Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Эконометрика

  Все выпуски  

Эконометрика - выпуск 766


"Эконометрика", 766 выпуск, 28 сентября 2015 года.

Здравствуйте, уважаемые подписчики!

*   *   *   *   *   *   *

Заканчиваем публиковать программную статью "Будущее российской экономики. Экономический манифест ... " академика РАН Д.С. Львова (1930 - 2007), одного из немногих отечественных экономистов, которых следует считать учеными. Отметим, что отнюдь не со всеми положениями Д.С. Львова можно согласиться. Наша позиция выражена в серии статей по солидарной информационной экономике.

Статья "Особенный человек", опубликованная от имени "Никитича Винтера", посвящена сути и распространенности во всем мире чистого революционного аскетизма, впервые описанного в образе революционера-нигилиста Рахметова в романе Н.Г. Чернышевского "Что делать?"

Все вышедшие выпуски доступны в Архиве рассылки по адресу subscribe.ru/catalog/science.humanity.econometrika.

*   *   *   *   *   *   *

Будущее российской экономики. Экономический манифест ...

Д.С. Львов

(Окончание. Начало в выпуске No.765 от 21 сентября 2015 г.)

Земля и собственность

Давно известно, что общественное лицо любой страны, ее политической системы определяет характер пользования землей. Собирательный образ Земли - это не только ее поверхность, но и минеральные ресурсы, скрытые в ее недрах, леса, реки и моря, площади под застройкой, рекреационные объекты и т.д.

Какова бы ни была форма собственности на землю, бесспорно одно: земля - это постоянный источник получения ее собственником дополнительного дохода (сверх трудового или предпринимательского). Собственник земли по существу получает неограниченное право присвоения того, что является достоянием общества в целом. В этом одна из главных причин, порождающих в обществе социальную несправедливость и неравенство. На эту важную особенность земельных отношений неоднократно обращали внимание великие политэкономы прошлого века, включая, разумеется, и К.Маркса. Но последовательное завершение теория земельной ренты получила в работах такого замечательного гражданина и общественного деятеля США, как Генри Джордж. Его активным последователем был великий русский писатель Лев Толстой. Он обращался к царю специально по этому поводу, убеждая его в том, что доход от земли дарован человеку Богом, не является делом рук человеческих, а потому должен принадлежать всем.

Большевики довели этот тезис до крайности, до абсурда. Они провели обобществление земли, но одновременно осуществили и отчуждение от нее труженика.

То, что называлось "государственной собственностью" в централизованно-командной системе, представляло на деле симбиоз политической и экономической власти, неразделенность деятельности государства как субъекта власти и субъекта хозяйствования. Дело не только и не столько в доле имущества, находившегося в распоряжении государства, сколько, по сути дела, в отчуждении имущественных прав граждан. В результате государственная собственность по существу являлась титулом, скрывающим неправовой характер экономических отношений, экспансию власти, не ограниченной никакой экономической и законной ответственностью перед отдельным гражданином или юридическим лицом.

К сожалению, сейчас характер взаимоотношений власти и экономики принципиально не изменился - если не считать того, что безответственность частных лиц-собственников нередко стала вровень с безответственностью власти.

Дискуссии вокруг собственности на Землю не должны заслонять от нас главной проблемы - восстановления в нашей стране института собственности в целом. Это главное.

Основу института собственности составляет свобода перераспределения имущественных прав между различными субъектами хозяйственной деятельности. Каждый субъект хозяйствования должен быть наделен четко определенными правомочиями и иметь возможность свободно передавать их любому другому лицу (физическому или юридическому). Без соблюдения этой нормы института собственности просто не существует. Именно с этой точки зрения можно утверждать, что в тоталитарной экономике его и не было вовсе. И без его воссоздания не может быть и речи об экономике, функционирующей по новым правилам.

Необходимо юридически закрепить права каждого на частное владение пользование и распоряжение землей. Никто, в том числе государство, не может посягать на это право. Человек, физическое или юридическое лицо, получившее эти права в процессе открытого конкурса или иным путем, может передавать их другим, оставлять земельный надел по наследству и т.п. Иначе говоря, необходимо создание свободного рынка всего многообразия правомочий собственности на Землю, за исключением одного - права на получение земельной ренты. Это означает, что верховным собственником Земли должно остаться общество в лице государства. Те, в чьем владении, пользовании и распоряжении находится земля - будь-то государственное предприятие, коллективные и частные предприниматели, как арендаторы, получающие лишь часть правомочий, обязаны платить ежегодную земельную ренту.

При таком подходе пресловутый спор о частной собственности на землю оказывается в значительной степени непродуктивным и непринципиальным. С точки зрения общества как получателя земельной ренты ситуация не меняется от того, получит ли тот, кто работает на земле всю связку правомочий владения, пользования и распоряжения в полном объеме, что обычно рассматривается как титул частной собственности, будет ли он располагать только правомочиями владения и пользования, да и то на время, как арендатор, получит ли он возможность ограниченного распоряжения землей (например, правом передачи ее в субаренду, но не продажи) и т.д. и т.п. - число вариантов может быть достаточно велико. Главное же в том, что в любом случае общество безусловно сохраняет за собой право на получение дохода от земли - и в этом смысле оно остается верховным собственником земли, даже передавая все другие правомочия собственника отдельным лицам или группам лиц.

Переход правомочий владения, пользования и/или распоряжения землей от одного физического либо юридического лица к другому (в какой бы форме это переход не проходил - дарения, наследования, продажи, аренды и т.п.) - для государства (общества) ничего не меняет - новый владелец, пользователь и т.п. должен вносить на общенародные нужды установленную, зафиксированную ренту.

Какую именно форму примет связка правомочий собственности на тот или иной конкретный природный ресурс - в конечном счете определится эффективностью хозяйствование на земле.

