Здравствуйте!

Английское слово "прайвеси" не имеет аналогов в русском языке. А все потому, что означает неприкосновенность частной жизни, личного пространства. Ну и как прикажете его переводить? Как адаптировать к нашим условиям, где на это самое личное пространство покушаются сотню раз на дню?! Знакомые вваливаются в гости без предупреждения. Бабки в автобусах требуют уступить место. Какой-то маньяк из окна соседнего дома разглядывает тебя в бинокль. А куда вы денете ужасную людскую манеру -- придвинуться вплотную и дышать, дышать в лицо собеседнику?! Негде спрятаться! Некуда бежать!

Не трожь мое прайвеси!
Право на воздух вокруг себя

Меж тем иметь не доступный для других "уголок" человеку необходимо даже на биологическом уровне. В конце концов, даже животные метят свою территорию, а ведь мы с ними "одной крови". Знающие люди говорят, что люди в силу одних лишь биологических причин нуждаются в личном пространстве даже больше, чем звери. Взять хотя бы обезьян. Их детеныши обладают сильным хватательным рефлексом, едва родившись, они вцепляются в шерсть матери и несколько месяцев практически не отрываются от нее. У человека же -- ни шерсти, ни хватательного рефлекса. В случае необходимости женщина сама берет младенца на руки, но даже при этом телесный контакт между ними гораздо меньше, чем в обезьяньей семье. Не означает ли это, что человек уже рождается индивидуалистом, претендующим на прайвеси?

Личное пространство -- это не только нечто материальное: отдельная комната, "секретный" ящик письменного стола. Это еще и абстрактное, но от того не менее необходимое воздушное пространство вокруг тела. Психологи делят его на несколько зон: интимную (в среднем 0-45 см), куда дозволительно вторгаться лишь самым близким людям, личную (45 см -- 1,2 м), в которую допускаются друзья и знакомые, социальную (1,2-3,6 м), в пределах которой человек "держит" официальных собеседников и малознакомых людей, и общественную (более 3,6 м), она используется при выступлении перед аудиторией. Вот почему мы чувствуем себя неловко, когда едем в переполненном лифте. Посторонние люди узурпируют наше интимное личное пространство, а это вызывает не только психологический дискомфорт, но и физиологические изменения в организме: начинает быстрее биться сердце, повышается уровень адреналина в крови. Если ситуация "селедки в бочке" длится долго, человек становится агрессивным. Именно этим, по мнению адептов прайвеси, объясняется агрессивность толпы. Несколько сотен вполне благодушных людей собираются вместе -- и вот они уже готовы крушить все, что попадется под руку! Просто им необходимо выплеснуть негативные эмоции по поводу нарушенного личного пространства.

Приведенные выше размеры личных зон не универсальны. Эти цифры могут меняться. В зависимости, к примеру, от того, идет ли речь о личном пространстве канадца или китайца. Жители густонаселенных стран, привыкшие к "кучности", не так жестко держат дистанцию. Исследователь невербального общения людей Аллан Пиз описывает такую ситуацию: молодая пара эмигрировала из Дании в США и... вызвала массу кривотолков среди новых знакомых. Американок раздражало то, что "этот нахальный датчанин" к ним пристает, а мужчины-янки смущались тем, что датчанка слишком уж демонстрирует свою сексуальную доступность. На деле все оказалось проще -- европейцы, чье интимное пространство составляет всего 25 см, мерили американцев по своим меркам и, сами того не подозревая, вторгались в их "запретную зону", что янки истолковывали как намек на сексуальность. При этом бедолаги датчане терялись в догадках, почему их американские знакомые так недружелюбны. На размер личного пространства влияет и социальное положение. Например, у обитателей общежитий и коммуналок это пространство меньше, чем у тех, кто живет в просторном особняке. У автомобилистов размеры "их" территории раз в 10 (!) больше, чем у тех, кто передвигается на своих двоих. У городских жителей личное пространство меньше, чем у жителей деревни. Некоторые сельчане настолько ревностно охраняют свое прайвеси, что даже не обмениваются рукопожатием при встрече, а ограничиваются взмахом руки издалека. Даже пол и рост имеют значение! Обычно чем выше мужчина, тем более он стремится приблизиться к собеседнику, и напротив, чем меньше его рост, тем большую дистанцию он сохраняет. У женщин -- наоборот. Неуверенные в себе люди претендуют на большее личное пространство, а агрессивные по натуре типы всячески покушаются на неприкосновенность чужих "границ": вытягивают ноги, размахивают руками и т.д.

