиаде организация где-то, в чём-то хромает. Мы понимали, когда летели в Рио, что страна не самая богатая, что для них Олимпиада — это шанс проявить себя, показать все свои красоты и возможности. Что поделать, слишком мало таких крупных соревнований, кроме чемпионата мира по футболу, проводилось в Бразилии. И мы были морально готовы ко всему. Да, по поводу еды были у нас вопросы, особенно вначале, когда после нашего прилёта в Рио мы пришли в столовую и никак не могли найти рыбу или мясо. В результате нам пришлось каждый день питаться курицей с рисом. Если мы замечали большое скопление спортсменов около какой-нибудь кухни, то пристраивались рядом с ними, так как понимали, что там дают что-то свежее и вкусное. Однако всё остальное оставило приятное впечатление: автобусы ходили по расписанию, да и сама Олимпийская деревня была на приличном уровне, в комнатах у нас были кондиционеры. Так как у нас по объективным или необъективным причинам отсутствовала половина нашей сборной, целый этаж полностью принадлежал сборной по теннису, так что каждая наша теннисистка жила в своей отдельной комнате, а не по две в одной, как многие другие спортсмены. Была хоть какая-то приватность. В целом мы не жаловались. Все хорошо знали, зачем туда приехали и что это всего на две недели, и то только раз в четыре года. В конечном итоге за это терпение нам воздалось. Наверное, поэтому эта золотая медаль теперь у нас.

Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»

— Объясните болельщику: теннисисты же привыкли получать большие призовые, играть за очки и т. д. На Олимпиаде этого ничего нет. За что тогда играли вы с Катей на этом соревновании?

— Наверное, это как-то заложено генетически, когда воспринимаешь Олимпиаду как нечто самое ценное и как спортсмен, и как простой болельщик. Олимпийские игры для многих — это самое важное соревнование. Когда я была маленькая, смотрела Олимпийские игры, и для меня всегда Олимпиада была чем-то невероятным — это было что-то запредельное.

Когда я стала профессиональной теннисисткой, то начала зарабатывать хорошие деньги, ездить по красивейшим городам, жить в красивых гостиницах. Но всё равно мы все дети из прошлого. Я не выросла в королевской семье и вполне себя комфортно чувствую в спартанских условиях. Мне приходилось играть в не самых живописных условиях, особенно в начале карьеры. Думаю, очень многие через это проходили. Приходилось жить в хостелах, где туалет зачастую был в конце коридора. Честно признаться, это было страшновато, особенно если ты ещё совсем молоденькая девочка. Мне в этом плане очень помогало, что со мной рядом был папа, и я понимала, что с папой ничего не страшно…

Я уже забыла, на какой вопрос отвечала. Ушла куда-то далеко (смеётся).

— Про ценность Олимпиады.

— Олимпиада с детства для меня стояла особняком, и, когда объявили где-то за год, что за неё не дают очков, я это вообще никак не восприняла. Сказали нет — значит нет, сказали да — значит да. Так оно и есть. Катю спросите — она ответит то же самое.

«Нет приставки „экс“, когда ты олимпийский чемпион»

— Самые большие призовые за последнее время исчисляются в каких суммах?

— Вы можете зайти на официальный сайт WTA (смеётся).

— То есть вы деньги не считаете?

— Если честно, нет. Я даже не знаю, какой призовой фонд на турнире. Спросите моего папу. Ко мне если кто-то подойдёт и спросит, сколько дают на «Большом шлеме» за выход в полуфинал, я сразу поворачиваюсь: «Пап, сколько?». То есть для меня деньги далеко не на первом месте. Нет, сами по себе они очень важны. Это, наверное, главная составляющая того, как мы должны себя хорошо чувствовать и быть здоровыми, иметь хорошее образование, быть просто в социуме. Но когда ты спортсмен и ставишь перед собой спортивные цели, то я считаю неправильным, когда деньги стоят на первом месте. Может быть, я звучу немного пафосно, и вам покажется, что я где-то лукавлю, но так оно и есть. Может быть, поэтому у меня и получается выигрывать и зарабатывать эти деньги, потому что для меня они не на первом месте.

— Что тогда на первом месте?

— Титулы, золотая олимпийская медаль, спортивные цели, которые я ставила ещё в детстве, не зная ни о каких призовых вообще. Извините, у меня телефон звонит. Кстати, у меня очень красивый чехол на телефоне (смеётся).

— Покажите.

— У меня знакомая занимается дизайном чехлов для телефонов, и она предложила увековечить нашу победу. Я попросила сделать ещё один для Кати Макаровой и ещё один — для её тренера Евгении Александровны Манюковой, где мы стоим вдвоём. Мы ещё смеялись — может вам тоже медаль, третью повесить? Она ответила: «Нет, давайте вы с медалями, а я между вами буду, посередине».

— Что-нибудь ещё привезли из Рио кроме статуса олимпийской чемпионки и золотой медали?

— Большую игрушку Винисиус — это талисман Олимпийских игр в Рио, золотая медалька в сертификате… То есть я её купила ещё до того, как мы вышли в финал. (Смех в зале.) Она мне просто очень понравилась. Думала кому-нибудь подарить. А в итоге теперь у меня две золотые медали.

— Было предчувствие, что победите?

— Когда летели в Бразилию, оно абсолютно отсутствовало. Наверное, оно пришло после первого матча. Знаете, мы с Катей ведь играли в Монреале за неделю до Олимпиады. А ведь я поначалу не хотела лететь на этот турнир. После Уимблдона у меня был небольшой спад именно в одиночном разряде. Чувствовала себя не так великолепно, как на самом Уимблдоне. Это, в принципе, нормально. И физически я была не в очень хороших кондициях. Папа мне даже предлагал не лететь в Монреаль, а восстановиться и прилететь сразу на Олимпиаду, полной сил. Но я подумала и решила лететь в Монреаль именно для того, чтобы сыграть в паре с Катей. Папа со мной согласился. В итоге мы выиграли турнир и, не буду скромничать, получили колоссальную уверенность. Титул «Мастерса», наверное, это хорошая подготовка для Олимпийских игр. И вот когда, после всех наших приключений, мы прошли первый круг, это осознание пришло получше.

— Олимпиада стояла для вас на особом месте. Цель достигнута. Какую поставите цель теперь?

— Вот уже, наверное, полгода прошло после Олимпиады в Рио, а воспоминания до сих пор свежи. Как будто всё это было ещё вчера. Меня по-прежнему все поздравляют. Эти чувства ещё не скоро, наверное, отпустят, но только сейчас мы с Катей поняли, что сделали. Алексей Владимирович Жук, наш главный тренер в ЦСКА, всё время мне повторяет: «Запомни, Веснина, нет приставки „экс“, когда ты олимпийский чемпион». (Смеётся.) А так-то цели, конечно, есть, ведь аппетит приходит во время еды. Хочется ещё себя реализовать, так как год в одиночке у меня был тоже весьма успешный. Лучший год в карьере, не побоюсь это сказать, с лучшим рейтингом. Наконец-то мне удалось закончить год в топ-20. Два года я была близка к этому, но никак не получалось. Сейчас я себя очень хорошо ощущаю как на корте, так и вне его. Я чувствую себя уверенной и спокойной, мне всё в радость. Даже начиная год 111-й, я себя так же и ощущала. Да, было, конечно, какое-то сомнение: о, Боже! Я стою так низко! Я так никогда не стояла, наверное, с 17 лет. Но это ощущение меня спасло в той ситуации. Поэтому я хочу ещё реализовать какие-то мечты в одиночном разряде.