Как показывает западный, да и наш собственный опыт (например, Правительства Москвы) система аренды, основанная на передаче права пользования, оказывается весьма выгодной как для собственника, так и для эксплуатанта. Следует иметь в виду, что нет такой проблемы эффективного распределения рисков между партнерами сделки, которая бы не могла быть решена соответствующим подбором условий передачи правомочий без потери титула верховного собственника-получателя ренты, кроме проблем, волнующих спекулянтов землей и другими недвижимыми активами. Не трудно доказать, что в этом случае различие между частной и арендной формами собственности по существу становится неуловимым.

Это позволяет свести принципиальные разногласия между сторонниками и противниками частной собственности на землю и другие природные блага в плоскость чисто технологическую или процедурную.

Распространенное заблуждение - будто бы без права частной собственности на землю нельзя будет обеспечить эффективное функционирование кредитной системы. В большинстве стран земля рассматривается как один из наиболее привлекательных видов залогов для получения банковских кредитов. Так поступать банкам проще. Им, в этом случае, не надо оценивать реальную платежеспособность заемщика, анализировать обоснованность целевого назначения кредита, осуществлять банковский контроль за эффективностью использования денежных средств. Но при этом упускается из поля зрения другая, исключительно опасная по своим последствиям сторона проблемы. Банковские кредиты под залог земли стимулируют спекуляцию земельными участками, приводят к необоснованному обогащению кредиторов. Те же, кто получает кредит на таких условиях, нередко быстро разоряются. Опыт западных стран, в том числе и Англии в середине 80х годов - наглядное тому подтверждение. Вот почему кредитование под залог земли не должно стать у нас определяющей формой инвестиционных кредитов. Кредитная система в России должна строиться на иных, более цивилизованных, чем на Западе принципах, отвечающих такому характеру экономических отношений, которые бы исключали социальные конфликты и кризисы.

В России сложилась уникальная ситуация, когда еще не состоялась экспроприация земли у государства частными собственниками. Ею надо умело воспользоваться и решить проблему собственности на землю не формально, в угоду корыстным интересам узкой группы людей, а в интересах всего общества. В данном случае для нас не может служить убедительным доводом практика решения этой проблемы в западных странах. Земельные отношения там исторически складывались под воздействием интересов крупных землевладельцев.

В вопросе о собственности на землю Правительство и Федеральное собрание должны все тщательно взвесить. Велик соблазн решений, преследующих сиюминутную цель - собрать немедленно какие-то деньги для покрытия нужд бюджета. Однако это означает, что будущие правительства лишатся возможности иметь гораздо больший поток доходов от Земли. Они столкнутся с неизбежным ростом социальной напряженности в обществе, с трудно преодолимыми препятствиями на пути борьбы с коррупцией и криминализацией экономики.

А главное - они упустят реальный исторический шанс предложить стране систему землепользования, сочетающую экономическую эффективность и социальную справедливость.

Рента - стратегическое оружие России

В отличие от многих других стран, основной вклад в прирост национального дохода России сегодня вносит не труд и даже не капитал, а рента - доход от использования Земли.

На долю ренты приходится 75% от общего прироста совокупного дохода России. Вклад труда в 15 раз, а капитала примерно в 4 раза меньше. Иначе говоря, почти все, чем сегодня прирастает Россия, есть рента от использования ее природно-ресурсного потенциала, ее Земли.

Но сегодня рентный поток доходов в своей подавляющей части не попадает в государственную казну, а идет в карман тех, кто оказался во властных или околовластных структурах. Вот как на деле выглядит пресловутый тезис наших неолибералов - надо жить по средствам!

Жить по средствам призывают нищую Россию, в то время как другая, ничтожно малая ее часть продолжает богатеть на безнравственном присвоении ренты. Под прикрытием лозунга частной собственности национальное богатство страны оказалось секвестрированным узким кругом олигархов-монополистов и прислуживающих им чиновников. Это и есть тот чудовищный механизм криминализации, который обусловливает функционирование экономики такой богатой страны, как наша, со столь искаженными параметрами Нет, мы не выступаем в качестве ниспровергателей освещенного историей принципа частной собственности. В данном случае, речь идет о другом - о согласовании принципа частной собственности с другим непременным атрибутом рыночной экономики - свободой и равенством в процессе обмена товаров для всех. А этого можно достигнуть лишь при условии, что тот, кто получит во владение, пользование и распоряжение землю и природные ресурсы, будет выплачивать ренту верховному собственнику земли - обществу, а не присваивать себе то, что ему принципиально принадлежать не может. Частный собственник имеет непререкаемое право на доход, являющийся результатом его предпринимательской деятельности, вложения капитала за свой страхи риск. Но, та часть дохода, которая остается сверх этого и не является "делом рук человеческих", предпринимательской активности, должна принадлежать всем.

Это и есть ни что иное, как природная рента. Вот в чем корневая суть проблемы собственности. То, что от Бога - должно принадлежать всем. Вот тогда все расставляется по своим местам: частная собственность согласуется с принципами свободы и эквивалентного обмена, эффективности и социальной справедливости.

В противном случае мы неизбежно будем и далее усугублять глобальное противоречие между Человеком и Природой, между социальным миром и грозящей опасностью его уничтожения.

Таким образом, рента могла бы стать стратегическим оружием России на пути социально-экономических преобразований, быть примером как это следует делать и для всего остального мира За счет ренты Россия могла бы покрывать первоочередные расходы на оборону, на поддержку конверсии, науки, образования, культуры и здравоохранения.

