Решил сегодня для особенно
любознательных читателей приоткрыть дверь поэтической кухни. А заодно
продемонстрировать вопиющий пример безобразного отношения некоторых именитых
«переводчиков» к оригиналу.
Представьте, что вы дочитали «Ромео
и Джульетту» до того места в 4-й сцене 1-го акта, где Ромео с друзьями
собирается без приглашения пожаловать на пирушку к своим врагам, Капулетти,
только затем, чтобы, рискуя жизнью, повидаться со своей возлюбленной Розалиной,
которая приходится племянницей старику Капулетти. Он пока не знает, что его там
подстерегает ещё более сильное чувство – к дочери старика, Джульетте…
В оригинале мы читаем буквально
следующее (подчеркнуты рифмы):
Romeo: A torch for me! Let wantons light of
heart
Tickle the
senseless rushes with their heels;
For I am
proverb'd with a grandsire phrase,
I'll be a
candle-holder and look on;
The game
was ne'er so fair, and I am done.
Mercutio: Tut! dun's the mouse, the constable's
own word!
If thou art
Dun, we'll draw thee from the mire
Of this
sir-reverence love, wherein thou stick'st
Up to the
ears. Come, we burn daylight, ho!
Romeo: Nay, that's not so.
Mercutio: I mean, sir, in delay
We waste
our lights in vain, like lamps by day.
Take our
good meaning, for our judgment sits
Five times
in that ere once in our five wits.
Если делать ненавистный мне
подстрочник (а любой подстрочник убивает оригинал наповал, поэтому я прибегаю к
нему лишь в данном примере, тем более что он позволит нам с вами увидеть
подлинные ребусы шекспировского слога), так вот, если обратиться к
подстрочнику, то диалог выглядит примерно так (в скобках я даю пояснения):
Ромео: Факел мне! Пусть
игривый (он же «распутный») свет
сердца
Пощекочет каблуками бесчувственный камыш (которым в старину
выстилали полы вместо ковров)
Поскольку я защищён (так понимают современные английские
исследователи причастие poverbedот
несуществующего глагола proverb, тогда как на самом деле proverb означает «поговорку») дедовской фразой,
То буду факельщиком (то есть «подсвечником», то есть «пособником») и буду наблюдать;
Эта игра никогда не была такой прекрасной (или «честной»), и я закончил. (Вероятно, Ромео тем самым
имеет в виду, что уходить «из большого спорта» надо на пике карьеры)
Меркуцио: Эй! (междометие
tut выражает нетерпение или неодобрение) серой бывает мышь (здесь важнейшая игра одинаково звучащих слов: done (закончил), dun (мышиный цвет), а
также dun – «лошадь мышастой масти» или даже «кредитор») по собственному признанию констебля (упоминание
которого английские исследователи никак объяснить пока не могут)!
Если ты лошадь, мы вытащим тебя из трясины (имеется в виду
старинная рождественская забава, когда посреди зала клали тяжеленное бревно – Dun – и несколько команд должны были вынести его наружу, то
есть условно из болота)
Этой так называемой любви, в которой ты завяз
По самые уши. Пошли, мы жжём дневной свет, вперёд!
Ромео: Нет, это не так!
Меркуцио: Я хочу сказать,
сэр, что из-за промедленья
Мы зря тратим наши огни (в смысле «факелы»), как лампы днём.
Воспользуйся нашим добрым советом, поскольку наше суждение находится
Пятикратно в том, что когда-то было в наших пяти чувствах (хотя
вообще-то под fivewits в те времена подразумевались не столько нынешние
обонянье, осязанье и т.п., а «общее остроумие», «воображение», «фантазия»,
«суждение» и «память»).
Итого в сухом остатке мы имеем 14
строк и среди них 4 пары рифм.
А теперь самое интересное и
грустное. Загляните в растиражированный «классический» перевод Пастернака. Вот
как рассмотренный нами фрагмент получился у него:
Ромео. Дай
факел мне. Пусть пляшут дураки.
Половики не для меня стелили.
Я ж со свечой, как деды говорили,
Игру понаблюдаю из-за плеч,
Хоть, кажется, она не стоит свеч.
Меркуцио. Ах,
факельщик, своей любовью пылкой
Ты надоел, как чадная коптилка!
Стучись в подъезд, чтоб не истлеть живьём.
Мы днём огонь, как говорится, жжём.
Вероятно, Борис Леонидович
посчитал, что 5 строк про какую-то там дурацкую игру слов done-dun, про мышь, про констебля, про вытаскивание Ромео из
болота любви можно запросто отбросить. И пусть русские шекспироведы ищут потом,
что английский автор имел в виду под словом «коптилка», какие «подъезды» были в
тогдашний Англии, а тем паче в Вероне, был ли во фразе «истлеть живьём» намёк
на Джордано Бруно и прочее, и прочее…
Теперь, надеюсь, вы на личном
опыте и с небольшой подсказки убедились в том, что иностранная классика порой
(увы, практически всегда) лишь отдалённо напоминает оригинал и что даже
«классический» перевод никоим образом не может быть основой для суждения о
литературных достоинствах первоисточника.
На всякий случай, чтобы хоть
отчасти подсластить пилюлю, приведу в заключении своё видение этого отрывка: