Я считаю - что нет, не являлось. Более того, устойчивость и способность решать проблемы у общество "советского типа" превышает таковую у любых "классических" обществ. С одним условием: для этого все принимаемые решения должны исходить из понимания происходящего. По сути, проблема в СССР была одна: никто, ни народ, ни власть, ни мыслители - "не знали общества, в котором жили". И, следовательно - все их действия исходили из неверных предпосылок. А веками наработанного (пуская и неосознанного) арсенала "эффективных приемов" у советских людей, разумеется, не было, В этом случае удивительно не то, что СССР, в конце концов распался, а то, что он просуществовал столь долго (та самая повышенная устойчивость). И следовательно, в "следующей итерации" развития общества подобного типа (а она будет с вероятностью, равной 1) основная задача будет состоять как раз в том, чтобы обрести понимание процессов общественного развития, и перейти к разумному управлению реальностью.

А это возможно, если использовать "предыдущий опыт" - опыт СССР. Именно поэтому я считаю "разбор" его и "хороших", и "плохих" черт важным и необходимым делом, способствующим в будущем переходу к новому социализму. Сложность тут состоит в том, что мы имеем, по сути, только один пример в истории, из которого "чисто статистически" вывести закономерности невозможно. Однако там, где невозможна "статистика", на помощь приходит диалектика - особый способ мышления, позволяющий получать закономерности на базе весьма разнородных данных. Диалектика позволяет пользоваться не только одним советским феноменом, но и всей  массой исторических сведений. Именно поэтому, для того, чтобы понять причины, погубившие СССР, я считаю нужным погрузиться глубоко в "пучину Истории".

* * *

Человек, как известно, происходит от обезьяны.

Ну, или от некого обезьяноподобного предка - но это в данном контексте не важно, поскольку тут я не собираюсь  пересказывать ту или иную теорию эволюции. Отмечу только одно - как любой представитель живой природы, "наш" древний предок неизбежно входил в сложную пищевую цепочку того биоценоза, в котором обитал. Иначе говоря, до определенного времени примитивные гоминиды подчинялись тем же самым экологическим законам, что и любое другое животное. Эти законы, между прочим, накладывали весьма строгие ограничения на распространение и развитие "вида homo", поскольку последний выступал, как "обитатель" достаточно специфической экологической ниши. Достаточно сказать, что приматы вообще, как отряд класса млекопитающих, занимают ограниченную территорию - как правило, тропические и субтропические леса.

Это связано с характером их питания, которое обязано состоять из легко усвояемых и калорийных продуктов: орехов, корневищ, тропических фруктов. Вернее сказать, именно подобный характер питания и формирует данный отряд, давая возможность, во-первых, сокращения энергии на переваривание пищи. А во-вторых - возможность развития высокоразвитого мозга (который, в свою очередь, требует массу энергии). Последнее в особенности относится к человекообразным обезьянам, которые оказываются еще сильнее "привязаны" к наличию особой среды обитания. Поэтому с точки зрения биологии ясно то, что данная группа животных никогда не может иметь значительную численность (более нескольких тысяч особей, в лучшем случае - десятков тысяч), а равным образом - и значительное распространение.

И, тем не менее, человек - как "ветвь" развития человекообразных обезьян, самым "наглым" образом нарушает все биологические (экологические) законы. Причина этого очевидна - я уже не раз писал про нее. Дело в том, что развитие человеческого мозга - и, как следствие, развитие человеческого интеллекта, возможные в рамках "обезьяньей платформы" (т.е., питания калорийной и легко усваиваемой пищей), привело к тому, что человек смог выйти за пределы не просто своей изначальной "экологической ниши", но и за пределы действия экологических законов, как таковых.

Данный процесс можно охарактеризовать, как появление "труда": особого способа взаимодействия носителя разума и окружающей реальности. А именно - процесса, состоящего из "отражения" реальности в некоторой модели, изменение этого "отражения", с анализом возможных последствий, и, собственно, соответствующего изменения реальности. Впрочем, поскольку я недавно затрагивал эту тему, то не буду касаться ее снова. Отмечу лишь, что труд представляет собой имманентное свойство разума, т.е., разум без труда и вне труда невозможен. Именно поэтому говорить о труде следует еще в стадии "присваивающего хозяйства", т.е., задолго до того, как возникла "работа" в классическом понимании (что обычно ассоциируется с сельским хозяйством).

Однако нет, первая трудовая деятельность в вышеуказанном смысле началась задолго до этого. И даже еще до того, как обработка камня в человеческом обществе стало сколь либо выделенным делом. Началом первой трудовой деятельности в человеческом обществе следует считать переход к загонной охоте, как к основному способу добывания пищи. Именно этот факт стал тем фактором, что позволил человеку выделиться из остальной природы и покинуть ту самую "узкую" и специализированную экологическую нишу, к которой он был "приговорен" Природой. Именно переход с преимущественно растительной пищи (потребление тропических фруктов, орехов и корневищ) к употреблению мяса (пищи изначально калорийной) позволил homo sapiens выйти из порочного круга природных закономерностей и перейти на путь построения цивилизации.

* * *

Но, при всех своих преимуществах, мясная пища имела и один недостаток. Но недостаток крайне существенный - а именно, человеческий организм изначально не предназначен для его потребления. Разумеется, чисто растительноядными приматов не назовешь - они с удовольствием употребляют в пищу всевозможных насекомых, птичьи яйца и подобные источники белков. В небольшом количестве. Это понятно - ведь не "полноценное хищничество" животное должно быть "заточено" соответствующим образом, с полной специализацией организма. Из приматов на потребление животной пищи более-менее приспособлено лишь небольшое семейство долгопятов, да и то, особого "успеха" в этой области они не достигли, "остановившись" на насекомых.

Поэтому переход гоминид к "мясной диете" представляет собой не сказать, чтобы простую задачу. Казалось бы, ситуация безвыходная - вот оно, инферно природных экологических ниш: вокруг полно легкоусвояемой и доступной (для коллективной охоты) пищи, а воспользоваться ей нет возможности. Разумеется, какую-то возможность для усвоения имеет уже несколько разложившаяся плоть - т.е., падаль. Но и эта возможность крайне мала - кислотность желудка гоминид невелика, и поэтому вероятность отравиться тут значительна.

Казалось бы - тут однозначный тупик. И развертывание возможности трудовой деятельности вместе с разумом останавливается на начальной стадии, не давая реализоваться огромным потенциальным преимуществам. Но именно тут способность "предвидеть", характерная для разума, оказывается решающей: человек нашел способ есть мясо, не имея к этому предрасположенности. Речь идет о кулинарной обработке пищи - одном из величайших изобретений человечества.

Возможность "разложить" белки в более усваиваемую форму путем обработке на огне стало тем "ключом", который открывал человеку путь из природы в цивилизацию.

А далее - сработали системные, диалектические особенности эволюционного развития: преимущества загонной охоты перед изначальным, "природным" собирательством состояло в том, что это - планируемое и дающее гарантированный результат действо. Если еще учесть, что количество животных в это время на несколько порядком превосходило численность людей, то становится понятным, что подобный момент означал переход к тому, что можно назвать "периодом первого изобилия". Следует понимать, что изучение жизни современных охотничьих племен не дает должного представления о том, что же происходило тогда. Впрочем, даже они, загнанные, как правило, в не самые удобные и продуктивные местности, причем в условиях, когда экосистема уже изменена человеческой деятельностью (уничтожение мегафауны), показывают достаточно высокий уровень питания. То же, что происходило в период, когда огромные стада животных пересекали континенты, а ареал охоты ограничивался только возможностями людей -можно только предполагать.