«Можно, чтобы ты всё время выигрывала?»

— Вы сказали, что этот год стал лучшим в вашей карьере. Вы понимаете почему? Что изменилось?

— Может быть, всё дело в моём характере. Я такой человек, с «накопительным» эффектом. Во мне всё накопилось — в какой-то момент «банка» стала полной и раскрылась (улыбается). А может быть, потому что у меня такая карьера. Чтобы я что-то выиграла, это нужно очень заслужить. Мне никогда ничего легко не давалось. Даже вспомнить, сколько у меня было финалов турниров «Большого шлема» — они просто не давались, нужно было это заслужить, турниры в одиночке — тоже не давались, золотая медаль Олимпиады далась только с третьей попытки. У меня такая карьера, видимо, я должна прийти к чему-то и головой, и психологическим состоянием, и физической формой.

— А у меня есть своя версия…

— Я даже знаю какая (смеётся). Я вышла замуж.

— Да-да. Совсем недавно был как раз год. От всей души поздравляем. Как отметили годовщину?

— Спасибо большое. Всё прошло очень интересно. Мы с Катей собирались в течение полугода собрать всю нашу команду — тренеров, врачей, физиотерапевтов, друзей, близких, чтобы отметить нашу победу. Плюс у нас добавился успех в Сингапуре. И наша общая знакомая предложила организовать этот вечер. Мы с Катей могли быть свободны только 20 ноября. Таким образом, мы отметили всё сразу (смеётся). Кстати, Катя была на свадьбе подружкой невесты. Так что практически все люди, которые были на свадьбе, присутствовали и 20 ноября. Это был великолепный вечер — мы танцевали до упада, говорили тосты, вспоминали — был очень атмосферный и прекрасный вечер.

— Так новый социальный статус помог в плане тенниса?

— Наверное, да. В этом что-то есть, хотя я и упиралась долгое время, говорила, что и до замужества умела неплохо играть в теннис, муж у меня не тренер, только подавать хорошо умеет, так как в волейбол играл (смеётся). Так как женский теннис, да и спорт вообще, наверное, это практически 70−80% психология, и то, что ты ощущаешь себя любимой, ты любишь, ты чувствуешь за собой защиту и опору, что человек тебя поддерживает в любой ситуации и ему абсолютно не важно, на каком ты месте сейчас в мире — 116-я или 16-я, не имеет никакого значения. Хотя иногда, когда я тяжело переживаю проигрыши (бывает даже несколько дней) или выиграю (и могу быть счастливой на протяжении двух недель), мой муж шутит: «Так интересно, у нас семейная жизнь складывается через призму твоих спортивных успехов. Можно, чтобы ты всё время выигрывала и была довольна?» (Смеётся.)Я отвечаю, что это невозможно.

— К теннису не ревнует?

— Да нет. Только жалуется, когда меня долго нет дома. Но потом он понимает, что у меня важные мероприятия, и сразу же начинает говорить, что пошутил, мол, играй до последнего, я тебя жду, трепи мне нервы по-прежнему (смеётся). Так что у моего мужа с чувством юмора всё в порядке.

— Когда вы только поженились, ваш муж Павел очень стеснялся медийности, которая на него свалилась. Уже привык?

— Он запрещает мне в социальных сетях выставлять фотографии вместе с ним. В понедельник, на «Русском Кубке», его хватило минуты на три. Потом попросил: «Можно я просто уйду?"

— А на вечеринке перед Кубком Кремля как же?

— Неплохо, кстати? Уже немножко привыкает, но всё равно ему это чуждо, ему не нравится, когда вокруг огромное число фотографов, когда нужно перед ними стоять. И когда потом эти фотографии в соцсети выкладывают и обсуждают, он говорит: «Не надо этого ничего, я абсолютно непубличный человек, мне надо работать». Он ещё смеётся: «Мне повысят аренду из-за тебя» (смеётся).

— Свои странички в социальных сетях сами ведёте?

— Да, я всё веду сама, за исключением официальной странички в «Фейсбуке». Там мне помогают модераторы. А «инстаграм» и «твиттер» полностью веду сама. Мне нравится.

— Как вы реагируете, когда много негативных комментариев?

— Это моя любимая тема. Люди бывают настолько жестоки, настолько бывают страшные вещи, о которых они пишут. Заходишь на страницу к этому человеку — а он женат, у него двое детей, любит активный отдых. То есть вроде хороший, положительный человек. Но при этом он пишет: «Чтоб ты сдохла!». Это самый минимум. Зато через день, когда ты выигрываешь матч, он пишет: «Я тебя люблю». Мы на эту тему любим с Настей Павлюченковой посмеяться. Зачитываем друг другу эти сообщения. И вот никакой фантазии! Одно и тоже: или «овца», или «умри». Так и хочется ответить: «Примитивные люди». Нет, это не значит, что я радуюсь отрицательным комментариям. Просто смотрю на них свысока, это меня абсолютно не задевает. Даже если я читаю негативные комментарии и пытаюсь найти в себе чувство ненависти к этим людям, то всё равно ничего, кроме жалости, я к ним испытать не могу.

«Я сдалась и вызвала такси»

— А что самое приятное получали от болельщиков?

— У меня очень хорошие болельщики, они всё время присылают мне подарки на разные турниры. Один поклонник из Голландии присылал мне букет цветов на каждый мой турнир в течение целого года.

— Муж не ревновал?

— Вот в этот момент я как раз ему отвечала: «Спасибо большое, Райнер. Но на цветы уж не тратьтесь, пожалуйста!». Один раз он мне даже что-то вроде серёжек прислал. Бывает, дарят игрушки ручной работы. Игрушка-медвежонок с надписью «Елена» и инициалы, кружку дарили, маечку девочка из Италии. Очень приятная девочка, Марта её зовут, в социальных сетях всё время за меня болеет, пишет и всё время присылает какие-нибудь самодельные, какие-то очень интересные поделки. Всё это очень-очень приятно, и ты понимаешь, что твои победы приносят радость просто обычным людям, которые до этого, возможно, даже не интересовались теннисом. У меня дома есть специальный уголочек, в котором я храню наиболее понравившиеся сувениры и подарки.

— А машина после Олимпиады тоже там?

— Да, машинка в шкафчике, игрушечная (смеётся). Машина в Сочи — я её отдала папе, он на ней рассекает.

— Наклейки остались?

— Папа их долго не снимал. Особенно мама хотела, чтобы он их не снимал. Но папа решил, что хватит уже ездить с наклейками. Спустя два месяца их сняли.

— А вы любить водить?

— Да.

— И как вам по Москве?

— Вот сейчас к вам ехала — я сдалась и вызвала такси, потому что уже просто не могла находиться за рулём. Вчера перекрыли Москву, и мы два с половиной часа ехали с мамой домой. Потом с утра я полтора часа ехала на УМО (углублённое медицинское обследование). Я, кстати, здорова и допущена к турнирам (смеётся). Два часа ехала назад. Поэтому сюда я вызвала такси, но всё равно ехала к вам полтора часа.

— Таксист не узнал?

— Узнал. Журналы мне подарил, чтобы я не скучала в пробке (смеётся).

— Как реагируют люди на улице? Чаще стали узнавать?

— Стали, конечно, чаще. В Сочи узнают побольше. В Москве тоже часто стали узнавать в последнее время. Вчера стояла в очереди за продуктами, а меня без очереди пропустил молодой человек и сказал: «Спасибо вам за медаль». А я в ответ: «Как же это удобно выигрывать медали!» (смеётся).

