Рафик Ихсанов

«КР»: Хорошо. Тогда давайте перейдём в русло нашей сегодняшней темы. Ильдар Венерович, расскажите, в какой должности и в каком звании вы участвовали в чеченской компании и когда? Сколько в
ам было лет?

И.Р.: В 1998 году в восемнадцатилетнем возрасте я был призван в ряды вооружённых сил России и попал в дивизию оперативного назначения «ДОН-100», в звании рядовой. Это была срочная служба. А в 1999 году началась вторая Чеченская компания. Нашу дивизию отправили выполнять служебно-боевое задание в Дагестан, который была атакован боевиками. Первый населённый пункт, где мы остановились – это город Моздок. Был самый разгар лета – в Северной Осетии стояла жара около 50-60 градусов Цельсия, и тут мы в полной экипировке – с автоматами, в бронежилетах, в БМП. Несколько месяцев дивизия стояла в ногайских степях и уже оттуда в сентябре нас перебросили в Чеченскую республику.

«КР»: Какие задачи перед вами ставились?

И.Р.: Глобально: остановить боевиков, вторгнувшихся на территорию России, сохранить целостность страны и защитить мирных граждан. Последнее было особенно актуально в свете того, что русские в том регионе широко притеснялись по национальному признаку. Их массово тогда изгоняли из Чечни, а в некоторых местах буквально вырезали. Я видел такое в станице Чернокозово в Наурском районе – одна из точек, где непосредственно проходили боевые действия. Что касается локальных задач, то мы выполняли основное предназначение пехоты: зачистку территории. Любое наступление по всем правилам войны проходило следующим образом: сначала территорию обрабатывала авиация, потом артиллерия, затем в направлении атаки выдвигались отряды спецназа и разведки, а вслед за ними пехота – то есть мы.

«К.Р.»: Вас отправили на войну с вашего согласия или, не спрашивая, подписали приказ?

И.Р.: Всё было добровольно. Перед отправкой мы подписали документ, удостоверяющий, что даём своё согласие на выполнение служебно-боевых задач в зоне конфликта. Лично для меня служить Родине, служить Отечеству всегда было долгом – у меня дед воевал в Великую Отечественную, а родной отец – десантник, поэтому я поставил свою подпись на той бумажке с открытым сердцем.

«К.Р.»: Как ситуацию в Чечне обрисовало вам начальство перед отправкой в зону конфликта? И насколько она соответствовала действительности?

И.Р.: Нам сообщили, что в Дагестан вторглись боевики, с целью создать в регионе хаос и затем захватить его – речь шла о терроре и геноциде гражданского населения. Это было прямое вооружённое нападение на Россию. В ходе боёв, отбросив террористов назад в Чечню, мы вторглись уже на их территорию, «развязав», таким образом, вторую Чеченскую войну. Это нам сообщило наше командование и это соответствовало действительности. Что касается моих личных соображений, то я предполагаю, что за чеченским кризисом, как и за украинским, стоят западные силы. Войны – это для них инструмент «отмывания» больших денежных средств. Крупнейшие западные корпорации живут за счёт таких локальных вооружённых конфликтов.

«К.Р.»: Ильдар Венерович, выше вы упомянули факты геноцида и расправ по национальному признаку над не чеченским этносом в зоне конфликта. Скажите, а как относилось к вам местное население? Поддерживало ли оно российских солдат или боевиков? 

И.Р.: По-разному. В некоторых сёлах люди становились у нас на пути, ложились под танки и технику, чтобы мы не могли проехать, кричали, что мы все сдохнем… Такое действительно было. Однако в других местах нас встречали, как освободителей и говорили, что с нетерпением ждали русских. Надо сказать, что боевики с гражданским населением вели себя беспрецедентно – грабежи и убийства были нормой на контролируемых террористами территориях. Поэтому лояльного нам населения вполне хватило для того, что бы мы могли чувствовать себя освободителями. Что касается расовой ненависти – этот фактор можете сами оценить по тому, как боевики обходились с нашими пленными. Если в плену оказывался контрактник или офицер, то он обычно попадал в рабство, а потом после долгих и изнурительных работ его расстреливали или отрезали голову, либо, если повезёт, попадал под обмен военнопленными или выкупался в частностном порядке. Если боевики захватывали срочника, то он мог отделаться одним лишь рабством и выжить у него было больше шансов. 