* * *

Впрочем, следует понимать, что переход от природной "вечной недостачи" (экологические ниши всегда переполнены) к "изобилию" означал не только положительные моменты. Прежде всего, заметим, что "включение" в пищевой процесс предварительной обработки существенно усложняло жизнь. Ведь ранее все было просто: нашел съедобное - съел. Собственно, с самого начала формирования жизни действовал именно этот сценарий (накопление запасов на зиму у ряда животных пока опустим). Теперь же в данный естественный процесс включался абсолютно инородный "член". Пойманное животное требовалось разделать и приготовить - а данный процесс мог быть только коллективным. "Индивидуальное" потребление по типу: "оторвал и убежал" (как обычно у хищников) уступает место сложному и "длительному" процессу, в котором природных, инстинктивных основ, уже не хватает, да и индивидуального разума тоже.

То есть, понадобилась система, позволяющая организовывать взаимодействие всех членов племени. Т.е. культура. Можно даже сказать, что в данном аспекте она оказалась еще более важной, нежели в организации, собственно, загонной охоты - хотя и там культура играет решающую роль. Но в плане перехода от "сырого к приготовленному" она оказывается полностью незаменимой. Впрочем, поскольку это "звенья" одной "цепи" - добычи пропитания, то можно сказать о формировании особой системы: "охота - приготовление пищи", являющейся базисом начального этапа развития разума.

Эта система хороша еще своей простотой, позволяющей увидеть то, что в более сложных системах скрыто под многими "пластами" подсистем. Например, то, как согласующая и балансирующая роль культуры приводит к постепенному ее усложнению и "ветвлению". Это соответствует усложнению самой производственной системы, переход к более сложным методам охоты и кулинарии. Важно то, что в данном случае мы можем увидеть "производственную" роль таких процессов, которые, обыкновенно (скажем, в современном обществе) являются самоценными. Например то, как мифология позволяет ввести в человеческую жизнь идею приготовления пищи, и как возникают те структуры, которые в наше время кажутся "естественными", само собой разумеющиеся. За подробностями отсылаю к книге Леви-Стросса "Сырое и приготовленное".

Однако только данным аспектом роль культуры не ограничивается. Переход  к "первому изобилию" поставил перед человеком и еще одну проблему (которая никогда не стоит перед животными). Это - упорядочивание своего полового поведения. Я не говорю о поведении сексуальном, поскольку "секс" - достаточно позднее "изобретение". Но то, что обычно называют "половым поведением", у животных, разумеется, присутствует - поскольку это связано с "продолжением рода". Однако подобный "инстинкт размножения", как правило, оказывается тесно связанным со всем образом жизни животного - и значит, он полностью зависимым от пресловутой экологической ниши. Проявляется это, например, в четкой зависимости половой активности от временного периода и/или от климатического цикла.

И даже те из животных, которые существуют в достаточно стабильной климатической среде (как большинство приматов, в том числе и гоминиды), все равно подчиняют свой "размножательный ритм" необходимости оптимального приспособления к среде. Но человек, "выпавший" из под действия биологических законов, лишался данных естественных ограничений: он больше не связывался необходимостью непрерывного поиска пищи, а равно - и необходимостью непрерывного опасения за свою жизнь. Это создавало немалые проблемы, поскольку "естественный" механизм побуждения животного к копуляции основывается на получении им значительного удовольствия (а иначе ни одно живое существо не будет заниматься этим процессом). И, следовательно, возникала реальная опасность превращения данного процесса в сверхценность - что, разумеется, неприемлемо.

При этом не особенно важно, пользовался бы этой "сверхценностью" один "альфа-самец", или все члены группы (хотя  обыкновенно именно на этом делается акцент). Важнее другое - в подобном случае зарождающееся человеческое общество было бы просто разорвано резко усиливающейся (в отсутствии других проблем) конкуренцией за "самку". Однако данная проблема была решена так же, как и предыдущее: через создание особой системы "культуры", вводящей половые действия в сложную структуру взаимоотношений внутри общества. Это привело к тому, что "половые акты" на десятки тысяч лет (по сути, до середины XX века) оказались полностью подчинены всеобъемлющей структуре норм и регламентаций, выражаемых через мифологическое осмысление мира. В совокупности с нормами "производственными" (охота, а затем земледелие) и "бытовыми" (приготовление пищи), они составили "костяк" культурной основы цивилизации.

Еще раз отмечу: никакой самоценностью (вне поддержания жизнеобеспечения общества) эта самая культура не обладает. Она важна в рамках той цели, которая привела к ее возникновению: возможности согласования разнородных общественных подсистем. Возникнув из свойства разума оперировать созданными "отображениями реальности", культура стала мощной и развитой системой "сдержек и противовесов", позволяющих обществу существовать некое, отличное от нуля, время. Культура находится в диалектическом взаимодействии с трудом: порождается им, и, в свою очередь, порождает новые возможности для труда. В принципе, можно даже сказать, что пара "труд-культура" выступает системным базисом разума, как такового.

* * *

Культура, как механизм согласования, прекрасно работал в указанный период "первого изобилия" - т.е., в тот период, когда человек вышел из-под подчинения биологических (экологических) законов и перешел к законам социальным. За это время он смог создать особую систему своего проживания - цивилизацию или ноосферу (кому как нравиться называть). Разумеется, не следует думать, что "период первого изобилия" был каким-то вариантом Эдема. На самом деле, за это время человечество пережило немало кризисов, не раз ставивших его на грань существования. Однако, при все этом, общество в данный период (называемый в марксизме первобытнообщинным) обеспечивало своим членам некие минимальные потребности.

Но рано или поздно, но этот период завершился. Идя по пути своего развития, человечество подошло к следующему "барьеру" на своем пути: к построению классового общества. Классовое общество позволило человеку выйти на немыслимый до того уровень развития. Оно дало возможность создания огромных государств и развитых религиозных и философских систем. Наконец, оно дало возможность зародиться такому феномену, как наука. Но за все это было "заплачено" одним моментом: разделением людей. В обществе общинном, при общем низком уровне производства, тем не менее, благами обеспечивались все члены общины. В обществе классовом - только те, кто находились на вершине социальной пирамиды. Причем, современные исследования показывают, что, скажем, уровень жизни, даваемый "развитыми первобытнообщинными обществами", вроде Чатал-Гююка, превосходил уровень большинства обитателей классовых обществ вплоть до начала Нового Времени.