В результате затраты на производство продукции перерабатывающей промышленности могли бы существенно снизиться, а ее конкурентоспособность - резко возрасти. Отмена ряда традиционных налогов улучшила бы инвестиционный климат в стране, создала бы серьезный стимул для иностранных инвесторов, для притока валюты в страну. Это также благоприятно повлияло бы и на снижение инфляции и стабилизацию курса рубля.

Система национального имущества

Надо понимать, что национализация рентного дохода - это не только реальная возможность обеспечения устойчивого дохода государственной казны, но и условие сохранения России в качестве устойчивой самостоятельной геополитической единицы и участницы современного мира. Решение этой задачи в немалой мере будет зависеть от того, удастся ли ее населению и составляющим его индивидам поддерживать в себе сознание сопричастности к единому общественному целому не только в государственно-политическом смысле, но, что еще важнее, к единому территориальному, экономическому, культурно-историческому и духовно-ценностному пространству. От того, насколько населяющие эту страны народы, социальные и религиозные общности и просто граждане будут отождествлять интересы своей самореализации с сохранением территориальной целостности России, соблюдением ее законов, ростом ее могущества и авторитета среди других стран, а также с ростом общего, а не только индивидуального, группового и этнического благосостояния, то есть от того, насколько явно или неявно они будут проявлять себя как члены одного общества.

Чтобы быть осязаемым в сфере экономической жизни, общество должно быть владельцем тех ресурсов, на которых основывается жизнедеятельность всех его членов и социальных образований. Поэтому именно общество способно быть истинным владельцем территории, ее земельных, водных и прочих природных ресурсов, включая полезные ископаемые, воздушное пространство и ландшафтно-рекреационные зоны.

Это положение может быть эффективно признано конституционно-законодательным закреплением за обществом как за своего рода юридическим лицом высшего ранга прав верховного собственника территориальных и природных ресурсов. Такая конституционная новация создала бы операциональную основу для предоставления всем членам общества равных прав на доступ к пользованию территориально-природными ресурсами. Это явилось бы содержательным наполнением принципа равенства возможностей, без которого трудно добиться социального мира и осознания всеми слоями населения и индивидами общности их интересов.

Материальная реализация верховных владельческих прав общества на территориально-природные ресурсы - обращение рент от всех используемых ресурсов в общественные доходы, аккумулируемые в системе общественных (государственных) финансов. Эта сумма рентных доходов составит чистый доход всего общества, в котором все его члены имели бы равную долю. Он может стать материальной основой их гражданского статуса и выступать в форме национального дивиденда.

Итак, проблема присвоения ренты обществом, а через него и всеми членами общества, из чисто экономической превращается в проблему конституционного развития общества и государства. Ее решение (а для этого имеются самые весомые социальные и научные основания) может послужить той объединяющей силой, которая обеспечит России достойное место в третьем тысячелетии.

Зафиксировав права государства как собственника земли - пока еще весьма весомой части активов - которая "не ушла" от него в пертурбациях ваучерной и аукционной приватизации, необходимо осуществить переход к новой системе управления госсобственностью, которую мы назвали системой национального имущества.

Основные слагаемые этой системы:

во-первых, конституционное закрепление природно-сырьевых ресурсов на всей территории России как коллективного достояния всего общества;

во-вторых, открытый конкурентно-рыночный режим хозяйственной эксплуатации национального богатства, обеспечивающий необходимый уровень его доходности;

в-третьих, национальный дивиденд в качестве главного экономического источника фонда социальных гарантий.

Природные ресурсы, предприятия энергетики, транспорта и связи, добывающих отраслей, другое имущество, оставшееся в собственности государства после прошедшей кампании приватизации и способное приносить доход, должно быть открыто для коммерческого использования теми рыночными субъектами, кто может обеспечить наибольший экономический эффект. Главной формой выявления наиболее эффективных пользователей национального имущества может быть открытый аукцион соответствующих имущественных прав.

Эффективный пользователь, то есть хозяйственный эксплуатант национального имущества, извлекая выгоду для себя, будет способен к достаточно высокой оплате имущественных прав, уступаемых ему государством. Иными словами, распределение национального дивиденда должно регулироваться Законом и только Законом. Самостоятельные решения исполнительной власти (помимо касающихся исполнения требований закона) должны быть здесь исключены.

Соответственно, национальный дивиденд как финансовый ресурс и как объект управления его получением и расходованием должен быть четко отделен от системы налогов и других элементов доходной части бюджета (займов и т.д.).

Из фондов национального дивиденда могли бы финансироваться и выплаты, поддерживающие достойный, гарантированный каждому работнику минимум заработной платы, растущий по мере роста доходности национального имущества. Тем самым стратегический курс на создание системы национального имущества мог бы быть увязан с решением ключевых макроэкономических задач - преодолением кричащей диспропорции в оплате труда и созданием экономических предпосылок для перехода к системе достойных человека социальных гарантий.

Таким образом, система национального имущества и национального дивиденда может послужить прообразом экономической модели нового общества XXI века.

При этом необходимо, чтобы эта модель не замыкалась лишь на сегодняшнее соотношение факторов производства. В завтрашнем дне на первый план будет выступать интеллектуальная рента. А это должно быть увязано с реализацией стратегической линии России на научно-технический прогресс, на коренную перестройку ее воспроизводственной структуры.