Каким бы незначительным ни было личное пространство, люди все равно всеми силами стремятся его сохранить. В автобусе человек, если есть возможность, садится не рядом с другим пассажиром, а на свободное сиденье. В столовой или кафе загромождает лишние стулья вещами или отодвигает их подальше от стола -- лишь бы не подсел чужак. Или такой любопытный пример: если человек разговаривает по телефону-автомату, на который не претендуют другие, он обычно укладывается в пару минут, если же к таксофону выстраивается очередь, "занявший территорию" болтает минут пять, и не потому что ему есть о чем поговорить -- он просто "охраняет" занятое место.

Воспитанным людям не стоит даже намекать на то, что они покушаются на чье-то прайвеси. Бесконечные американские "сорри" или французские "пардон" -- не что иное как извинения за непреднамеренное вторжение в чужое пространство, например, когда "узурпаторы" просто обгоняют кого-то на пешеходной дорожке, в очередях американцы и европейцы стоят не менее чем в полуметре друг от друга, а в автобус садятся только когда там есть свободные места. Но если вторгнувшийся на чужую территорию не понимает своей оплошности, ему можно ненавязчиво "посигналить", мол, будь другом -- отодвинься. Человек, чье личное пространство нарушено, может отклониться от докучливого собеседника (или даже попятиться) или скрестить руки на груди (жест, означающий, что человек чувствует опасность, угрозу).

Но есть такие "рубахи-парни", которые, как ни намекай, по-прежнему будут хлопать тебя по плечу или дергать за рукав. Скорее всего, им мама с папой не объяснили, что такое хорошо, что такое плохо. Ведь уважение к прайвеси надо воспитывать еще в детстве. Как? Прежде всего, уважать личное пространство самого ребенка. Ведь детям, выросшим без ощущения собственного "угла", трудно признать право другого человека на неприкосновенность личных границ. Став взрослыми, они ведут себя с непосредственностью и бесцеремонностью Машеньки из сказки о трех медведях, чем, разумеется, вызывают у окружающих то же негодование, что и поступки героини у медвежьего семейства.

Наталья СОЙНОВА

Необидная теснота
Все мы вышли из хрущевок

Петр I, хоть и был царь и рос во дворцах, терпеть не мог излишнего "простора". Если в гостях ему отводили слишком большую спальню, он ночевал не на кровати, а в... платяном шкафу. Уж не от него ли произошли все те нувориши, что, сменив хрущевку на НП, а то и целый этаж в доме, тоскуют по малому метражу?

О хрущевках можно слагать поэмы! Все мы вышли из этих немогучих квартир, как из гоголевской "Шинели". В каком бы городе, на какой бы улице ни располагалась хрущевка, она всегда была одинакова: подобие прихожей, куда открывались сразу три двери -- входная, из санузла и из комнаты, -- кухонька, аккурат рассчитанная на то, чтобы вместить в себя стандартные плиту, холодильник, столик и табуретки, кладовочка, называемая "тещиной комнатой", комнаты, уютные, как пеналы... А впрочем, вы и сами знаете.

Парадокс в том, что всякий, кто живет в "хрущобе", мечтает приобрести более просторное жилье, но очень многие из тех, кому это удается, начинают скучать по особому хрущевскому уюту, по мизерному пространству, которое позволяет делать все что хочешь, без лишних движений, не сходя с места. Психологи проводят по этому поводу очень любопытную аналогию. Представьте себе метро в час пик: на скамейках вагона теснятся пассажиры. По мере приближения к конечной в вагоне становится просторнее, но оставшиеся люди, даже если сидят по одному на скамье, сохраняют (!) свои неудобные стесненные позы. Чем не зеркальное отражение хрущевского жилья?