Именно поэтому во всех мифологических системах сохранилась идея "Золотого Века" - некоего потерянного Рая,  где все  люди имели сытое существование. Однако такова суровая диалектика эволюции: своей сытостью (а зачастую, и жизнью) низшие классы заплатили за возможность усложнения системы общественного производства. Для того, чтобы "прорваться" за очередной технологический барьер, нужна была немыслимая в первобытнообщинном обществе концентрация производства. А его могло обеспечить лишь концентрация всех благ у небольшого числа элитариев. А значит, у остальных эти блага требовалось изъять - и для решения этой задачи был создан особый механизм: государство. Поэтому, пока строились величественные храмы и создавались миллионные империи, пока мыслители открывали новые закономерности нашего мира, а художники творили великие произведения искусства, на большинство людей, которые теперь оказались "внизу" общественной пирамиды, обрушилась огромная мощь государственной машины. Этот механизм принуждения должен был заставить эксплуатируемых вести себя так, чтобы обеспечивать исключительно благополучие элиты - ни о каком "общем выживании" теперь не было и речи.

Данная особенность, при всем прочем, приводила к тому, что общества, построенные на классовой основе, имели ограниченное "время жизни": рано или поздно, но стремление элит обеспечить себе наилучшие условия (за счет всех остальных) приводила к разрушению социума, как такового. Впрочем, о данной особенности классовых обществ я уже неоднократно писал, и поэтому особо распространяться не буду. Отмечу только то, что подобное разделение на элиту и низы и появление государства (а равно как и неизбежный распад данной системы после завершения "жизненного цикла") - явления не просто закономерные, но и связанные друг с другом диалектической связью. А именно -разделение общества может быть устойчивым только при наличие государства, но при том именно  оно является источником государственного существования.

Впрочем, это описал еще Энгельс в "Происхождении семьи, частной собственности и государства". Нам же в данном моменте интересно то, что чем сильнее идет развитие классовых обществ, тем более усиливается "регуляторная" роль государства, тем больше именно оно выступает в качестве механизма согласования разнородных общественных подсистем. "Старый" метод, работавший на основании "культуры", постепенно отходит на второй план, поскольку не может конкурировать с государством в плане гибкости и скорости "настройки". Нет, разумеется, "культура", как таковая, остается - но теперь она имеет смысл лишь в плане того, поддерживает ее или нет система государственного насилия. Так, если в первобытных обществах религиозные культы оправлялись потому, что все члены верили в них, то в обществах классовых идет навязывание "свыше" той веры, которая наиболее удобна для правящей элиты. Хочешь жить - верь в тех богов, в которых велят!

То же самое касается и других культурных аспектов - от регламентации половой жизни до типа "общественно приемлемой" музыки (можно вспомнить уничтожение скоморохов при Никоне). Можно сказать, что вместо "внутренней" регламентации человеческой жизни через культуру, классовое общество переходит к регламентации "внешней", через законы и государственное насилие. В итоге можно прийти к парадоксальному выводу: по мере развития классовой системы человек, в некотором смысле, возвращается к "доразумному состоянию". Его желания и действия вместо указанной выше "культурной" системы все сильнее определяются внешними ограничениями - на этот раз, государственными, а не природными. То есть, если ранее он не делал чего-то, а делал что-то, потому, что это вытекало из сложной системы мифологии (которая, скажем, "привязывала" половую активность к тем или иным моментам природного цикла), то теперь он делает это потому, что за ним "следит" государственный аппарат.

* * *

Данный момент называется отчуждением. Благодаря ему человек (низших общественных слоев) искусственно лишается возможности быть разумным существом и ставится в один ряд с животными (например, так было с рабами, которые и классифицировались своими владельцами не как люди, а как "говорящие орудия"). Разумеется, для разумного существа данный "режим существования" является непереносимым, поэтому столь "сильные" варианты отчуждения имеют, все же, ограниченное существование (рабы не могут жить долго и их количество необходимо все время пополнять), Большинство классовых обществ до подобного "идеала" не доходят - в них для "низов" все же существует возможность существования в неких усеченных остатках общинной системы. Однако данная особенность делает невозможным усвоение "низшими слоями" высших культурных достижений классового общества. А следовательно, вся культура разделяется на "низкую" (вышеуказанную усеченную общинную) и "высокую", доступную только элите.

Может показаться, что данный тип общества являет собой не развитие, но деградацию первобытнообщинного строя. Однако, как было сказано выше, этот этап необходим. Он позволил достичь такого уровня развития производительных сил, при котором человеку стал доступен следующий этап - переход снова к единому обществу. Этот переход - как и следует из диалектических законов исторического развития - вытекает из того, что развитие производительных сил становится достаточным для того, чтобы высшие достижения цивилизации становятся настолько "дешевыми", что оказываются доступными каждому. Условно говоря, если древние общества могли "дать" грамотность только узкому кругу элитариев, то общество современное легко обеспечивает образование всех граждан.

Предпосылки к подобному переходу возникают - как это и следует из диалектического характера истории - в тот момент, когда классовое общество достигает максимального развития. Появление системы индустриального массового производства, с одной стороны, приводило к немыслимому ранее уровню отчуждения (сравнимого с отчуждением в период рабства). А с другой - к массовому освоению работниками сложного технологического процесса, что требовало относительно высокого уровня их развития. Именно этот момент оказался важным - в отличие от "традиционных" крестьянских масс, промышленные рабочие должны быть образованными и иметь, в некотором смысле, доступ к той самой "высокой культуре", которая до этого была достоянием элит. А следовательно - рабочие получают "ключ от власти": они становятся способными к таковым действиям, которые до этого были доступны лишь "знати".

Следствием этого становится, например, "пролетаризация" управленческой деятельности: если до того управление было уделом хозяев, то теперь управлением, организацией и планированием производства занимается масса пресловутых "профессиональных управленцев", которые, конечно, имеют больший уровень дохода, нежели рабочие, но при этом не входят в "круг хозяев" (не владеют собственностью). Можно сказать, что инженеры и менеджеры тут выступают в роли "рабочей аристократии". Данный момент становится важным, поскольку позволяет понять возможность "отрыва" производства от традиционной структуры классового общества, основанного на собственности и власти. И дает возможность предположить, что рано или поздно, но функции управления производством (и вообще, обществом) становятся неотличимым от остальных производственных моментов.

* * *

Т.е., конечно, не каждая кухарка сможет управлять государством, равно как не каждая кухарка может управлять паровозом или металлорежущим станком, не каждая кухарка может лечить людей и проектировать мосты. Но при этом, равно как и для всех упомянутых действий, для овладением этим делам не нужна ни пресловутой "элитарности", "первородства". Ни наличия владения собственностью - а лишь получения особых знаний, доступных каждому разумному человеку. Более того - большинство управленческих функций, как это можно понять, не требуют вообще сколь либо высокой квалификации, а вполне доступны среднеобразованному человеку.

Этот момент приводит к тому, что рано или поздно, но "элитарные" общества теряют все свои преимущества перед "неэлитарными" (поскольку, как сказано выше, "элитарная" организация имеет очень серьезные недостатки, связанные со стремлением элит обеспечить благополучие лишь себе). И значит - рано или поздно, но возникшее бесклассовое общество сможет стать доминирующем над классовыми, как в свое время классовое получило однозначные преимущества над первобытнообщинными. Как и когда это должно было произойти - вопрос уже вторичный. Впрочем, и он имеет весьма конкретное решение, сделанное классиками марксисткой философии. Именно поэтому этот вопрос можно опустить.