Реформы и власть

Раздумывая над причинами наших неудач на путях реформирования экономики, мы приходим к пониманию главной из них. Это - власть, которая сохраняет свое беспредельное господство над экономикой и обществом. Власть или околовластные структуры берутся за разработку программ не в связи с насущными потребностями исправления допущенных ошибок в экономике и общественном развитии, а для произведения демонстрационного эффекта на широкую публику. Критерием для их действий остается не истина и реальный положительный социально-экономический результат, а политическая выгода и политический резонанс. Иначе и не могло быть. Нынешняя власть вышла из недр старого строя и теперь вынуждена приспосабливаться к новым условиям. Часть элиты загнившего недемократического государства возглавила его "рыночную перестройку", обеспечивая себе (вместе с далеко не лучшими слоями хозяйственников) позиции у кормила власти и источников материального обогащения. Главной целью была не реформа, а власть. В результате возникали постоянные"провалы управления". И не случайно формирование созидательной рыночной саморегуляции стало подменяться хищническим, криминальным беспределом. С этой точки зрения, проводимые под флагом реформ преобразования в экономике и обществе - как раз именно то, что нужно власти: не дать своим противникам шансов перехватить у них рычаги управления. Действовать так ей помогает то, что в нашей стране не было и нет развитых механизмов государственного и общественного контроля за деятельностью властных структур. Между тем, хорошо известно, что современное рыночное хозяйство без этого эффективно функционировать не может.

До сих пор остается непонятым исходный тезис любых крупных социальных преобразований в экономике и обществе. Он состоит в том, что власть должна перестроить не только саму реальность - экономику, но и скорректировать субъективное отношение людей к этой реальности, то есть трансформировать образ социального мира, сложившийся ранее у сограждан.

Реформы, в особенности те, что проходят в России, сопряжены с тяготами и большими невзгодами для огромных масс населения. Выгоды, если они и будут, то потом, а неприятности неизбежны сейчас. Речь идет не только о потерях, связанных с инфляцией, спадом производства и др. Новые социальные условия ставят перед человеком задачи, к решению которых его не готовила ни сложившаяся система воспитания, ни весь прошлый уклад жизни. Возникающие в результате этого потери должны быть компенсированы, иначе неизбежно недовольство реформами, рост социальной напряженности, а то и прямые конфликты с властью. В качестве компенсатора сегодня могут выступать лишь позитивные психологические факторы, прежде всего - предельная открытость властей, разнообразие форм и направлений их диалога с обществом как важнейшего сегмента всей системы общественной коммуникации, которая должна быть резко расширена.

Население должно знать, что конкретно предпринимает власть в борьбе с коррупцией, какие меры задействует она, чтобы пресечь подобные явления в будущем. Нужно, чтобы власть открыто продекларировала свои доходы и их источники, раскрыла, сколько денег тратится на ее содержание, включая Президента.

Почему органы, борющиеся с экономическим саботажем, довольствуются сообщением лишь отдельных примеров выявленных злоупотреблений, не раскрывая подлинной картины расточительства и хищничества?

Но, похоже, ни власть имущие, ни их конкуренты совсем не заинтересованы в раскрытии истинного положения дел в экономике и обществе. Большинство населения, будучи главной жертвой перестроечных неурядиц, так и не получило реального доступа к принятию стратегических решений социально-экономической жизни. Направляют ее ход по-прежнему властные структуры без обратных связей - диктатура правящих слоев. Все это не может не отдалять власть от народа. Последний теряет остатки доверия к реформам и устремляется на поиски социально деструктивных способов компенсации неблагоприятных перемен.

Упускается время. А вопрос о скорости реформ является одним из важнейших, так как связан с процессами принятия или отторжения разными группами населения происходящих перемен. Всякого рода "обвальные нововведения" очень опасны. Даже если они в конечном итоге благотворны, слишком быстрое их навязывание населению не позволяет последнему оценить их плюсы, включить их в систему своих ценностей, тогда как быстрое разрушение привычных форм сопровождается ощущением чрезмерных потерь и деградации социальной жизни. Поэтому в политике реформ важно найти оптимальный темп перемен, при котором новое достаточно долго сосуществует со старым, чтобы население могло оценить его преимущества и сделать сознательный выбор в его пользу, вместо того, чтобы приспосабливаться к новому как к неконтролируемому и неумолимому процессу, своего рода социальной катастрофе.

Принцип здесь должен состоять в том, что качества дореформенной системы, которые основные группы населения считают важными и ценными элементами образа жизни, не должны подвергаться быстрому разрушению. Даже если такие потери неизбежны, перемены должны нести с собой компенсирующие их улучшения. При обвальном характере перемен, улучшения, получаемые одними группами населения, далеко не покрывают потерь, выпадающих на долю других, жизнь которых с ухудшением материальных условий и потерей социального статуса сводится к выживанию. Они становятся жертвой, которую общество приносит в качестве цены за осуществляемые перемены. Эти группы автоматически превращаются в питательную среду революционных и тоталитаристских движений.

Поскольку привычными и социально конституирующими характеристиками образа жизни большинства населения России являлась всеобщая занятость, гарантированность определенного уровня доходов и связанная с этим устойчивость образа жизни, в политике реформ следовало бы избегать шагов, которые существенно подрывали бы эти характеристики. Нельзя одобрять стратегии, оборачивающиеся подрывом устойчивости занятости и доходов, если отсутствуют условия достаточно быстрой и эффективной компенсации таких потерь. Невнимание к этой стороне реформ в России обернулось нарастанием процессов социальной деградации и "бомжизации" значительного числа граждан. Необходимо учитывать, что безработные - это не просто неиспользуемый, излишний ресурс, а люди с потерянным социальным статусом, своего рода "неграждане", склонные к непредсказуемым и антисоциальным формам поведения. Когда их численность достигает критического уровня, в обществе могут произойти необратимые перемены в сторону общей деградации, результатом которой явится либо распад общества, либо установление тоталитарного режима.

К сожалению, нынешняя политика властей весьма способствует подобному исходу событий. У определенной части населения складывается соответствующий стереотип мышления: "Россию может спасти только власть диктатора!"

Возрождение культа грубой силы в массовом сознании грозит утерей последних шансов на обновление этноса нашего общества, который был бы основан на принципе согласования действий в процессе ничем не ограниченной коммуникации.