— Раз уж вы упомянули Сочи, то вопрос от читателя. Не может понять человек, что вы родились во Львове, а считаете себя сочинкой. Как такое получилось?

— У меня вся семья железнодорожников по папиной линии — дедушка, бабушка, папа, дядя. Так получилось, что дедушку перевели работать во Львов. Он был начальником ПЧ, главным ревизором. Папа родился во Львове, а с мамой познакомился в Днепропетровске, куда она приехала учиться из Сочи. Они потом переехали во Львов к родителям. Там родились и я, и мой брат. Но когда мне было буквально два года, то мы уже вернулись в Сочи. Папа почувствовал, что надо уезжать. У нас вся семья говорила по-русски, а там не очень приветствовалось это. Это сейчас очень больная тема, поэтому я долго не буду о ней говорить. Мама мне рассказывала, как я маленькая спускалась вниз в песочницу и читала «Чебурашку»: «Мы строили, строили и наконец построили!». А ко мне мальчик подходит и говорит: «Москалька, геть отсюда!». А я его в эту песочницу (смеётся). Вот так! И с двух лет я живу в Сочи. Во Львове я была, когда там играла «десятитысячник». Мне было 16 или 17 лет. Очень красивый город. Чем-то напоминает Париж. Очень вкусное кофе, конфеты украинские я очень люблю. У меня там живёт очень много друзей и родственников. Несмотря на всю последнюю ситуацию, которая даже кого-то, может, и рассорила, я Львов очень люблю. Помню его не слишком хорошо, но я там родилась, и это не выкинешь.

— Как вам удаётся в туре общаться с украинскими спортсменами?

— Очень хорошо. С Олей Савчук я дружу с раннего детства. Прекрасно общаюсь с Элиной Свитолиной. С сёстрами Бондаренко наша дружба никак не пошатнулась с самых детских, юниорских турниров. Мы дружим, общаемся, ходим на ужины. Не затрагиваем политическую тему. Иногда можем посмеяться над какими-то моментами, но мы по-прежнему друзья. Нас это точно не рассорило.

Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»

«Ты слышала, что мы с тобой поругались?»

— Гарбинье Мугуруса как-то сказала, что в женском туре нет дружбы. А как вы считаете?

— Да, я помню это интервью. Понятно, что это не так, как в школе, когда вы с лучшей подругой сидите за одной партой, и у вас нет никакой конкуренции. По крайней мере до тех пор пока вы не влюбляетесь в одного и того же мальчика. Или наоборот. А так в теннисе мы все конкурентки. Мы каждую неделю можем сыграть друг против друга, и тогда дружбу приходится отодвигать на второй план. Но всё равно человеческие отношения остаются. Я знаю, что жаловались на Машу Шарапову, что она не здоровается ни с кем. Ничего подобного. А вот Гарбинье Мугуруса как раз так себя ведёт. Она так себя ведёт на протяжении нескольких лет. Не здоровается, ничего не говорит, держится очень обособлено в раздевалке. Я с этим не согласна. У меня есть подруги. У нас с Катей Макаровой очень хорошая дружба. Мы ненавидим играть друг против друга, это для нас настоящее испытание. Но мы знаем, когда теннис закончится, то вся эта конкуренция отойдёт на второй план, и мы будем очень близкими подругами. У меня есть такие моменты, когда хочется себя чуть лучше проявить. Но в любом случае вечером мы можем встретиться и всё обсудить за ужином.

В какой-то момент прошёл слух, что мы с Катей поругались. Мы не поняли, откуда это пошло. Я не помню, кто дал интервью, по-моему Шамиль Анвярович дал интервью… Мне Катя даже написала: «Ты слышала, что мы с тобой поругались?». Я отвечаю: «Да, не пиши мне больше» (смеётся). Когда у неё случилась травма ахилла, то она мне даже призналась, что не знала, будет ли она дальше играть в теннис или нет. Я у неё спрашиваю: «Болит?». Она говорит, что болит. Месяц прошёл, всё равно болит. Уколы, физиотерапия… И мы знали, что следующий год олимпийский, поэтому нам было так страшно потерять всё, что мы наигрывали. Когда мы в прошлом году не полетели в Сингапур, тоже было грустно. До последнего момента мы не знали. Сначала Катя вроде бы сказала да, но потом поняла, что не может. У неё всё болело, и не было смысла летать туда пассажиром. Сейчас я понимаю, что это было правильно, но тогда я очень расстроилась. Где-то может даже и обиделась. Но я понимала, что от неё это не зависит — это травма и здоровье. На 2016-й мы договорились, что поначалу не будем мучиться с парой. Она согласилась сосредоточиться на возвращении в одиночке. В тот момент я начала играть и с Дашей Касаткиной, и с Настей Павлюченковой. У нас были хорошие результаты. Но всё-таки такого взаимопонимания на корте у нас не было. Катя — очень исполнительная. Я со многими играла пару и могу сравнить. Если Кате сказать сыграть по линии, то она сыграет по линии. Даша тоже очень хорошо слушается. А есть те, кто не соглашается и хочет сыграть иначе. А потом ещё и говорят, что я запутала, слишком много всего сказала. Так что я в 2016-м ждала, когда Катя выздоровеет. Когда она в итоге написала мне СМС, что готова играть пару, мы договорились начать в Мадриде, где ровно четыре года назад мы начали вместе выступать.

— Значит вы в паре лидер?

— В основном да. Вот именно тактически, куда подать, куда сыграть, успокоить. Катя в этом плане тоже стала лучше. Может и меня успокоить и что-то посоветовать, но в основном это я делаю.

— То есть не смогли бы играть с партнёром, который тянул бы одеяло на себя? Как в миксте?

— В миксте как раз-таки нет. Там всё на мужчине. Я слушаюсь его беспрекословно. Он меня может только спросить, куда лучше подать этой девочке, и я ему отвечу. Он будет прислушиваться, потому что ребята порой не знают так хорошо девочек-теннисисток.

— Вы сказали, что ненавидите против Кати играть. Но у вас был очень важный матч на Уимблдоне. Как вам удалось его пережить? Как вы потом отходили? Со стороны всё выглядело на ножах.

— Да. Это был очень сложный матч. И психологически особенно, потому что я тогда билась за свой первый четвертьфинал «Большого шлема». Я очень хотела этого. Чувствовала, что в отличной форме, но понимала, что играла с Катей, с которой мне очень неудобно играть. Левша на траве — самый неудобный соперник, которого ты можешь себе получить. У левши на траве заведомо есть преимущество из-за другого отскока мяча. Получается, что в разные стороны мяч скачет.

Пережили ту встречу очень тяжело. Мы пошли играть пару через два часа. И все эти два часа перед матчем она плакала. Я хотела её как-то успокоить. Смотрела на небо и видела, что скоро уже должно стемнеть. Если чуть темнеет, то трава намокает, появляется роса и переносят на следующий день. Я говорила Кате, что нам надо просто продержаться один сет. Выиграть один из двух первых, а перед третьим перенесут. Мы проиграли первый сет, на зубах выиграли второй. Подошли к судье и сказали, что скользко, хотя так было на самом деле, нас перенесли. На следующий день мы вышли и выиграли очень уверенно. Абсолютно другие люди вышли на корт на следующий день, потому что за ночь отоспались и восстановились.

«С Викой было ух!»