Следует отметить лишь, что в "реальной Истории" данный переход случился в государстве под названием Российская Империя, и именно он привел к появлению того феномена, которым является СССР. Но, как я уже не раз писал, исключительно территорией СССР данным переход не ограничивается. Влияние "советского проекта" почувствовал на себе весь мир, и это привело к изменению  всей структуры человеческого общества. Но об этом будет сказано в следующей части...

Советский Союз, с самого своего появления, оказался очень "сильным" фактором, воздействующим на человеческую цивилизацию. Прежде всего, сам факт его существования показывал ненулевую вероятность победы пролетарской революции даже в "не вполне пролетарской" стране. Удивительно, но понимание данного факта (возможность победы рабочих) присутствовало у "мировой элиты" с самого начала. "Во вне" можно было сколько угодно орать о "злых большевиках, угнетающих русский народ" - но реальные действия "хозяев мира", от "бывших" российских, до "действующих" европейских были направлены почти полностью против рабочего движения. Именно поэтому уже в период Гражданской Войны именно рабочие выступали основной "мишенью" противников Советской власти, именно к ним применялись наиболее "жесткие меры", вплоть до массовых расстрелов.

А, следовательно, совершенно логичными были опасения европейских элит в том, что "свои" рабочие смогут сделать то, что сделали рабочие русские. Именно понимание того, что "большевистская" агитация сможет воздействовать на солдат, происходящих из пролетариев, стало тем моментом, который обеспечил достаточно ограниченную интервенцию страны. Однако даже отсутствие "прямого контакта" не было "гарантией безопасности": сам факт существования "рабочего государства" являлся "сильным" фактором воздействия на европейский пролетариат. Это приводило к тому, что довоенное "пренебрежительное" отношение к рабочим уже было не возможно. Подобный момент привел к двум изменениям: во-первых, резкому "полевению" господствующего дискурса. Социал-демократы, бывшие до войны почти всегда оппозицией, оказались во многих странах у власти (или, в крайнем случае, вошли во "властные коалиции").

Правда, имелся и "другой полюс" - вместе с тем, значительную поддержку получили крайние "антирабочие" силы, всевозможные "патриоты" (вроде германского фрайкора). Все межвоенное время представляет собой борьбу этих двух тенденций, пока "антирабочие" силы не вошли в то, что именуется "фашизмом" (на самом деле, фашизм, как таковой, очень сложное явление, и исключительно к антирабочей борьбе не сводится). Дальнейшее развитие ситуации привело к захвату власти фашистами в значительном числе стран, новую Мировую войну, и, наконец, полное поражение "фашистского мира", нанесенное Советским Союзом.

В результате чего "антирабочий полюс" потерпел почти полное поражение. Нет, конечно репрессивная машина капиталистического государства все еще оставалась, но страх хозяев перед ее применением оказался еще выше, чем после Первой Мировой войны. Теперь казалось, что единственно возможным остается только путь "договора между классами", путь удовлетворения (пусть и в минимальном порядке) требований рабочих.

Кроме того, были еще факторы, способствующие улучшению отношения к рабочим. Развитие послевоенного противостояния с СССР - "Холодная война", которая так и не стала горячей - привело к росту высокотехнологичных отраслей промышленности с их высокой потребностью в высококвалифицированном и высокооплачиваемом труде. Это приводило к "инверсии" традиционной ситуации в отношении "хозяин-работник": не хозяин диктовал свою волю многочисленным безработным, а рабочие могли предъявлять свои требования к нанимателю. Впрочем, и "хозяин" не особенно бедствовал - огромные заказы со стороны государства, обеспеченные потребность противостояния, являлись хорошим подспорьем. В общем, чем дальше, тем больше послевоенная ситуация отклонялась от "классической", с ее ростом конкуренции и падением нормы прибыли.

* * *

Впрочем, данный процесс я рассматривал, и не раз. Поэтому останавливаться тут не буду, отмечу только, что данное влияние Советского Союза на весь мир, своеобразная "тень", отбрасываемая им и приводящая к "советизации" Запада, показывает, насколько СССР был прогрессивным явлением (несмотря на всю существующую в нем архаику). Но архаика эта успешно преодолевалась, а прогресс усиливался - и делал страну явлением мирового порядка. Поэтому можно сказать, что данное явление - и "внутреннее" развитие СССР, и его "внешнее" влияние - выступало, как проявление того процесса, который можно назвать "мировой пролетарской революцией". Т.е., изменением общественного устройства всего мира от прежней, капиталистической системы, системы классового общества - к тому устройству, которое следует называть социалистическим. То, что данная "революция" не привела к "одномоментной" смене политического строя в мире, не должно удивлять: общество, как система крайне сложная, имеет очень большой "момент инерции". И значит - процесс его изменения проистекает очень долго. Впрочем, это отдельная большая тема, поэтому тут ограничусь лишь констатацией данного факта.

В результате произошло то, что и должно было произойти при революции подобного "порядка". А именно: переход от классового общества к бесклассовому приводил к значительному изменению жизни людей. Причем, следует понимать, что данная Революция еще только начиналась, что изменения общества были очень "слабы" (даже в самом Советском Союзе), но при этом мир менялся очень решительным образом. По сути, следует говорить об исчезновении явлений, существовавших тысячи лет, при самых разных вариантах классового общества, от рабовладения, до капитализма (империализма) - и исчезнувших при малейших признаках "бесклассовости"
Возьмем, например, исчезновение такого "вечного кошмара человечества", как голода. Удивительно, но это явление выступало непременным спутником классового общества по всему миру, вне зависимости от биологической продуктивности и климатической зоны. Голод выступал нормой как в малопригодной для земледелия северной России, так и в ультраблагоприятной для этого Индии. Голод был присущ человеку в "начале" активной сельскохозяйственной деятельности, при урожайности "сам-два" и "сам-три", и он же поражал Европу еще в XIX веке (а ту же Индию - в XX).

Да что там XIX век - даже в веке XX, при всех его достижениях, в самой богатой и развитой стране мира (США) - люди выстаивали огромные очереди за благотворительным бесплатным супом. Не будь этого супа - была бы голодная смерть, подобная той, что сопутствовала голоду в той же России или Индии (и было множество людей, которым "благотворительной еды" просто не хватило). Причем, следует понимать, что "Великая депрессия" не являлась какой-то там особой аномалией. Напротив, экономические кризисы - как показал еще Маркс - являются базовым признаком капиталистической экономики. И следовательно, даже самые развитые страны с высоким уровнем развития сельского хозяйства и хорошей логистикой не были застрахованы от данной опасности.

Впрочем, помимо голода были и "более слабые", но от этого не менее важные проявления того же базового признака классового общества: нищета и бедность. Нищие, как таковые - люди, не имеющие никаких ресурсов для продолжения своего существования и живущие только "милостью окружающих" (и то, ограниченное время). Нищие в "массовых количествах" существовали в начале XX века, и в начале XVIII, они "входили в колорит" Средневековья и  Древнего Рима. Они толпами бродили по Киевской Руси и Китайской Империи, просили подаяние на берегах Ганга, на берегах Евфрата или Сены. Словом, "универсальность" нищенства для всех типов классовых обществ не вызывает сомнений.