Питательной средой для представлений о якобы благодетельной роли насилия являются неудачи в проводимом курсе реформ. На самом деле реформы в России тормозятся именно состоянием власти, демократической по форме и тоталитарной по существу. Она ведь и сейчас является достаточно сильной в авторитарном понимании. Принципиальные решения, касающиеся судеб миллионов россиян, принимаются без учета их мнения и интересов, без их участия в выработке таких решений. Следовательно, в демократическом понимании - власть слаба.

Для того, чтобы реформы начали проводиться по существу, нужен соответствующий механизм демократизации власти, устраняющий ее обособленность от народа, возлагающий на нее всю полноту ответственности за результаты принимаемых решений, обеспечивающий общественный контроль за ее деятельностью. Этот механизм должен опираться на Закон об обязательствах власти и ответственности за их выполнение. Ответственности персонифицированной, вплоть до уголовной. С этого, собственно, и следовало бы начинать реформы. Это альфа и омега успешности их проведения в жизнь.

Немаловажное значение в процессе демократизации власти и всей общественной жизни должна сыграть научная независимая экспертиза, без заключения которой не должны приниматься важные решения, затрагивающие интересы не только нынешнего, но и будущих поколений страны.

Эпилог

Итак, путь, избираемый Россией в преддверии третьего тысячелетия - это путь социального творчества и созидания. Это путь освоения богатого наследия России. Пришла пора перестать относиться к своей стране как к залежи, которую нужно периодически перепахивать заново, теряя каждый раз слои плодородной почвы, накопленной предшествующим развитием. Уникальное разнообразие природно-климатических и национально-культурных российских ландшафтов должно быть бережно освоено, претворено в региональное разнообразие форм жизнеустройства, в их числе и экономических.

Мы должны ориентироваться на наши собственные ресурсы и возможности к росту, на новую экономическую политику, систему национального имущества, ренту, новую промышленную политику, активизацию социальных факторов. В этом залог успеха в продвижении России по своему пути. Он может оказаться притягательной силой не только для России, но и для других стран и народов в глобальном переустройстве мировой экономики на принципах солидарной заботы о будущем, росте благосостояния развивающихся стран, ликвидации корневых причин глобального кризиса, поразившего мир на пороге нового тысячелетия.

Вперед по этому пути!

Да поможет нам Бог!

Источник: Экономическая наука современной России No. 3, 1999 г.

http://www.koreneva.com/1332784127.php

*   *   *   *   *   *   *

"Особенный человек"

Никитич Винтер

Третья глава цикла "Этика русской революции" рассказывает нам о развитии нигилистических идей, новых ориентирах русских революционеров и влиянии идеалов революционеров-народников на революционеров XX века.

Роман "Что делать?" Николая Чернышевского стоит особняком от всех прочих произведений прогрессивных русских мыслителей. Влияние этого не особенно зажигательного художественного произведения, написанного в ответ на тургеневских "Отцов и детей", поистине огромно. Его можно сравнить разве что с влиянием, которое в будущем окажут на эстетику социалистического революционного движения романы "Овод" Войнич, "Как закалялась сталь" Островского или "Репортаж с петлёй на шее" Фучика.

Здесь, в главе "Особенный человек", Чернышевский, в пику вульгарной и циничной "базаровщине",  выводит новый образ революционера-нигилиста Рахметова, который станет в буквальном смысле слова ролевой моделью для нескольких поколений русских социалистов-революционеров. Именно он, Рахметов, а не, например, безумный иезуит-революционер из нечаевского "Катехизиса", послужит примером для подражания тем, кто в дальнейшем будет действовать и в "Большом обществе пропаганды", и в "Русской Социально-Революционной Партии", и в "Земле и воле", в "Чёрном переделе" и "Народной воле".

И даже тогда, когда идеи революционного народничества отошли в прошлое, скатившись к пошлому либерализму, образ Рахметова не утерял своего блеска, так как Чернышевскому, - вольно или невольно, - удалось изобразить тип действительно антибуржуазной революционной личности, вполне соответствовавший научно-марксистскому пониманию образа борца против старого мира.

И если мы возьмём любой документ, посвящённый моральной стороне левого революционного учения (марксистского или "филомарксистского"), - будь-то "Социализм и человек на Кубе" Эрнесто Гевары, "Мораль и пролетаризация" аргентинской "Народно-Революционной Армии", "О революционной морали" Хо Ши Мина или "Каким должен быть сандинист" Карлоса Фонсеки, - везде мы встретим углубление и развитие идей, высказанных Чернышевским в художественной форме через характеристики Рахметова ещё в середине 19 века. Если же мы взглянем на практический аспект революционной борьбы, то и здесь мы увидим всё тот же "рахметовский" стиль. Может быть, слегка трансформированный национальной спецификой, может быть, более или менее радикальный, но - Рахметова мы можем увидеть и в бойце Вьетконга, и в никарагуанском сандинисте, и в итальянском бригадисти и в перуанском "тупакамаристе".

То есть, моральные качества, которыми Чернышевский наделил своего второстепенного персонажа отнюдь не плод его воображения, фантазий и желаний, но объективный диалектический продукт антибуржуазной борьбы, неизменный и закономерный.

Таким образом, можно утверждать, что Чернышевский был первым, кто вывел образ "нового человека", революционера и социалиста, бросающего вызов гниющему мирозданию приспособленцев и торгашей. И не просто бросающему вызов - после писаревских прокламаций в "Русском слове" или кровожадных заявлений "Молодой России" Заичневского этим уже нельзя было удивить, - но указывающему реальный путь борьбы с этим миром во имя светлого будущего. Путь, по которому устремились русские  революционеры практически тотчас же после первой публикации романа.