— Вы много с кем играли в паре. Есть ли у какой-то национальности свои особенности? У индийцев например?

— Индийцы — не самые работоспособные спортсмены (улыбается). Саня не отличается тем, что она много тренируется, ходит в тренажёрный зал, активно разминается — это не про неё. Зато они очень талантливые от природы. У них потрясающие руки, хорошее чувство мяча, чувство игры. Психологически с ними очень легко, они очень добрые, открытые, не давят. С Саней мне было играть очень легко. Она — весёлая девчонка, у нас было много своих приколов. Она в Индии — почти принцесса. Это влияет на её поведение на корте. Она всегда хочет быть первой. И такое у неё качество, когда проигрываете, то проигрываешь ты, а если выигрываете, то это выигрывает она (смеётся). Бывает у неё такое. В целом у нас с Саней были очень хорошие отношения, и есть. Она — прекрасный человек и очень многое делает для Индии.

— С Викой Азаренко вы выиграли вместе…

— С Викой было ух! (смеётся) С нас даже очки снимали несколько раз. Она тогда была совсем молодая, но при этом потенциал её был виден сразу. Она — очень талантлива. Я даже не сомневалась тогда, что она будет в топ-10. Характер у неё очень вспыльчивый, добивается, чего хочет. В паре она вела себя по-другому. Если она нервничает, то только на себя, а не на партнёршу. Может на судью разозлиться, болбоя, на зрителя у которого камера со вспышкой. Достаться могло всем. Но напарница она хорошая. Она всегда выкладывалась на 100%.

— В одиночке у вас с ней не слишком удачные личные встречи — 0−7. Чем вам неудобна она? Может она как раз научилась против вас играть, когда вы выступали в паре?

— Да нет, просто так сложилось. Когда я играла с Викой, она постоянно была высоко в рейтинге, и выигрывала потом турниры. То есть я оказывалась в ненужное время в ненужном месте. Так бывает в туре. Иногда бывает, что 3−0 по личным встречам. Но там может быть, что один матч после травмы, другой как раз, когда травму получила, а третий — ещё какая-нибудь причина. Такое случается часто. Но с Викой не из-за этого. Она — одна из сильнейших теннисисток на данный момент. У Вики всегда очень высокий темп. При этом она очень широко играет, она разводит соперника, при этом «ставит стенку», когда надо. То есть она разносторонняя теннисистка. Плюс у неё очень бойцовский характер, ничего не отдаёт. Против наших девочек всегда хорошо играет. Надеюсь, что в будущем я это исправлю. Правда в скором будущем это не получится (смеётся).

— Вы с ней переписываетесь?

— Последний раз в сентябре. Она написала как раз после Олимпиады — я играла на U. S. Open. Я её как раз спрашивала — когда у неё, что.

— Кто самый неудобный соперник?

— Серена — она для меня одна из самых неудобных.

— А кроме Серены?

— Давным-давно играла Патти Шнидер. Один раз я её вроде обыграла в Чарльстоне. Но её игра была очень неудобна. В том числе то, что она левша и играет с вращением. Очень тяжело играть с тем, у кого разные вращения. Это добавляет много проблем многим теннисистам. Серена кстати тоже не любит играть с левшами. Когда человек играет в одном ритме, то к нему можно подстроиться. Хотя если там скорости, как у Петры Квитовой, которая может снести и не заметить, то это тоже — против лома нет приёма.

Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»

— Бывает, что надеетесь на кого-то попасть в сетке?

— Такого нет. Когда я проходила квалификацию в этом году, то там видно заранее, куда можно выйти. Если было видно, что один выходит на Серену Уильямс, а другой сыграет с кем-то из квалификации, то я желала играть с кем-то из квалификации, конечно, не зная даже кто именно это будет. Или просто с кем-то не из топ-10. Встречаться сразу в первом круге с игроками десятки не слишком хочется. Да они и сами не хотят играть с сильными на ранних стадиях. Я один раз была первой среди несеяных на «Ролан Гаррос» и сразу попала на Азаренко. Ко мне уже потом после матча подошёл её тренер Сэм Сьюмик и сказал, что когда они увидели сетку, то у них просто был траур, потому что это был самый сложный соперник из всех, кого можно было представить для первого круга. Я проиграла этот матч, а Вика вышла в полуфинал. Мне было тяжело играть тот матч. Хотя многие говорят, что тебе нечего терять. Это легко сказать (смеётся). Выходи и дерзай! С Сереной выходишь, а она 200 км/ч в угол подаёт, где там дерзнуть-то? Поэтому это очень двоякая ситуация.

«Теннис очень повзрослел»

— Вопрос от читателя. Вы со многими дружите в туре. А с кем-то за последний год ещё подружились?

— Из молодых разве что. Хорошо подружились с Дашей Касаткиной, стали ближе общаться. Гораздо лучше я её узнала.

— Какая она?

— Классная. Очень способная и думаю, что она будет высоко стоять в рейтинге. Может быть не сразу, как многие ей раздали авансы. Я видела её по игре, ей ещё нужно окрепнуть. Сейчас большая редкость, когда в таком возрасте входят в десятку. Сейчас теннис очень повзрослел. Многие выходят на пик своей формы уже после 25 лет. Не думаю, что такое как победа Шараповой на Уимблдоне в 17 лет, уже никогда не произойдёт.

— А почему?

— Уровень физической подготовки очень сильно вырос. В 16 лет тебе тяжело выдержать напряжение на протяжении двух недель. Тяжело с чистого листа обыграть зубров, которые на опыте играют. Можно с чистого листа пройти в четвёртый круг «Большого шлема». Можно даже в четвертьфинал. Но выиграть или выйти в финал и этого могут достичь единицы.

— Кто?

— Эжени Бушар — финал Уимблдона в 20 лет. Наверное, последний такой пример. И 20 лет — это не 17. У девочек за три года происходит много изменений. Но как раньше были Хингис и Каприати — в 15−16 лет, такого не будет. Теннис очень повзрослел. Сейчас все занимаются укреплением организма по всем направлениям. Разные виды спорта — бокс, плавание. Занимаются йогой.

— Много кардио стало.

— Да, очень много кардио. И теннисисты, я даже замечаю по многим и по себе, мы не хотим быть уязвимыми где-то. Нам просто хочется быть сильными во всём. Мы не просто хотим бежать и бить и, я не знаю, не уставать. Нам нужно бежать, и бить, и не уставать в сумасшедшем темпе. За счёт того, что все движутся вперёд, каждый друг друга подстёгивает, и идёт вот эта сумасшедшая конкуренция, у нас в туре… Вот давайте даже возьмём самую больную тему — лишний вес у девушек. Вы вспомните, какие были теннисистки у нас 20 лет назад. Вот я когда даже в туре начинала, я помню себя в 16−17 лет, я играла с девушками, ну вот честно, с очень сильным лишним весом. Сейчас таких теннисисток нет. И даже если есть какие-то там… Это всё равно сумасшедшая физподготовка, и это компенсируется за счёт других каких-то качеств. Того, чтобы было, скажем, в те времена, и то, как сейчас восстанавливаются. То, как сейчас уровень физиотерапии очень вырос, уровень восстановительных всяких программ — то есть, у нас там всякие криотерапия в -200 градусов. Даже 10−15 лет назад такого не было. И сейчас спортсмен тем самым может продлить свою карьеру до 35 лет. Раньше девушки не играли до такого возраста, сейчас это вполне реально.