Более "мягкой", но и более массовой формой недостатка ресурсов можно назвать бедность. Бедняк, в отличие от нищего, имеет какие-то ресурсы на продолжение своей жизни. Но их количество находится на "границе возможности" - и малейшая проблема толкает бедняка в "настоящую" нищету. (А затем - и к концу своего существования). Тысячи лет подобная жизнь на "грани" устойчивости выступала нормой для большинства представителей человечества. Голод, нищета, бедность, беззащитность перед любыми "отклонениями" в природном цикле (вроде засухи или наводнения), перед любыми эпидемиями или эпизоотиями - вот та "повседневная реальность", которая была нормой для большинства населения все это время.

К подобным "бедствиям" следует прибавить и бесконечные войны, которые так же являются неотъемлемой частью разделения на классы. Впрочем, о войнах и их генезисе надо говорить отдельно. Пока же можно отметить, что стремление к захвату тех или иных ресурсов (рабов, земли, рынков сбыта) заложено в самой основе классовой системы. А переход между "политикой, как таковой" (т.е., "мирной" борьбой за эти ресурсы), и "продолжением политики иными средствами" (т.е. войной), в мировой истории практически незаметен. Даже в Европе (правда, вместе с Балканами), за "просвещённый" XIX век прошло более 50 войн. Да что XIX век, первая половина XX века прошла "под знаком" двух кошмарных мировых боен, приводящих к огромным разрушениям и убийствам.

И лишь после того, как СССР оказался одним из основных мировых игроков, а "тень" его накрыла весь "развитый мир" (да и "неразвитый" тоже), ситуация изменилась почти противоположным образом. Говорить о том, почему мировая война в мире, где господствовал СССР, оказалась маловероятной (или совсем невероятной) надо отдельно. Пока же можно сказать, что общепринятая точка зрения, отводящая главную роль "миротворца" атомной бомбе, как минимум, неточна. Реально, до появления СЯС, дающих взаимное гарантированное уничтожение (т.е., до конца 1960 гг.), война с применением атомного оружия мало чем отличается от войны без оного. В конце концов, во Второй Мировой бомбардировка Токио "обычными" бомбами унесла больше жертв, чем бомбардировка Хиросимы или Нагасаки бомбами атомными.

Разумеется, локальные войны на периферии никуда не делись - но они имели очень специфическую природу. А именно - развернувшуюся антиколониальную борьбу, т.е., совершенно абсурдную борьбу "слабых" и "малоразвитых" народов с мощными и военно, и экономически колониальными империями. Самое интересное тут то, данное столкновение "Давида с Голиафом", т.е. т.н. "народно-освободительных движений", слабо вооруженных и не имеющих опыта с современными индустриальными странами - заканчивалось, как правило, победой первых. Разбирать причины подобного положения следует так же отдельно, пока можно сказать только то, что в основании его лежит то же изменение мира, что и в остальных проявлениях "тени СССР" (колониальные империи имели силы для подавления народны восстаний, но опасались их применят.). В результате, существовавшая веками колониальная система к 1960 гг. полностью рухнула.

* * *

Поэтому, рассматривая данные изменения, можно говорить о "системном миролюбии" послевоенного мира - факте, немыслимом во всей истории с момента появления классовых обществ". Однако на самом деле, речь следует вести о еще более значимом изменении - о смене отношения к насилию, как таковому. Действительно, и развертывание системы социального обеспечения в совокупности с переходом к "классовому диалогу" там, где еще недавно предпочитали говорить "языком дубинок и пулеметов". И появление мысли о невозможности применения военной силы для решения своих империалистических проблем (что еще недавно было нормой). И отказ от идеи подчинения "диких туземцев" "цивилизованными народами", и не упомянутый, но не менее важный отказ от разделения людей на "низшие" и "высшие" расы - все это было следствием указанного выше действия "тени СССР".

Оказывалось, что вещи, рассматриваемые, как базовые и даже свойственные "биологической природе" человека на деле являются следствием социального устройства общества. Мир, в котором еще недавно главным развлечением были публичные казни, и мир, в котором нормой стали многомиллионные выступления "за мир" - не отличался практически ничем. Люди, его населяющие, не стали ангелами, не прошли через "просветление" и даже не обрели иное "гормональное" и даже психологическое строение. Даже их образ жизни не слишком сильно изменился по сравнению с прошлым. Просто немного изменились условия существования элит, которым неожиданно тяжело оказалось решиться на применение насилия. И все - оказалось, что это работает намного сильнее всевозможных нравственных проповедей.

Кстати, и падение популярности религий в послевоенном мире - следствие этого же. Еще в начале XX века регулярный поход в Церковь выступал нормой для большинства жителей развитых стран. Не помогали не образование, не пресловутая "атеистическая борьба" (эффективность последней вообще близка к нулю). Однако стоило обществу немного снизить "градус насилия" - и все, отток людей из религии стал критическим (это так, к слову, для наших доморощенных "борцов с клерикализмом). В общем-то, стоит сказать, что победа рабочей революции всего лишь в одной стране мира привела к потрясению таких основ, которые еще недавно казались незыблемыми и восходящими к самой "природе человека".

Однако при всем этом оставалась одна серьёзная проблема. А именно - при всех происходящих изменениях общество продолжало оставаться капиталистическим по базису. Т.е., по производственным отношениям. Подобное положение может казаться противоречащим марксизму, в котором четко увязано свойство "надстройки" - т.е., всей "культурной" и государственной структуры со свойствами господствующего способа производства. А тут, как мы можем увидеть, при сохранении капиталистической структуры собственности общество обретало отчетливо социалистические черты. Но на самом деле, никакого противоречия тут нет. Дело в том, что в данном случае мы имеем дело не с формацией, как таковой, а с процессом, переходным между формациями - т.е., с Революцией, пусть и растянутой на десятилетия.

Однако это означат, что данная система не имеет "статической устойчивости". Т.е., она может существовать исключительно в "динамике" - т.е., при дальнейшем развитии. И, понятное дело, что остановка ее означает конец. Конец всех достижений и завоеваний. Именно поэтому, как только стало очевидно, что СССР не является государством, готовым поддержать революцию по всему миру - а "всего лишь" банальной супердержавой, так все действие вышеуказанной "тени" исчезло. Это понятно - "остановка" развития советского общества не просто делала маловероятной гипотетическое противостояние его всему западному миру в плане поддержки рабочего движения (пуская не сейчас, пускай даже будущем). Но и лишало этот самый мир стимула к дальнейшему развитию и усовершенствованию самой системы производства - а значит, выбивало из-под сложившейся системы "социального партнерства" основание (если спрос на высококвалифицированную рабочую силу не растет, то нет смысла особенно идти на какие-то соглашения с рабочими).

* * *

Подобный момент я уже подробно разбирал в цикле "Кризис, которого нет". Поэтому тут его касаться не буду. Отмечу только то, что падение скорости прогресса после во всем мире после того, как это сделал СССР, относится не только к вопросу науки и техники. Впрочем, как сказано выше, все взаимосвязано: и отказ от роботизации производства напрямую следует из падения потребности в рабочей силе (а равно и наоборот - отказ от повышения технологичности производства и возвращение к "ручной сборке" привел к падению спроса на высококвалифицированных специалистов).