«К.Р.»: Фраза «Женевская конвенция» явно не входила в словарный запас боевиков… Эльдар Венерович, скажите, с какими трудностями ветераны горячих точек сталкиваются дома после демобилизации? Остаются ли какие-то факторы риска? С чем столкнулись именно вы?

И.Р.: Основная проблема, глобально вставшая перед страной в период второй Чеченской войны – это отсутствие должной реабилитации, в особенности для рядового состава. Офицеры, как правило, менялись в «горячей точке» каждые 2-3 месяца – для них это была командировка. Солдат же вводили в Чечню на весь оставшийся срок службы. Мы все переболели дизентерией, поголовно испытали педикулёз. Вшами мы были проедены насквозь вместе с одеждой, так как жили в землянках и постоянно копали окопы. Нормально обосноваться и благоустроиться не получалось, так нас постоянно перебрасывали – шли очень активные боевые действия, подразделение не стояло на месте. А когда вернулись домой – нашим глазам предстала пьяная, веселящаяся и радующаяся жизни молодёжь, большая часть из которой благополучно от армии откосила. Двадцатилетним ребятам, прошедшим чеченскую войну, очень сложно было адаптироваться в таких условиях и найти общий язык со своими «гражданскими» ровесниками. Поэтому многие из тех, кто держал оружие в «горячей точке», вернувшись домой, пошли в бандиты, оказались втянуты в противоправную деятельность. А всё потому, что никто не помог им реабилитироваться в гражданском обществе. Да и тем, кто нашёл себя «на гражданке», поначалу тоже пришлось не сладко. То, что мы видели там и то, что увидели здесь, вернувшись, вводило нас в когнитивный диссонанс. России нужна эффективная система реабилитации для всех прошедших через «горячие точки» ребят. Без этого любой вооружённый конфликт будет создавать целый спектр сопутствующих проблем, которых можно было бы избежать.

«К.Р.»: Быть может, необходимо было бы просто наладить стабильное и достойное денежное довольствие для всех военнослужащих, проходящих службу в зоне конфликта? Социальная уверенность помогла бы людям быстро адаптироваться в гражданском обществе…

И.Р.: Это всё было, но оказалось недостаточным. В то время участникам боевых действий платили по 800 рублей в день – огромные деньги для меня, по тогдашним меркам. Вернувшись домой, я приобрёл на них автомобиль, о котором долго мечтал. Здесь дело не в деньгах, нужна психологическая и социальная реабилитация, без них адаптироваться в гражданском обществе участнику боевых действий очень сложно.

«К.Р.»: Ильдар Венерович, Рафик Рашитович, давайте теперь перейдём к чуть более глобальным вопросам. Чего, по вашему, не хватает России сегодня и не хватало тогда для оперативного погашения локальных конфликтов и быстрого урегулирования ситуации в охваченных войной регионах?

Р.И.: Экономики. Все проблемы идут оттуда. Ведь, кто участвует в таких локальных конфликтах? Как правило, это проходимцы – безработные, социально необеспеченные граждане, которых бандформирования заманивают в свои ряды деньгами. В тех регионах, где все при деле, где люди имеют работу и стабильный достойный заработок – никаких террористов нет. Надо было сразу решать экономические проблемы. Наш нынешний президент именно так и сделал, когда пришёл к власти. Как только это произошло – конфликт в Чечне пошёл на спад и относительно быстро загасился. Экономика в симбиозе с законом – то есть жёстким подавлением бандитов – вот рецепт мира и стабильности.