Люди, переехавшие из "хруща" в какие угодно просторные хоромы, продолжают жить, "скукожившись", не переменив неловкого положения. Свидетелями по этому "делу" могут выступить архитекторы и дизайнеры, работающие с новоселами-богачами -- людьми, купившими сто- или двухсотметровые квартиры и перестраивающими их на свой вкус. Обычно такие хозяева требуют перепланировать новоприобретенную жилплощадь так, чтобы спальня, детская, столовая, рабочий кабинет -- все было размером с... хрущевские комнатушки, а оставшееся пространство занимали огромная гостиная, домашний спорт- кино- или танцзал и прочие парадные помещения. А все потому, что в новое жилище переносится старое презрение к нуждам тела, к телесности. Люди думают не о том, удобно ли им будет в новом доме, а о реакции, которую произведет на гостей их шикарная "дискотека на дому".

Архитектура всегда делилась на публичную и частную. Публичное здание -- это фасад, внешний вид. По логике вещей, в нем необязательны какие-либо удобства для человека (туалет или мягкие кресла). Типичный пример публичных зданий -- гробницы египетских фараонов или мавзолей Ленина, что, в принципе, одно и то же. Частная же архитектура -- совсем другое. Она как раз направлена на удовлетворение потребностей человека, устройство его приватной жизни. Но в нашей культуре понятие приватной жизни -- прайвеси -- пока отсутствует. Поэтому и частные дома, и квартиры выполняют функцию публичных строений -- демонстрируют статус владельцев. Так что не верьте тому, кто говорит, что живет в огромной стометровке! На самом деле он живет все в той же тесной "хрущобе". Остальное -- видимость. Хотя и хрущевка, если разобраться, тоже не частное жилище. Ее ближайший прообраз -- гостиничный номер или комната в бараке для покорителей целины: люди приехали на время, без семьи, устроились в комнате, сделали свою работу и уехали назад, "на большую землю". Недаром на шифоньерах во всех без исключения хрущевках лежат чемоданы, и, пускай они предназначены не для путешествий, а для хранения не поместившихся в других местах вещей, они все равно символ -- кочевой жизни и ждущего где-то далеко "настоящего" дома.

Однако есть и иная теория, объясняющая странное пристрастие россиян к "хрущобам". Психолог Владимир Баскаков, специалист по телесно-ориентированной психотерапии, утверждает, что все дело в особенностях национального... тела. Оказывается, тело русского человека плохо заземлено, то есть мы нетвердо стоим на ногах, земля нас не держит. И, чтобы почувствовать под собой землю, а значит, удостовериться в собственном существовании, русскому человеку нужны постоянные потрясения, в том числе и на бытовом уровне. А что может быть в этом смысле лучше проживания в "хруще"? Когда ты то и дело натыкаешься на стены, когда выходящий из ванны родственник осаживает тебя дверью, когда вещи приходится долго отыскивать в тех же чемоданах на шкафу, грех усомниться в том, что ты есть! Дискомфорт переехавших в просторные квартиры объясняется именно тем, что эти люди перестают себя чувствовать. Выход у новоселов один -- заземляться, покрепче вставать на ноги. Баскаков советует для этого... носить на щиколотке цепочку, браслет или в крайнем случае спущенный чулок. Вдруг поможет?!

Н. С.

На России можно поставить крест?

Больше всего мешают друг другу жить китайцы. Их аж 900 миллионов -- по сотне на каждый квадратный километр страны. Все знают, что молодым семьям там запрещено заводить больше одного ребенка (правда, если первенец девочка, можно попытать счастья еще раз). Буквально на пятки жителям Поднебесной наступают индийцы, которых тоже почти миллиард. Каждый день в Индии появляются на свет 42 тысячи младенцев, и? если не будут приняты меры по ограничению рождаемости, через 50 лет население страны перевалит за полтора миллиарда.

В России население, напротив, сокращается. По прогнозам, через полвека нас будет 114 миллионов, что на 34 миллиона меньше, чем сейчас. Для воспроизводства населения любой страны надо "всего ничего" -- чтобы каждая женщина рожала "двух детей с хвостиком". Нынешний же коэффициент рождаемости в России приблизился к 1,2, в 1998 году у нас родилось меньше полутора миллионов младенцев. Для сравнения: рожденных в 1960-м было аж три миллиона! При этом российская смертность неуклонно возрастает, ее пик пришелся на 96-й год, когда умерло более двух миллионов россиян, и сейчас в стране ежегодно умирает почти в два раза больше человек, чем рождается.