Однако, как сказано выше, разборка последствий падения СССР не является целью в данном случае целью. Пока достаточно простого понимания, что оно, как минимум, "откатывает" мир к ситуации до Второй Мировой Войны (в лучшем случае), с отказом от идеи "классового согласия" и прочего гуманизма. И, соответственно, с повышением "разрешенного уровня насилия" во всех областях. Например, еще недавно считавшиеся недопустимыми колониальные войны снова входят в моду - а массовые выступления против них, напротив, становятся историей. Постепенно урезается и социальное обеспечение - причем, именно этот процесс может рассматриваться первым признаком наступающего падения - "тетчеризм" относится еще к 1980 годам прошлого века. Идет планомерное наступление и на такой, казалось бы, незыблемый "бастион" послевоенного мира, как гражданские права и свободы - например, уровень цензуры в СМИ уже приблизился к предвоенному уровню.

То же самое можно сказать, и об уровне пропаганды и агитации, которая возвращается ко времени "классического империализма", с полным "набором" соответствующих приемов. Разумеется, до уровня времен Первой и Второй мировых войн пропаганда еще не "поднялась", но на уровень межвоенного времени уже, практически, вышла. Все вышесказанное позволяет еще раз увидеть, насколько мнимой является "гуманизация" современного человека. А главное - увидеть то, что определяется она не его "природой" и, уж конечно, не его личными качествами, а совершенно иными вещами.

Победили когда-то рабочие в периферийной стране, ликвидировали частную собственность на средства производства - причем, данный процесс не был даже доведён до конца. Но даже этим они привели к изменению мировых "констант", к сдвигу общества в направлении уменьшения насилия. Можно сказать, что пресловутый "Декрет о земле" сделал то, что не могли сделать за тысячи лет множество религиозных проповедников и мыслителей. Но стоило советскому обществу даже не отказаться (пока) от социализма, а лишь "притормозить" процесс его строительства, "подморозить" развитие - и "полезла" в мир такая "нечисть", о которой даже не могли и думать. Начиная с победы Пиночета начался "правый поворот" человеческой цивилизации, возвращение ее ко все нормам и традициям классового общества. В том числе, и на территории самого Советского Союза.

* * *

Но и это еще не все. Как уже сказано выше, произошедшие в послевоенное время мировые изменения представляли собой "нарушение" "нормальной ситуации", определяемой господствующими производственными отношениями. "Нарушение, ведущее вверх", к менее энтропийному обществу. Но, раз можно "нарушить вверх", то, следовательно, можно "нарушить и вниз". Привести общество в состояние гораздо более худшее, нежели "нормальный империализм". К сожалению, именно подобная ситуация неизбежно возникает при происходящем падении. Но подробнее об этом в следующей части...

Луна, как известно, ближайшая к Земле планета. Настолько близкая, что любой человек может невооруженным взглядом не просто увидеть ее, но рассмотреть подробности лунной поверхности. Именно поэтому, в отличие от звезд и иных планет, долгое время представляющихся некими "светильниками", размещенными на небесном своде, Луна довольно быстро "приобрела" статус небесного тела - т.е, некоего подобия острова в "небесном океане". На этом "острове" размещало много чего - от царства мертвых до "лунного зайца". Однако до определенного времени мало кто догадывался, что Луна, как любой предмет, имеет не только "лицевую", но и свою обратную сторону. И только когда развитие "небесной механики" дошло то такого уровня, что стало возможным понимание реальной ситуации, стало ясно, что наш спутник имеет и невидимую до сих пор часть. Однако понимание то пришло - но возможности увидеть обратную сторону не было вплоть до 1959 года - когда советский космический аппарат "Луна-3" не передала ее изображения на Землю.

Эта двойственность обратной стороны Луны - невидимая часть хорошо знакомого явления - является подходящей метафорой для того вопроса, о котором идет речь в этом цикле. А именно - для того, что можно назвать "механизмом" согласования разнородных общественных подсистем.

* * *

Время господства классового общества - как это было сказано в первой части - характеризовалось тем, что поведение (стратегии поведения) человека определялось преимущественно "внешними ограничениями". Т.е., законами, правилами, моралью. Причем, все они (даже мораль) характеризовались одной отличительной особенностью. А именно - следование человека данным ограничениям обеспечивалось наличием особого механизма - принуждения или репрессий. Последнее слово, кстати, вопреки обыденному представлению, означает не что иное, как запугивание, страх - а вовсе не "массовые расстрелы". В этом смысле, любой закон, как таковой, представляет собой инструмент репрессий - поскольку он подразумевает, что за его неисполнения последует некая кара. А для осуществления данной кары или принуждения вообще классовое общество формирует особый репрессивный механизм - государство. Именно государство является необходимым условием для существования самого главного инструмента классового общества - собственности.

Впрочем, об этом я уже неоднократно писал, поэтому повторяться не буду. Отмечу только, что, как было сказано в первой части, неотвратимость "внешнего" принуждения к исполнению тех или иных общественных норм приводила к тому, что "внутренние", культурные механизмы обеспечения данного процесса (о которых также сказано в первой части) постепенно отходили на второй план (и, следовательно, теряли свою значимость). Нет, разумеется, определенная сфера существования "народных традиций", представлений и верований сохранялась вплоть до нашего времени (поэтому, в сущности, можно говорить о "двоеверии" человека классового общества, который одновременно чтил и "официальных", "классовых" богов, и прежних, "доклассовых" духов). Но, при этом, приоритет "официального мировоззрения" поддерживался крайне жестко. Какие бы суеверия не были распространены среди "низов", в случае противоречия их интересам "высших классов" (и, прежде всего, интересам собственности) они должны быть подавлены.

Данная особенность отличает человека классового общества от человека общества доклассового, у которого все ограничения и нормы "внутренние", проистекающие из особенностей существующего в обществе "культурного поля". В случае доклассового общества всевозможные ограничения - "табу" исполняются отнюдь не потому, что кто-то может применить насилие в случае их неисполнения. Напротив, эти "табу" и отличаются от религиозных и юридических установок классового общества тем, что никто не следит за их исполнением, что они выступают естественным следствием существующей картины мира. Для представителя первобытной общины нарушение "табу" так же абсурдно, как для нас, например, нарушение закона всемирного тяготения. Ведь никакая репрессивная машина не запрещает нам ходить по потолку.

Однако последнее кажется неприемлемым любому человеку, даже не подозревающему о силе тяжести.

Подобная разница в восприятии норм, кстати, произвела очень сильное впечатление не европейцев (представителей классового общества) в период Великих Географических Открытий. Тогда произошло множество контактов их с представителями первобытных обществ, причем не "искаженных" влиянием соседних государств. Поскольку эти контакты происходили в разных частях земного шара, то, соответственно, туземцы различались очень сильно - по расе (разные разновидности негроидной или монголоидной расы), обычаям, языку, организации, религии и т.д. Они могли быть мирными, а могли быть воинственными, гостеприимными или кровожадными. Могли заниматься сельским хозяйством, а могли жить охотой или рыболовством. Но одно оставалось неизменным: эти туземцы не знали лжи и обмана.