И.Р.: Дипломатии, оперативности и аналитики. В тех случаях, когда началось вторжение, когда мы уже стали жертвами агрессии, нужно действовать жёстко и быстро, для всех остальных случаев есть дипломатия, которую у нас почему-то не получается задействовать в полную силу. Плюс нам не хватает хорошей аналитики. Большинство конфликтов можно было спрогнозировать и предотвратить в зародыше. Вообще чиновничий аппарат, от которого зависит сегодня вся страна, явно не дорабатывает. Почему возникают все конфликты и волнения? Потому что не дорабатывают те люди, те ведомства, те министерства, которые отвечают за это направление. Нам остро нужны аналитики, которые смогут спрогнозировать реальные угрозы, реальные развития событий. Нам остро нужны чиновники-государственники, а не чиновники-олигархи и чиновники-бизнесмены. Нам остро нужны люди, которые будут ставить интересы государства и интересы народа выше интереса собственного обогащения. Увы, к сожалению, та либеральная модель, которая господствует в России последние 23 года, не даёт нам такие кадры. В результате страну лихорадит, она висит в турбулентном состоянии, я лично считаю, что она деградирует.

«К.Р.»: Хорошо, раз уж мы перешли в некую нравственную плоскость, скажите, считаете ли вы Чеченскую компанию в целом справедливой с точки зрения России? Можно было бы решить конфликт дипломатическими методами?

И.Р.: Это не простой вопрос. Когда мы были в зоне боевых действий – чеченцы постоянно связывались с нами и угрожали или просто разговаривали. Нас часто спрашивали – за что вы воюете? Мы, мол, воюем за свой дом и воюем на своей земле, а вы за что? Мой ответ такой: мы воевали, потому, что давали клятву своему Отечеству, давали присягу, потому что это наш долг. Я против войн в принципе, ведь на них мы теряем наших лучших людей, но решения принимаю не я.

Р.И.: А я думаю, что не все дипломатические методы были исчерпаны. Надо было дать ещё один шанс дипломатии, а не вводить сразу танки. Кстати, прямо сейчас на Украине делают такую же ошибку. Кому нужна там демократия, которая уже повлекла за собой смерть более пяти тысяч человек? Только тем, кто пришёл к власти в Киеве? Но никто из этих людей не теряет в зоне конфликта своих родственников, своих родных детей – их теряют простые украинцы и жители Донбасса. Не думаю, что они этого хотят. Поэтому, как и 20 лет назад, сейчас нужно договариваться.

«К.Р.»: Рафик Рашитович, но ведь в 1996 году договорились в Хасавюрте, как и в 2014 в Минске. В обоих случаях соглашение не принесло положительного результата.

Р.И.: Почему? Любой мир, даже самый худой – лучше войны. Каждый день мира – спасённые жизни. Человеку, который потерял сына или мужа на войне, уже без разницы – какими мотивами руководствовались политики, развязавшие её, под какими лозунгами отправляли в бой солдат и за что в итоге погиб близкий человек – его всё равно уже не вернуть.

«К.Р.»: Рафик Рашитович, ваш гуманизм поражает. Насколько я знаю, вы были удостоены звания Героя России именно за умение сберечь жизни личного состава в ходе операций, которыми вы руководили. В частности, в Чечне вы спасли экипаж сбитого вертолёта, прямо перед носом у боевиков.

Р.И.: Да, я руководил авиационной группой с десантом и в ходе высадки один из вертолётов ещё в воздухе загорелся от огня боевиков. Я дал команду экипажу подбитого вертолёта эвакуироваться. После прыжка они оказались почти вплотную к боевикам, садиться рядом с ними было крайне опасно. Но, несмотря на это, мы забрали с земли всех своих товарищей в течении буквально двух минут. Я считаю, что ничем героическим не отличаюсь от других офицеров-вертолётчиков, с которыми воевал в одной команде – многие из них тоже удостоены звания Героев России и других высоких наград. Просто у нас профессия такая – вертолётчики всегда на поле боя, всегда рядом с солдатом, рядом с пехотой, рядом с десантниками, всегда буквально висим над окопами.

«К.Р.»: Как говорил когда-то Бенджамин Дизраэли – лишь вера в героизм порождает героев. Давайте, на этой героической ноте и подведём финал нашей беседе. Рафик Рашитович, Ильдар Венерович, спасибо за интервью!

Иван Чимбулатов

http://kolokolrussia.ru/russkiy-mir/20-let-chechenskogo-krizisa-po-zovu-dolga,