— А часто пробуете что-то новое? Иглоукалывание, ещё какие-то нетрадиционные методы?

— Когда болит очень долго — пробую всё.

— Но ведь опасно.

— Да, но вот в тот момент, когда ты хочешь… Ну, естественно, ты по знакомым узнаёшь, у тех, кто тебе посоветовал, сказал: «Вот, у меня болел локоть, например, я сделал себе иглоукалывание в каком-то китайском центре, и мне это помогло». Я пошла в этот китайский центр, ходила две недели, мне ничего не помогло, то есть, это всё индивидуально. Мне очень сильно помогла в своё время кинезиология. Денис Истомин посоветовал мне врача, Олега Вячеславовича Кузнецова, он его каким-то образом нашёл. Потом я его посоветовала Коле Давыденко, и Коля сказал, что он год потом ещё благодаря ему отыграл, он ему кисть практически спасал. У меня как раз был тот момент, 2010 год, когда у меня начались очень сильные травмы. У меня было так, что локоть, кисть плечо. Локоть, кисть, плечо — и это было просто бесперерывно. Я не вылезала из всех лечебных центров, я не помнила себя без боли, результаты мои, естественно, пошли вниз. Мне даже было тяжело понимать, куда мне двигаться дальше. В тот момент как раз появился Олег Вячеславович. Он мне рассказал про эту науку кинезиологию, которая, в принципе, очень спорная, многие не согласны с ней. Но я на своём опыте могу сказать, что она мне очень помогает. Я до сих пор в неё верю.

Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»

«Хотели бы стать с Катей первыми в мире»

— Возвращаясь к парам, всегда интересовал вопрос — как сходятся партнёрши из разных стран?
— Благодаря телефону (улыбается).

— А кто инициатор, как это происходит?
— Очень многие, когда ищут себе пару, сразу хотят себе очень сильного напарника. Вот прям взять сразу вторую ракетку мира и играть и выигрывать всё за счёт неё. Все хотят идти лёгким путём. Мне очень часто приходят сообщения от 150-х ракеток мира, 90-х: «Давай сыграем пару». Я думаю: «Боже, да я когда стояла 90-й, я бы в жизни не написала человеку». Ты сначала поднимись куда-то, а потом уже предлагай. Одно дело, когда я сама, например, Даше Касаткиной предложила. То есть, я увидела, что у девочки есть какой-то потенциал, что она может играть — почему бы и не попробовать. Многие смотрят на рейтинг, так как конкуренция в парах сейчас очень выросла. Например, по совместному рейтингу вы должны стоять не ниже 80-го места в мире. То есть, 40 и 40. Если ты стоишь 50-й, то тебе нужно искать человека из тридцатки. Соответственно, начинается вот это по телефонам, по e-mail: «Не хочешь ли ты сыграть со мной?» Бывают девочки присылают одновременно 5 сообщений разным теннисисткам, чтобы договориться. Но в основном это делают те, кто играют только пару. Я, например, никогда не искала пару, не писала сообщения. У меня как-то получалось само собой. Я когда играла с Саней Мирзой, мне Саня написала. Когда играла с Катей Макаровой, я Кате написала для того, чтобы играть Олимпийские игры, соответственно. Но именно для того, чтобы считать рейтинг, куда попасть… Я как-то в паре достаточно быстро поднялась и стояла сразу же в двадцатке, и у меня не было проблем с тем, чтобы попасть на какой-нибудь турнир. А вообще парницы именно считают рейтинг для того, чтобы попасть. Плюс у кого-то есть любимый угол — кто-то хорошо играет справа, кто-то хорошо играет слева. Вот меня всегда это очень удивляло, когда одиночники говорят: «Я только в правом углу могу, я только в левом». Меня куда поставишь — я там и играю. Я с Петровой играла в правом углу, с Бхупати в правом, с Паесом играла в левом, с Макаровой играю в левом, со Звонарёвой в правом. То есть, у меня никогда не было такого. А многие очень смотрят — вот напарница играет только на счёте «ровно», а я на «больше», напишу-ка я ей сообщение, она мне подходит по игре. Очень часто так ищут себе напарников, накладывая свой стиль игры на её стиль игры, чтобы у вас получилась хорошая комбинация. У нас с Катей не специально так получилось, мы даже ничего не продумывали и не рассчитывали, просто как-то сложилось всё.

— В паре же призовые делятся всегда пополам. Бывает такое, что я нахожусь в полтиннике, реально нахожу себе вторую ракетку мира, она говорит: «Не вопрос, будем играть вместе, только призовые делим 70 на 30»?
— Никогда такого не слышала. Надо мне Даше написать: «Даш, почему мы так не поделили призовые на Кубке Кремля?» (смеётся). Нет, я такое впервые слышу. Мне кажется, если кто-то так и делает, это какой-то… Плохой тон, это неправильный поступок.

— Ниже какого места вы не будете себе рассматривать партнёра в пару?
— Я даже могу записаться с человеком, который очень низко стоит, но я с ней, например, хорошо общаюсь. Мне не сложно, я стою в десятке и могу с любым человеком из сотни, даже, наверное, из топ-120 попасть на большинство турниров. Если Катя, например, не играет пару, или приболела, я могу спокойно сыграть с кем-то ещё. Если мне хочется, естественно, играть пару, потому что, если посмотреть наши результаты, то мы с Катей вообще мало играем. Это кажется, что мы на каждом турнире. Мы играем только «Мастерсы», турниры «Большого шлема» и Олимпиаду. У нас Кубок Кремля в этом году был самый, можно сказать, маленький турнир, который мы сыграли. И то мы приехали, чтобы перед Сингапуром как-то немного встрепенуться.

— У вас ещё остаётся мотивация для игры в паре? Вообще, какие-то цели.
— Мы хотели бы стать с Катей первыми в мире и хотели бы выиграть ещё турнир «Большого шлема». Или Австралию, или Уимблдон — то, чего ещё нет (улыбается).

«Очень рада, что Маррей стал первой ракеткой мира»

— 2016-й получился переворотным в мире тенниса, сменились первые ракетки мира. Многие читатели просили вас прокомментировать, что вы думаете по этому поводу. И, может быть, какие-то прогнозы дадите — как долго останутся Кербер и Маррей на вершине?
— Мне кажется, сейчас будут сменяться первые ракетки мира. Потому что Серена всё равно сильнейшая теннисистка, самая титулованная, и я не вижу никого, кто может её результаты в будущем даже не то, что переплюнуть, а даже достичь того же. Серена не вечная, она уже не такая выносливая. Она раньше играла гораздо дольше, она могла играть гораздо больше матчей, у неё всё больше и больше сокращается количество турниров в году, она выводит себя на пик формы только на самые крупные турниры. И всё равно она сыграла в финале в Австралии, в финале «Ролан Гаррос», выиграла Уимблдон и дошла до полуфинала в Нью-Йорке — это просто нереальные успехи за год. Но уже есть те, кто её обыгрывает в этих финалах, то есть, смена поколений какая-то уже происходит. Где-то девочки уже осмелели, поверили в себя, так что я думаю, что в ближайшее время, может быть, и сменится первая ракетка мира. Кербер провела потрясающий сезон, она такая молодец, она сыграла в таком огромном количестве матчей, вытащила на зубах. Я даже, если честно, в конце года смотрела на неё и умудрялась — как ей хватает сил? Потому что она не обладает какими-то невероятными физическими данными. Она очень хорошо двигается, у неё невероятные руки, она очень стабильная, но в то же самое время у неё нет выдающегося роста, подачи, за счёт которой она могла бы просто выигрывать очки. Она каждое очко, каждый гейм отрабатывает, а это очень много сил требует. У нас сейчас очень интересная складывается десятка мировая, потому что мне кажется, что любая из топ-5 вполне может бороться за первую строчку в рейтинге. Я даже никого не могу из них выделить.

— А у мужчин?
— Я, кстати, очень рада, что Маррей стал первой ракеткой мира. Я за него болела в финале Итогового турнира, потому что это тот человек, который столько работал на протяжении всей своей жизни и был в тени. И все говорили, что вот, он никогда не выиграет турнир «Большого шлема», он всегда будет позади Надаля, Федерера и Джоковича. А он шёл к своей цели и добился её. Он прогрессировал, очень сильно прибавил в этом сезоне. Многие его не любят за его манеру игры, что вот она такая усыпляющая, неинтересная и так далее. Все всегда хотят видеть «вау» — то есть, подал 200 км/ч, принял 300, вышел к сетке, укоротил. Ну, это Роджер, его игра импонирует очень многим. Маррей — это вот прям трудяга, это когда человек пришёл к статусу первой ракетки мира осознанно, тяжело и очень заслуженно. Потому что он и обыграл Джоковича сейчас в финале, и выиграл Олимпийские игры. Он один из немногих, кстати, теннисистов, для которого Олимпиада очень и очень важна. Многие проигнорировали Игры в Рио, ссылаясь на усталость, на то, что они боятся заболеть вирусом Зика и так далее. Но Маррей всегда говорил и акцентировал внимание на том, что Олимпиада для него очень важна. И он двукратный олимпийский чемпион — я не знаю ни одного теннисиста, который может похвастаться подобным достижением.

— Вы сказали, что планы на пару у вас ещё есть на будущий год. Но такие отличные результаты были в этом сезоне в одиночке. Какие планы у вас на следующий, что должно сложиться?
— Хотелось бы войти в мировую десятку — это, наверное, одна из таких главных «мечт». В паре стать первыми в мире, как я уже сказала. В целом хотелось бы просто провести год здоровой, без травм, чтобы по-прежнему выходить на корт и получать удовольствие от того, что я делаю, как я играю. Я ещё не знаю, сколько времени я буду играть в теннис, я не ставлю перед собой какие-то долгосрочные цели. Я понимаю, что когда-то это должно закончиться, и карьера теннисистки не вечна, надо вовремя остановиться. Поэтому я перед собой всегда ставлю, так скажем, высокие цели, но их немного. Я ставлю одну цель, достигаю, ставлю другую цель. Если я иду напролом, то я уже иду к этой цели до конца.

«Папа выходит и говорит две конкретные вещи»

— Вы впервые в этом году побывали в Бразилии. Остались ли ещё точки на земле, где вы не были, но хотели бы там побывать? Какое для вас самое любимое место, где проводятся турнира, и самое нелюбимое?
— Сейчас нельзя такое говорить, не пригласят туда потом (смеётся). Где бы хотелось побывать… Очень много таких мест. Я практически нигде, кроме Бразилии, не была в Латинской Америке. Мне бы хотелось побывать в Аргентине. Хочу побывать в Финляндии, Мексике, её можно рассмотреть как страну для отдыха. Где я ещё не была в Европе? Есть ещё какие-то страны, куда я очень хотела бы съездить. Я ещё ни разу не была на озере Комо в Италии, там очень красивые места, как мне рассказывали. Наверное, всё, что на ум сразу пришло, то и надо говорить. А любимые турниры… Мне очень нравится Индиан-Уэллс, вообще нравится Калифорния. Нравится тем, что там тепло, высокий уровень жизни, а на турнире просто потрясающая организация. Директор турнира Ларри Эллисон вкладывает огромные деньги. У нас на всех кортах есть Hawk-Eye, у нас есть всё. И он делает так, что довольны и игроки, и зрители, и спонсоры. То есть, у нас огромное количество кортов, у нас нет никаких проблем с тренировочными кортами. Потому что турнир совместный с мужским туром, очень большие турнирные сетки, и в Майами, например, просто дурдом, что происходит с тренировочными кортами. Потом, гостиницы хорошие, красиво вокруг, много свободного времени, нам дают бесплатно машины, то есть, мы можем спокойно съездить в Outlet Mall, где можно по очень хорошим ценам круто затариться (смеётся). То есть, ты вроде играешь турнир, «Мастерс», но в то же время у тебя есть какая-то жизнь за пределами корта. Нет такого: автобус-корты-гостиница. Ты сам за рулём можешь поехать куда ты хочешь, в супермаркет, например, что-то купить. И огромное количество людей приходят на матчи, всегда битком. Где-где, а в Калифорнии очень любят теннис.

Мне ещё очень нравится Уимблдон. Из-за своей атмосферы, из-за своих традиций. Хотя многие и жалуются, что они они надоели, снобы и так далее. А мне нравится. Я вообще люблю в белой форме играть. Все говорят — вот девушки, все в одинаковом, вам не нравится. А мне нравится. Смотрится очень красиво — белое на фоне зелёной травки (улыбается).

— Атмосфера на трибунах где лучше всего ощущается, где лучше всего себя проявляют болельщики?
— В Австралии очень хорошо болеют, ну если ты, конечно, не играешь против австралийцев. Лондон, Уимблдон. Но англичане более сдержанно болеют. Есть те, кто много лет приходит на трибуны — для них это вообще традиция номер один. У них есть какие-то палатки — они их передают внукам! Палатка, в которой сидят и ждут в очереди за билетом на Уимблдон. У меня подруга живёт прямо на Уимблдоне, и вот сколько она себя помнит — её мама это делала, она это делает, её сыновья тоже стояли в очереди. До тех пор, пока она не познакомилась со мной, и я не стала ей давать билеты на Уимблдон (смеётся).

— Вопрос про тренерские тайм-ауты. Ваш папа всякие тонкости расписывает, выходя к вам на корт. Есть какая-то грань, которую он не будет пересекать во время таких перерывов, или вы забываете, что вас слышат другие, и он должен вам за эту минуту прямо всё высказать? Насколько это вам помогает вообще?
— Очень помогает! Многие тренеры выходят и начинают говорить очень много информации — то есть, можно игрока просто испугать и запутать. А папа выходит и говорит две конкретные вещи. Мне, может быть, в тот момент хочется больше услышать, хочется, чтобы меня похвалили, мне хочется, чтобы со мной согласились и даже выслушали — я очень люблю пожаловать в тот момент. Ещё очень люблю вызывать тренера с трибуны, чтобы пожаловаться, потому что мне просто некому. И вот он говорит две конкретные вещи, причём, мы об этом уже говорили до игры, то есть, их нужно опять и опять повторить, потому что со стороны ты себя не видишь, и тебе кажется, что ты действуешь именно так, а на самом деле нет. Ты ушла от плана на игру, играешь в абсолютно другой теннис. То есть, теннис — это всё же шахматы в действии, там на самом деле плетутся такие комбинации, ты по ходу матча можешь поменять тактику несколько раз. И ведутся игры разного масштаба — и честные, и нечестные, и вызывают врачей и так далее. Так что я считаю, что подсказка тренера очень нужна, особенно в женском теннисе. Ребята многие говорят, что им не нужно, но мне кажется, что они лукавят. Думаю, что многие были бы не против, если бы к ним вышел тренер. Не говорю про Роджера — ему ничего не нужно говорить, он всё знает (улыбается). Но я думаю, что многие ребята были бы не против, если б тренер вышел и сказал, грубо говоря: «Держи спину на подаче, что ты всё время складываешься? У тебя поэтому и первая подача не идёт». Всё, сказал несколько фраз, человек вышел, начал следить за своей спиной — и полетела первая подача.

Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»

«Я по-другому не могу»

— В таком случае, на турнирах «Большого шлема» не хватает вам этих пауз?
— Может быть, не хватает. Иногда по привычке хочется вызвать на корт тренера. Честно, иногда даже бывает, что садишься на переход и к судье хочешь обратиться, а потом вспоминаешь — нет, подсказку тренера я взять не могу. Я не против этого точно. И когда этой подсказки не было, и мы играли все сами, тоже было, в принципе, не так уж плохо. Но у нас очень высокая, скажем так, сумма штрафов за подсказку тренера с места, и очень многие судьи иногда злоупотребляют этим. Иногда могут дать за подсказку тренера штраф 2500 долларов. 3000 долларов за то, что тренер просто может сказать… У меня был пример папы. Что же он мне сказал… Что-то наподобие, он похлопал и сказал: «Сейчас этот мяч». Штраф 3000 долларов. Я пришла его оспаривать, по-английски начинаю рассказывать, что это означало вот это. Судья, хорватка, приходит и говорит: «Нет, я услышала вот эту фразу», — и говорит абсолютно какую-то другую вещь. Я стояла на приёме, и она услышала, что он сказал мне что-то наподобие: «Подача по диагонали». Я говорю: «Как могут «этот мяч» и «подача по диагонали» звучать одинаково, это абсолютно не то?» И в паре у нас с Катей было несколько раз, когда Евгения Александровна Манюкова что-то хлопнула, а мы её, самое обидное не услышали. Не обидно было бы, если б мы хотя бы подсказку услышали. А мы не услышали, и нам сразу штраф — раз! И в зависимости от турнира, на турнирах «Большого шлема» самые большие штрафы. За всё — за ракетку разбитую, за подсказку.

— Какой самый большой и странный штраф был в вашей карьере ?
— Я не могу похвастаться, что у меня были большие штрафы, я никогда не ломала ракетки и стараюсь не ругаться матом, но один раз у меня был такой случай: я сказала «Блин». И я объясняла, что это означает «Панкейк». Вообще подобная ситуация возникала со многими русскими девочками. Я объясняла, что русские любят блины. С икрой. А самый большой штраф был, наверное, за подсказку тренера на «Ролан Гаррос». Мне кажется, мы с Мирзой играли пару. Её тренеру дали штраф в 5 тысяч евро, но мы разделили пополам, потому что он подсказывал нам двоим. Поэтому мы пополам этот штраф оплатили.

— Благородно.
— Я по-другому не могу.

— Раз мы про правила стали говорить. Как вы относитесь к тому, чтобы применять правила парного тенниса в одиночном. Я имею в виду, что при счёте «ровно» играть сразу решающее очко, при счёте 1:1 по сетам — решающий тай-брейк и так далее.
—Я понимаю, что все хотят иметь более конкретное время матчей, чтобы можно было рассчитать трансляции и для этого хотят укоротить время игр, но я считаю, что мы не должны идти на такие нововведения только ради телевидения. Теннис всегда смотрели, теннис всегда показывали. Почему мы не меняем формат футбольного матча? Я не могу смотреть 2 тайма, мне тяжело смотреть.

— А мужские матчи вы можете смотреть?
— Пятисетовые мне очень тяжело смотреть. Я считаю, что на «Большом шлеме» ребятам лучше играть из трёх. Кто-то сразу скажет: «Я начинаю играть только с 0:2 по сетам». Но в то же самое время пять сетов играть на протяжении всего турнира — это невероятно сложно. Будут много и «за», и «против», потому что кто-то обожает смотреть развязку пятого сета при счёте 12:12, кому-то интересно это смотреть. Мне неинтересно, потому что мне просто жалко людей. Я понимаю, что они на сумасшедшей жаре уже не играют, а просто еле ходят. И, конечно, смотреть и показывать это тяжело. И я считаю, что если три сета сделать у ребят, то это плюс. А решающее очко на «ровно» — тут я против.

«Потапова в финале Уимблдона стала кричать «Ая»

— На корте вы часто произносите слово «лучшая».
— Да, всегда так говорю. И Катя тоже (смеётся).

— Есть какая-то история этого слова, откуда это пошло? Может быть, вам кто-то говорил это в детстве?
— Да я ещё помню, что на 10-тысячниках ITF играла и кричала себе «лучшая». Не знаю, почему. Просто сыграла какой-то невероятный розыгрыш и говорю себе «лучшая». Ты порой не контролируешь себя. На самом деле, в очень многих случаях, например с выкриком «Ая», невозможно проконтролировать, я не понимаю вообще, откуда оно у меня взялось. Но вот такой выдох во время удара и помогает мне лучше бить по мячу.

— Этот выкрик «Ая» можно уже вашей фишкой назвать.
— Да, я пришла недавно в ЦСКА, иду к кортам и слышу: «Ая», на другом корте — тоже «Ая». Стоит Алексей Владимирович Жук и говорит: «Посмотри, что ты делаешь?». Девочки 10−12 лет играют и так кричат. И мне Настя Потапова, кстати, сказала, что она в финале Уимблдона стала в конце кричать «Ая». «И знаешь, мне помогло», — она говорит. «Надо же, я никогда и подумать не могла, что это может принести победу», — ответила я. Может быть, у меня какой-то особенный выдох. Техника дыхания важна во время игры, то есть, наверное, что-то в этом есть, в этом выдохе.

— Мы гостям редакции часто задаём вопрос об идеальном портрете теннисиста. Просим сложить лучшую подачу, лучший приём, удар справа, удар слева. Вот ваш какой портрет идеального теннисиста?
— Так, лучшая подача. Ну, давайте за этот год. Пожалуй, я возьму Раонича. Приём — Джокович вместе с Марреем. Игра на задней линии — это Маррей. Выходы вперёд — это, конечно, Роджер, хотя в этом сезоне мы его практически не видели. А кто у нас вообще в десятке? Вот, Вавринка. Удар слева — это Стэн. Тим ещё слишком молод, чтобы быть в моём списке (смеётся). Передвижение по корту — тоже Маррей. Удар справа — это дель Потро. Мне очень нравится его форхэнд. Кстати, у него можно было бы взять и подачу. Игра с лёта — Бруно Суарес. Должна я хоть одного человека из парного разряда взять. Что ж, вот такой вот у нас появился человечек.

— Нарисуйте, пожалуйста, и идеальную теннисистку.
— Подача — это Плишкова. Не будем Серену в этот раз, надо какие-то новые имена. Приём — Кербер. Игра на задней линии — тоже Кербер. Может кого-то другого… Давайте Халеп. Радваньска у нас станет лучшим исполнителем ударов. Я, кстати, не понимаю, зачем WTA создаёт какую-то конкуренцию. Например, выберите лучший удар недели или месяца. И всегда в этих списках Радваньска. Я всегда пишу WTA, что прекращайте заниматься ерундой. Просто заранее объявите, что лучший удар недели и месяца у Радваньской. Даже не надо делать конкурсов. Так, но вернёмся к нашей теннисистке. Удар справа — Кузнецова. Удар слева — Азаренко. У Виктории один из лучших бекхэндов в туре. Игра с лёта — Радваньска. Напишу, что Агнешка будет играть по всему корту, а в скобках — волшебница. Шарапову можно внести во все эти категории. Если самый сильный характер, то это точно будет Маша. Ну, а себя мне некуда внести, не будем смешить народ. Разве что лучший крик «Ая».