Итак, какими такими чертами, отличавшим этого "особенного человека" от массы прочих нигилистов, обладал Рахметов? И каким образом эти черты художественного персонажа отразились в реальной жизни?

Отпрыск одной из влиятельнейших и древнейших русско-татарских семей, он в 17 лет совершенно разорвал порочные связи со своими богатыми родственниками, после чего ушёл странствовать по России, и наконец осел в Петербурге. Несмотря на обеспеченное будущее, он прекратил отношения со своим аристократическим окружением, спустив большую часть денег на всевозможные проекты и "дела" (о которых Чернышевский не упоминает), а также на поддержку стипендиатов - семерых талантливых молодых людей, которых он устроил в Казанский и Московский университеты, оплатив им учёбу и проживание.

Поразительно совпадает поведение вымышленного Рахметова с поведением сотен и сотен реальных молодых людей (не только в России, но и по всему миру), родившихся, что называется "с серебряной ложкой во рту", но при этом отвергнувших обеспеченное будущее ради аскетичной жизни революционера и служения великому делу освобождения человечества. Всевозможные потомственные графья, князья и бароны (в числе которых и столпы народничества - Лавров, Бакунин, Кропоткин), отринув уготованную судьбой безоблачную жизнь, уходили из семей, отказывались, выражаясь по-марксистски, от идеологии своего класса и вступали в тяжёлую борьбу с режимом, частенько пуская на дело революции и все собственные деньги. Причём, это не было игрой скучающего богатея, как может показаться, это был искренний переход на позиции угнетённого и страдающего большинства, за что "классовый перебежчик" платил свободой, а иногда и жизнью.

Так, например, в "героическую эпоху" революционного народничества, одним из наиболее ярких примеров участия в борьбе представителей "золотой молодёжи" являлся Порфирий Войнаральский, сын богатой помещицы из Пензенской губернии. Всё его личное состояние, доходившее до 40 тысяч рублей, было пущено на дело революции (затем, правда, частью эти деньги были разворованы нечистоплотными распорядителями, назначенными после его ареста). К примеру, в мастерской для обучения будущих ходоков в народ, которую Войнаральский на собственные средства организовал в Москве, на стене всегда висела сумка с деньгами, и всякий из постоянных посетителей этого нелегального центра мог свободно запустить руку в эту сумку и взять столько денег, сколько было нужно лично для его пропагандистской деятельности. Точно таким же образом функционировала сеть поддержки народников в провинции, - всевозможные лавочки, постоялые дворы и притоны, - выстроенная Войнаральским на личные средства для поддержки пропагандистов, где каждый из молодых идеалистов, двинувшийся "мутить мужика", мог получить пристанище, еду, необходимую литературу, а в случае преследования - и надёжное укрытие.

Ещё один подобный образчик - сын богатого украинского помещика Дмитрий Лизогуб, чьё личное состояние трансформировалось в главную кассу "Земли и Воли" (т.н. "фонд Лизогуба"). Причём, этот подвижник рассчитывал отдать организации вообще всё, что он имел, однако этому помешал полицейский надзор, и землевольцы сумели получить лишь около 50 тысяч рублей. Собственно, это спонсорство дорого обошлось Лизогубу - в 1879 году он был обвинён в финансировании террористической деятельности и повешен в Одессе.

Войноральский и Лизогуб - лишь наиболее ярко выраженные примеры полной финансовой отдачи делу революции. Были и другие "золотые" мальчики и девочки, не стеснявшиеся даже, ради получения приданного, тотчас же вносимого в общую кассу, вступать в фиктивные браки, как это произошло с участницами кружка Каблица сёстрами Щукиными.

Позднейшая история знала ещё немало "красных буржуев", проникшихся идеями борьбы за интересы народных масс, фактически отказавшихся от своего состояния и пожертвовавших всем, в том числе и собственной жизнью, во имя торжества казалось бы классово чуждых идей. Таким "сумасшедшим" был, к примеру, Николай Шмит, владелец мебельной фабрики на Красной Пресне, превративший её в очаг революционной борьбы и лично участвовавший в баррикадных боях бок о бок с товарищами рабочими. За свой дерзкий выпад в сторону власти Шмит сполна поплатился - сама мебельная фабрика была уничтожена царской артиллерией, а её владелец попал за решётку, где и скончался в 1907 году при невыясненных обстоятельствах (по некоторым сведениям - убит при попытке к бегству). Причём успел завещать всё своё оставшееся состояние Большевистскому центру РСДРП.

Другим небезызвестным примером такого рода может служить итальянский миллионер Джанджакомо Фельтринелли, красный партизан эпохи антифашистского сопротивления, пустивший затем  свои средства на организацию одноимённого издательства, выпускавшего значительными тиражами книги о рабочей борьбе и национально-освободительных движениях стран Третьего Мира. Восхищённый Кубинской революцией и деятельностью Эрнесто Гевары, Фельтринелли, вдохновлённый опытом бразильской и уругвайской городской герильи, зажёгся идеей организации в Италии аналогичной партии вооружённой борьбы с правительством, что и было сделано весной 1970 года, когда в Милане под его руководством образуются "Группы Партизанского Действия" (Gruppi d'Azione Partigiana). Мало того - именно Фельтринелли на первых парах финансировал коллективы Ренато Курчио и Альберто Франческини, которые чуть позже объединятся в "Красные Бригады". Трагическая смерть самого Фельтринелли 14 марта 1972 года, который, по официальной версии, подорвался на собственной же взрывчатке вблизи одной из мачт линии электропередач, поставила крест на деятельности GAP, весь активный состав которых вместе с частью финансового наследия миллионера успешно влился в "Brigate Rosse".

Однако вернёмся к Рахметову.