Впоследствии (в XVIII-XIX веке) это породило миф о "благородном дикаре". Но при "непосредственном контакте" первая мысль, возникшая у европейцев, состояла в том, что данные народы неполноценны. Действительно, ложь и обман - более чем естественное явление в европейском обществе, действующая везде: от супружеской жизни до сфер высокой политики. И не только европейская. Все народы, с которыми Европа контактировала до сих пор - от жителей Магриба до жителей Индии - относились к обману вполне "европейским" образом. А тут совершенно иное - и, следовательно, говорить о нормальности "дикарей" нет смысла. Разница была столь фундаментальна, что изначально европейцы не признавали за дикарями даже принадлежность к "роду человеческому". (Причем, речь идет не о внешних отличиях - как раз последние не являлись странными. Европа и до ВГО прекрасно знала и негров, и монголоидов.)

* * *

Впрочем, отношения европейцев с иными народами - это отдельная тема. Тут же следует заметить только, что данная разница проистекала из единственной, но базовой для человеческого общества основы. А именно - от того, что европеец привык жить в условиях, когда значительная часть жизни определялась из внешнего принуждения. А следовательно, ложь в этом мире - вполне рациональна и логична, более того, именно подобный аспект позволяет "низшим" слоям противостоять желанию "высших" полностью подчинить их своей власти. А для человека, живущего в обществе, где все действия осуществляются для своего блага (неважно, реального или иллюзорного) обман, понятное дело, не имеет смысла.

При этом, как уже не раз говорилось, данный аспект не означает, что общество первобытное - Рай, а люди в нем ангелы (хотя образ Рая и несет, в некотором смысле, воспоминания о доклассовом существовании). Подобный тип обществ имеет огромное количество недостатков, в том числе и фундаментальных - например, крайне низкую степень гибкости и сложность с производством новых смыслов и идей. А главное - невозможность концентрации сил на чем-то, отличающемся от обыденной жизни (например, на военном деле и ирригационном строительстве).Именно поэтому данный тип обществ повсеместно - от периода первых государств до эпохи ВТО - проигрывал любым столкновениям с обществом классовым.

Однако, как говорилось уже не раз, подобное отношение являлось лишь следствием определенного уровня развития общества. Пока наличие классового деления давало неоспоримые преимущества в развитии производительных сил - оно оставалось господствующим, несмотря на огромное количество недостатков (о которых так же говорилось в предыдущих частях). Именно поэтому, несмотря на огромное количество попыток построить "общество равенства" (самая известная - раннехристианская община), отойти от классового разделения не удавалось никому. До определенного момента - когда развитие общества подошло к такому пределу, что преимущества указанного деления перестали играть значимую роль.

* * *

Этот момент  был описан в предыдущей части, так что подробно расписывать тут его не буду. Перейду к самому интересному, на мой взгляд, моменту в этой ситуации. Как уже сказано выше, поведение человека классового общества во многом определяется воздействиями "внешних ограничений" - они же инструмент принуждения низших классов высшими. Связанность этих "ограничений" со структурой классового общества так же очевидна (возможно, этот вопрос требует отдельного разбора, пока же могу сослаться на книгу Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства). И, следовательно, в условиях, когда наблюдается демонтаж или, хотя бы, ослабление элементов классового общества, то данные "ограничения" так же ослабевают. Да, само государство - как механизм подавления - остается, причем даже в СССР. Однако при  этом репрессивное давление его на "низшие слои" существенно падает, и на "первый план" выходят социальные функции (пособия, медицина, образование), которые ранее вообще не входили в круг государственных обязанностей.

Про СССР в данном контексте надо говорить отдельно. Можно только отметить, что высокий уровень репрессивного давления в "раннесоветский период" объяснялся "экстремальностью обстановки": происходила структурная перестройка общества (можно сказать даже, что "холодная гражданская война"), а затем - страна находилась фактически на военном положении (неотвратимость Второй Мировой войны была ясна с начала 1930 гг.). Но уже в 1950 годах уровень репрессивности значительно упал, а к 1960 годам оказался ниже, чем в иных развитых странах. И это при том, что именно на данное время (1950-1960 гг.) пришелся пик урбанизации - т.е. ломки традиционных отношений, который всегда ведет к повышению преступности. Однако количество судимостей при этом падало. Разумеется, можно сказать, что изменялось не столько "давление" - изменилось отношение общества к преступности, как таковой- но подобное утверждение будет выражением того же явления.

Но, как было сказано выше, СССР требует отдельного разговора. Пока же можно сказать только то, что точно такие же процессы - только менее выраженные - происходили во всех "развитых странах". Вероятность попасть в тюрьму, скажем, у европейца начала XX века была много выше, нежели у европейца послевоенного времени. И это не говоря про откровенно "классовые" проявления государственного давления, вроде борьбы с рабочим движением или подавления массовых выступлений. Тут изменение разительное - расстрел рабочих, как норма в довоенное время (этим "баловался", скажем, тот же Форд) - и стремление обойтись минимальными жертвами в 1960-1970 годах.

Впрочем, помимо откровенного "физического" насилия не меньшее значение имело и снятие "насилия психологического". Например, вплоть до 1950 годах значительная часть личной жизни жителей развитых стран определялась нормами религии. Причем, религии скорее "репрессивной", нежели "искренней" - поскольку важно было именно соблюдение религиозных норм, а не "вера в Христа", как таковая. В этих условиях инструментом "принуждения к вере" служила не особая "любовь к Богу", и даже не страх перед Адом - а опасение репрессивного воздействия "в этом свете". Для детей таковым являлся страх быть наказанным родителями, для взрослых - как минимум, страх перед остракизмом, но чаще всего - опасение прямых государственных репрессий. И вот подобной "верой" определялась, например, такая важнейшая общественная подсистема, как семья. Собственно, семейных отношений (в узком смысле) не существовало - данная общественная подсистема на 99% существовала как раз за счет религиозных и имущественных связей.

* * *

Однако снятие "внешних ограничений", помимо совершенно понятных плюсов, имело и один минус. Как уже было сказано в первой части, обществу с самого начала требуется некий механизм согласования внутренних подсистем. В обществе доклассовом этим механизмом выступает культура - т.е., особая совокупность моделей и отображений реальности. Именно через культуру - мифологию, традиции - осуществляется превращение общества в единую систему. В обществе же классовом подобные задачи, во многом, передаются системе принуждения. Разумеется, как сказано выше, элементы "доклассового механизма" остаются, однако всю полноту согласования они осуществлять не могут. В результате возникают вполне реальные проблемы.

Первоначально, конечно, это малозаметно - все идет "по инерции", рассогласование подсистем еще минимально. Но рано или поздно, наступает период, когда эта инерция заканчивается. Выше было сказано, что в классовом обществе ложь и обман выступают более чем естественными явлениями - так как в бесконечной "войне классов" ("высшие" хотят больше взять, "низшие" хотят меньше отдать) это самое логичное "оружие". Однако, как я уже не раз говорил, обман представляет собой всего лишь "подмножество" широкого множества "стратегий поведения", которые можно обозначить как "использование общего в личных целях".

Данная стратегия проникает "на все этажи" общественной пирамиды, охватывая и "чернь", и "знать". Однако "внизу" она еще хоть как-то уравновешивается "остатками" доклассовой культуры (разложение общины завершается лишь в Новое Время), а главное - "чернь" сама по себе находится в состоянии подавления высшими классами, ограничивающими проявления собственно "личных стратегий". Зато "вверху" желание "решать свои проблемы за общий счет" является нормой. Я несколько раз разбирал это явление, поэтому подробно рассматривать его не буду. Отмечу только, что подобная ситуация неизбежна, и все попытки "оздоровить элиту", как правило, давали лишь кратковременный эффект. А разложение элит для любого классового общества - вещь неизбежная, причем, чем богаче и сложнее последнее - тем быстрее наступает данный процесс.