— В чём ваш главный козырь?
— Я играю по всему корту. У меня нет как такового слабого места. Я могу играть как с лёта, так и сзади. У меня есть и подача, и приём. Всё это требует большой доработки, но в принципе я игрок более атакующего стиля, поэтому я могу играть по всему корту. Я умею действовать и так, и так. Иногда я могу подержать мяч за счёт скорости соперницы. Но не всегда это получается.

«В сентябре в Москве все замёрзли, а в Сочи было +24»

— Многие теннисисты сейчас пытаются совмещать игру и какой-то свой бизнес. Задумываетесь вы над своим делом? Парфюмерия — это личный ваш бизнес?
— Нет. Это предложение пришло от представителя фирмы. Все средства, которые были выручены, пойдут в «Дом ребёнка» в Сочи. Я курирую его уже на протяжении долгих лет. Приятно участвовать в такой акции. Компании 20 лет, и они впервые создали аромат со вкусом теннисного мяча. Очень демократичная цена. Я наносила его себе на руку, но лично для меня он немного жестковат — пахнет войлоком, резиновой рукояткой ракетки и воздухом на корте. Это аромат унисекс — подходит как ребятам, так и девушкам. Интересно, что любой из ароматов этой фирмы можно смешать и создать новый, «под себя». Черника, печеньки — пожалуйста. Я бы для себя выбрала печеньки!

— Кем вы себя видите по окончанию карьеры? Может быть моделью?
— Спасибо большое, но точно нет. Я люблю фотографироваться, но быть фотомоделью не хотела бы. Мне кажется, это очень большой труд.

— Телеведущая? Эксперт?
— Может быть. Мне интересна профессия телеведущей. Я не теряюсь, когда на меня направлены камеры. Кроме того, мне бы что-то хотелось сделать для детского спорта и в частности тенниса. Много говорится о том, что федерация сильно помогает, что у нас так всё хорошо, но я вижу всё это изнутри. Я понимаю, где у нас слабое место. В Сочи я бы хотела открыть теннисную академию. Мне бы хотелось, чтобы там было достаточное количество кортов. Нужны корты с трибунами, чтобы можно было проводить матчи Кубка Федерации и Кубка Дэвиса. Кроме того, нужны турниры — как «челленджеры», так и в будущем, может быть, ATP и WTA. В Сочи очень хорошие погодные условия. Там можно тренироваться на улице практически на протяжении всего года. Вот у нас недавно был матч Кубка Дэвиса в сентябре в Москве. Замёрзли все. А в Сочи в этот момент было +24.

— Чего не хватает для осуществления этих планов?
— Я как раз встречалась сейчас с мэром города. Самый больной вопрос — это земля. Она нужна, но её не выделяют. Мэр обещал в этом помочь. Нужны инвесторы и спонсоры. Конечно, и я могу своими средствами как-то это поднимать. Нужны заинтересованные неравнодушные люди, которые захотят построить академию. Коммерция там может быть и будет, но я хочу её свести к минимуму. Я бы хотела, чтобы были группы, и они бы набирались так, как это делалось раньше, в советские времена. Мой тренер Юрий Васильевич Юдкин, царствие ему небесное, увидел на улице мальчика, Женю Баранова. Это наш мастер спорта, но вы наверняка его не знаете. В советские времена он был очень хорошим теннисистом. И Женя был из неблагополучной семьи. Тренер его просто вытащил оттуда, привёл на корт и бесплатно с ним занимался. Конечно, сейчас такого нет, это нигде не встретишь, но хотелось бы дать шанс тем детям, у которых его может никогда и не быть. Я хочу, чтобы этим ребятам выдали форму и ракетки. Я готова в этом помочь. Для начала надо, чтобы они просто начали заниматься теннисом, а если у ребёнка есть способности, есть талант, то нужно этот бриллиант найти. В Сочи, кстати, очень много талантов. Поэтому хотелось бы, чтобы этот город стал южной теннисной столицей. Питер — северная, а всё-таки Москва наша центральная теннисная столица, здесь проводятся все крупные турниры, а также матчи Кубка Дэвиса, Кубка Федерации. Наша Федерация находится здесь. А я бы хотела, чтобы Сочи стал маленьким уголком детского тенниса, где можно делать первые шаги и параллельно проводить профессиональные турниры. Хорошо бы, чтобы дети зарабатывали свои первые очки, не выезжая за границу. Потому что когда идёт переход от детского тенниса к юношескому, а потому от юношеского ко взрослому, то на все поездки надо тратить очень много денег. Не у многих родителей есть такие суммы и не у многих спонсоров. Вообще спонсоры есть мало у кого из детей. И очень часто вся карьера завершается на этапе юношеского тенниса. Все летят учиться в университеты в Америку, получают образование, что тоже неплохо, я считаю. У каждого своя судьба, но если есть способности, если есть талант, но нет денег, то надо как-то помогать. Поэтому хотелось бы, чтобы наши юниоры могли зарабатывать первые очки здесь, в России, чтобы у них был какой-то плацдарм, стартовая площадка. Но это очень долгая тема для разговоров.

— Но ведь в Адлере на территории Олимпийского парка уже есть теннисная академия. Можно ли использовать её или выпросить другое место в Адлере?
— Как раз пытаюсь выпросить место в Адлере, потому что в самом Сочи места уже точно нет. Конечно, в Сочи это было бы идеально, потому что больше детей можно охватить. А в Адлер из Сочи не все хотят ездить, это не Москва. В Москве люди везут ребёнка из одного конца города в другой на теннис, с тенниса на фигурное катание. Для меня это быстро, для жителей Сочи это долго. У нас уже и развязку хорошую сделали. Сделали вообще почти всё, надо только, чтобы было желание у родителей и детей. Поэтому пока не получается с «Адлер-Ареной», там немного другие нюансы, это не государственный стадион.

— Помимо Сочи есть ещё весь Краснодарский край.
— Краснодар не подходит для проведения матчей на открытых кортах, а вот Сочи — самое то, это субтропики.

— Азаренко пишет в этом сезоне колонку для Sports Illustrated, другие теннисисты стали пробовать себя в роли авторов. Вот у вас не было такого желания?
— Я уже писала у вас блог. Это, кстати, очень интересный опыт. Вполне возможно, что могла бы и попробовать, поделиться какими-то своими знаниями. Я знаю, что уже очень много теннисисток у вас уже ведёт колонки. Я думаю, что я буду лишней, у вас так много экспертов (смеётся). Поэтому я пока поиграю в теннис (улыбается).

— Вопрос читателя. Как вы относитесь к татуировкам у девушек, и есть ли они у вас?
— Отношусь не очень, и у меня их нет.

— Как вам кажется, может быть не хватает в теннисе как раз таких эпатажных брутальных теннисистов с татуировками?
— Вы про ребят?

— И про ребят, и про девушек.
— А зачем нам такие девушки брутальные? Нам наоборот не хватает женственных теннисисток. Это моё мнение. А брутальные у нас есть и очень много.

Фото: Павел Ткачук, «Чемпионат»

Беседовали Наиль Байков, Галина Козлова, Никита Кузин, Даниил Сальников, Павел Ткачук, Анастасия Филиппова