В 17 лет, будучи самым обыкновенным юношей, он начал усердно работать над собой - в первую очередь, приступил к занятиям гимнастикой. Более-менее развив мускулатуру, этот дворянин, нарушив самые священные законы своего класса, становится чернорабочим, нанимаясь на должности, требующие физической силы: таким образом, он возил воду, колол дрова, пилил лес, таскал камни, копал землю, ковал железо. Короче говоря, в глазах дворян, он опустился на самое дно жизни, превратившись в чёрного "мужика". Уйдя странствовать, Рахметов не прекращал добывать себе хлеб насущный тяжёлым трудом - трудился пахарем, плотником, даже бурлаком. В конечном итоге, за свою физическую силу Рахметов даже получил прозвище Никитушки Ломова, в честь легендарного астраханского богатыря-бурлака.

Поведение Рахметова, его пристрастие к презираемому аристократией тяжёлому физическому труду, революционные социалисты второй половины 20 века могли бы назвать "пролетаризацией". Марксисты, утверждая, что "бытие определяет сознание" и "объективный взгляд рождается из объективной практики", шли на фабрики и заводы в первую очередь для того, чтобы выработать внутри себя "точку зрения рабочего класса". Поэтому тактика принудительной "пролетаризации кадров", навеянная идеализированным опытом Культурной Революции в Китае, использовалась практически всеми марксистскими революционными организациями середины 20 века. В данном случае пролетаризация, - т.е. оставление института, престижной работы и удобного дома для того, чтобы поступить на завод, переехать в рабочий квартал и жить как простой трудящийся, - зачастую выступала как первый шаг на пути неофита в подпольную группу. Пролетаризация, ломавшая сформированные "нетрудовыми классами" и "буржуазной культурой" стереотипы, устои и привычки человека, являлась первой ступенью в иерархической лестнице итальянских "Красных Бригад", аргентинской "Народно-Революционной Армии", турецкой "Народно-Освободительной Партии-Фронта" и многих других, менее мощных и знаменитых коллективов вооружённой борьбы за социализм.

Однако у Рахметова, далёкого от марксизма, несколько иные, более отстранённые мотивы, на которые Чернышевский намекает, описывая крайнюю неприхотливость Рахметова к еде и одежде:

"...Не имею права тратить деньги на прихоть, без которой могу обойтись." (...)

"То, что ест, хотя по временам, простой народ, и я могу есть при случае. Того, что никогда недоступно простым людям, и я не должен есть! Это нужно мне для того, чтобы хотя несколько чувствовать, насколько стеснена их жизнь сравнительно с моею."

"Поэтому, если подавались фрукты, он абсолютно ел яблоки, абсолютно не ел абрикосов; апельсины ел в Петербурге, не ел в провинции, - видите, в Петербурге простой народ ест их, а в провинции не ест. Паштеты ел, потому что "хороший пирог не хуже паштета, и слоеное тесто знакомо простому народу", но сардинок не ел. Одевался он очень бедно, хоть любил изящество, и во всем остальном вел спартанский образ жизни; например, не допускал тюфяка и спал на войлоке, даже не разрешая себе свернуть его вдвое."

То есть, речь идёт о некоем принципиальном эгалитаризме, стремлении жить так, как вынуждена жить большая часть народных масс.

Любопытно, что практически сразу же после первой публикации романа, подобного рода "ультралевые" тенденции моментально перескочили с бумажных страниц в реальную жизнь.

4 апреля 1866 года некий злоумышленник близ питерского Летнего сада выстрелил из револьвера в царя Александра II. Вскоре выяснилось, что покушавшимся является бывший студент Дмитрий Каракозов, член политического кружка, сгруппировавшегося вокруг Николая Ишутина. В ходе дальнейшего разбирательства стало понятно, что Ишутин не просто главарь какой-то избы-читальни, где малочисленные интеллигенты предавались крамольным мечтам и разговорам, но руководитель первой серьёзной попытки русских социалистов учредить революционную организацию. На их счету и обустройство нескольких мастерских, где труд осуществлялся на социалистической основе, и организация студенческого общества взаимопомощи, и множество грандиозных замыслов вроде освобождения из ссылки своего "духовного отца" Чернышевского...

Однако наибольшее удивление у следившей за процессом ишутинцев публики вызывало то, что подсудимые, - выходцы из зажиточных семей, владевшие значительными состояниями, - жили по нескольку человек в одной комнатушке, никогда не расходовали больше чем по 10 рублей в месяц на каждого и все свои сбережения пускали на обустройство артелей и мастерских, в которых сами же и работали по 12-14 часов в сутки, успевая параллельно заниматься ещё и самообразованием.

В дальнейшем, как известно, эта эгалитаристская страсть, соединившись с осознанием необходимости пропаганды в широких народных массах, привела к рождению концепции "хождения в народ".

Тысячи молодых людей, студентов, интеллигентов, разночинцев и мещан, бросив насиженные места в городах, облачившись в мужицкий тулуп отправлялись странствовать по провинции, возбуждая повсюду брожение и недовольство, пытаясь вызвать в крестьянских слоях ненависть к режиму. В большинстве случаев, с целью скрыть своё "городское" происхождение (русский крестьянин традиционно не доверял "интеллигентам"), эти ходоки полностью перевоплощались: мало того, что жили они, подобно всем другим селянам, тяжёлым физическим трудом, азы которого предварительно изучались в специальных мастерских; народники-пропагандисты пытались перенять даже говор и кулинарные пристрастия мужика. Так, С.Ковалик вспоминает, что в его политическом кружке товарищи время от времени задавались вопросом - честно ли есть мясо, когда народ питается растительной пищей? Другой "ходок в народ", Александр Лукашевич, приводит аналогичный случай из своей практики, когда он вместе с другом Давидом Аитовым (кстати, мусульманином, являвшимся при этом русским народником) задался вопросом, позволительно ли им есть селёдки?