Однако, как уже сказано, это характерно для "полноценного" классового общества. В условиях, когда давление "закона" пропадает, подобный процесс развивается уже во всем обществе в целом. Данное явление мы можем наблюдать, например, в виде "разрушения института традиционной семьи", о котором так любят говорить в последнее время. "Традиционная семья", как уже сказано выше - один из базисов классового общества, причем, имеющий прямое экономическое значение. Именно поэтому поддержание этого элемента осуществлялась достаточно "массировано" - помимо прямого государственного давления шло не менее массированное давление религии. (Причем, не только христианства - любые религии в качестве одной из базовых целей имеют именно урегулирование основ брака).

Именно поэтому падение давления на семью привело к тому, что люди оказались в некотором "вакууме" - попытка соблюдать "старые нормы" без участия репрессивного механизма оказалось очень тяжело - "участники" брачных отношений имеют, как легко понять, ряд противоречивых интересов. "Механизма согласования" же для них не существует - поскольку тысячи лет он был банально не нужен (излишен). В результате супругам ничего не остается, как попытаться выстраивать их "на лету", что, с учетом "коммуникационной проблемы" современного общества (о которой я так же писал), сделать очень тяжело. В итоге - современная семья представляет собой странное явление: попытки "эмуляции" семьи традиционной - с "эмуляцией" же религиозной морали - сочетаются с попытками выстроить отношения на иных принципах. Получается - что абсолютно логично - крайне плохо.

* * *

Впрочем, разбирать проблемы современной семьи надо отдельно (поскольку тема сложное, и неизвестно еще, можно ли вообще "перетащить" семью, как таковую, в условия "неотчужденного общества"). Однако эти проблемы выступают прекрасным примером того, как неоднозначно проявляется снижение уровня принуждения и, как может показаться, абсолютно положительные процессы увеличение свободы. Однако данный пример - еще достаточно безобидный (хотя многие и считают, что разрушение семьи - серьезная проблема). На самом деле, широкое распространение "ультраэгоистической" стратегии создает самые серьезные проблемы во всех сферах общества. Я уже неоднократно обращался к данной теме - однако кратко скажу и на этот раз. "Мягкое" общество, при всех своих преимуществах, означает то, что люди, следующие деструктивным стратегиям, оказываются в абсолютном выигрыше. Во-первых, как уже сказано, их действия полностью лишаются блокировки со стороны закона (даже в случае представителей элит, которые, конечно, и раньше были достаточно свободны от государственного подавления, но теперь эта свобода стала полной). А во-вторых, изменение структуры общества приводит и к разрушению "культурных" механизмов согласования общественных подсистем, сохранившихся от доклассового времени.

Дело в том, что существование последних обеспечивается, во многом, стремлением иметь хоть какое-то сопротивление действию государственной машины - а значит, когда таковое падает, то сохранение их теряет смысл. Сохранять "общинные" обычаи становится просто невыгодно - и в послевоенное время они полностью сходят на нет, даже в сельской местности (речь идет, конечно, о развитых странах). Кроме того, резкое усиление прогресса во всех сферах, связанное с "тенью СССР", о чем говорилось во второй части, приводит к резкому же усилению перестройки общества, уничтожающей те сферы, в которых существовало подобные "доклассовые" механизмы (вроде сельской общины).

В итоге - "деструкторы" оказываются полностью лишены сопротивления. Причем, понятное дело, в максимальном выигрыше они оказываются там, где общественные изменения произошли в максимальной степени. Именно поэтому как раз в бывшем СССР произошла победа той категории людей, которых я называю "утилизаторами". Т.е. лиц, не только приверженных исключительно своим интересам, но и ни на грамм не признающих интересы общественные, готовые ради своей выгоды "на копейку" уничтожить общих благ "на миллион". Можно сказать, что "утилизаторство" - как высшее проявление "стратегий хаоса" - плата за то, что общество не нашло эффективных механизмов блокирования деструкции. Т.е., за отсутствие того самого эффективного механизма согласования общественных подсистем, о котором говорилось с самого начала.

И тут мы возвращаемся к тому, от чего начали. Изначально человеческое общество стало возможным благодаря появлению культура. Именно она смогла "связать" в одно целом требуемые общественные подсистемы, таковые, как загонная охота, кулинарная обработка мяса и правила полового поведения. И т.д., и т.п. Однако, по мере развития общества данная система "отошла в тень" перед более совершенной - на то время - организацией классового общества. Однако диалектический характер общественной эволюции означает, что подобное положение рано или поздно, но должно смениться на противоположное. А именно - то, что на определенном уровне развития эффективность "доклассового" "культурного" механизма "балансировки" станет выше, нежели эффективность "классового".
Этот момент наступил в середине XX века, когда "тень СССР" привела к невиданной до сих пор "гуманизации" общества, к снижению уровня государственного принуждения. Однако отсутствие понимания проблемы, связанное с наличием указанной выше инерции, привело к тому, что выработка "нерепрессивного" механизма "балансировки" не была совершена. Более того, данная задача не осознавалась. Как актуальная, поскольку подавление "деструктивных стратегий" полагалась на такие "инструменты" классового общества, как "совесть" и "нравственность". Которые рассматривались, как примордиальные и неизменные для всех исторических эпох и условий.

* * *

Результат подобного упущения оказался катастрофичен. И так малоустойчивое общество периода "длинной революции", находящееся в состоянии перехода от одной формации к другой, оказалось лишено "балансира". Сильнее всего данная особенность проявилась в СССР, как социуме, дальше всех продвинувшегося по направлении "бесклассовости". Именно тут "вырос "целый "слой" "деструкторов" - утилизаторов, готовых "сжечь" бесконечное количество общих "домов", чтобы приготовить себе персональную "яичницу". Однако, только постсоветским пространством данная проблема не исчерпывается. Разумеется, таких откровенных "ультраэгоистов", как на постсоветском пространстве, нигде больше нет. Однако уровень применяемости "деструктивных стратегий" в последнее время катастрофически возрастает.

Впрочем, эту "деструкцию" можно так же рассматривать в контексте "длинной мировой Революции", признавая ее следствием "суперкризиса" капитализма. В конце концов, она означает не что-нибудь, а невозможность существования стабильного капиталистического современного режима - т.е., "работает на руку" переходу к новому обществу. Однако данная проблема ставит перед силами, стремящимися к этому переходу, важнейшую задачу: создать механизм формирования такого культурного строя, который мог бы выступить "балансиром" разнородных общественных подсистем. Разумеется, полного аналога "культуры древних", с ее господством мифологии и стихийным образованием тут быть не может - данная система должна обладать, как минимум, гибкостью "системы принуждения" классового общества (а еще лучше - превосходить ее).

То есть, речь должна вестись об выработки особого метода "проектирования этики". Вместе с решением "коммуникационной проблемы" данная задача выступает базисом для будущего общества.

Источник: http://anlazz.livejournal.com/