"Мы до того прониклись, вероятно, путём самовнушения, воображаемо-"мужицкими" воззрениями, что, проходя торговым селом, взирали на все расставленные на базаре деревенские приманки как на греховную роскошь, от которой мы лично будем далеки. Между тем, молодые организмы при серьёзной работе мощно требовали чего-нибудь "азотистого", а этот элемент безусловно отсутствовал в тех ужинах (пустые щи), которыми нас продовольствовала деревня за несколько копеек на ночлегах.

И вот "лукавый" вздумал однажды, во время привала на куче камней у дороги, искушать нас соблазнительным видением селёдки. И он победил!... Любопытен и ряд логических построений, склонивших тогда наше решение в сторону поблажки чревоугодию: "Если селёдки продаются в убогих лавчонках и в больших количествах на всех базарах (...), то очевидно их покупает не аристократия. Следовательно, народ иногда ест их, - а потому можно есть изредка и нам."

Этот случай может показаться на первый взгляд смешной и трогательной загвоздкой юных мечтателей, заигравшихся в "русских мужиков". Однако всё умиление проходит, когда мы видим, что и через 100 лет совершенно другие люди в совершенно другой стране, руководствовавшиеся совершенно другой революционной доктриной, точно так же досконально следовали привычкам "простого человека". В статье "Мораль и внутренняя дисциплина" Веры Карновале, приводится свидетельство одного из комбатантов "Народно-Революционной Армии", вооружённой марксистской организации, действовавшей в Аргентине в период 1970-76 гг., характеризующее "тотальность" революционного стиля жизни:

"Имелись линии на все случаи жизни, даже проведение досуга за чашкой мате регламентировалось определённой партийной линией. Существовала левая линия и мелкобуржуазная, отклоняющаяся линия. Я приведу пример с тем же чаем. Когда ты заваривал мате, ты не должен был промывать листья, потому что именно так пили чай заводские рабочие (...) Для всего была своя линия."

Со временем, эгалитаристская тенденция стала неотъемлемой частью этики русского революционного движения, сместившись правда, по мере разочарования революционеров в крестьянстве, в заводские и фабричные цеха, где бывшие студенты и некогда преуспевающие мещане делили все горести и радости с "быдлом", параллельно развивая проповедь борьбы за лучший мир, подкрепляя свои слова "пропагандой делом" (организацией стачек, фабричным террором, саботажем).

В будущем, такая практика, как уже было указано, закономерно родилась, развилась и укрепилась и в зарубежных революционных движениях. Причем, если в случае с марксистами, объявившими рабочий класс единственным спасителем человечества, практика "пролетаризации кадров" не вызывает никаких вопросов, то, иные революционные группы, придерживавшиеся немарксистских позиций, очень своеобразно объясняли необходимость "поворота к народным массам", чисто в духе Рахметова.

К примеру, многочисленные левохристианские организации Латинской Америки (аргентинские "Монтонерос", бразильское "Народное Действие", уругвайские "Восточные Вооружённые Революционные Силы", сальвадорские "Народно-Революционная Армия" и "Национальное Сопротивление", а так же множество невооружённых пропагандистских организаций и приходов), основным контингентом которых являлись выходцы из среднего класса и т.н. мелкая буржуазия, призывали к "пролетаризации", оперируя евангельскими терминами, разбавленными ультралевым радикализмом. В итоге, тысячи юношей и девушек, порвав со своей сытой и размеренной жизнью, переезжали в рабочие кварталы и нанимались на фабрики ради того, чтобы тяжёлым трудом очистить душу от грехов капитализма, чтобы быть, как и завещал Христос, рядом с униженными, разделять их страдания, бороться вместе с ними за лучшее будущее.

Хосе Аморин, один из немногих выживших в горниле репрессий первых членов левохристианского перонистского движения "Монтонерос", в своей книжке "Una buena historia" иллюстрирует бытовавшую в среде этой изначально немарксистской (даже скорее антимарксистской) организации "рахметовщину":

"Мы проповедовали стиль жизни, соответствующий нашим намерениям изменить общество в пользу бедняков: например, каждый комбатант "Монтонерос" жил на сумму, эквивалентную минимальной заработной плате рабочего. Ни копейки больше. Личный доход,  превышавший заработную плату трудящегося, осуждался всецело. Не являлось чем-то из ряда вон выходящим, когда такие люди отдавали бОльшую часть своих прибылей на благо движения. Например, Роберто Пердиа, который в 1968 и 1969 гг. заработал адвокатской практикой достаточно хорошие деньги, практически все свои средства отдал на финансирование политического действия "Монтонерос" в Тукумане и Сальте. Альбертина Пас, получившая в качестве наследства семейное предприятие, все доходы от него вкладывала в оснащение типографии группы "Descamisados", близкой к Организации, и впоследствии влившейся в неё.  Аналогичная история произошла и с Грасиелой де Охеа Кинтаной."

Фернандес Элеутерио Уидобро, член правящей верхушки уругвайских "Тупамарос", - социалистической организации, совмещавшей в себе националистические и левохристианские тенденции, в книге-интервью "Воспоминания из темницы" вкратце описывает аналогичный дух, царивший в среде боевиков следующим образом:

"Организация стремилась к духовной трансформации всех членов через практику ручного физического труда в народных кварталах, идеологическую работу и культивирование аскетизма, дабы избежать различных отклонений и свести на нет вредное влияние индивидуализма мелкой буржуазии; класса, откуда происходили большинство комбатантов (...) Наличие этого чистого революционного аскетизма была вынуждена признать даже буржуазная пресса."

Но, в конце концов, для чего же страдал Рахметов, а вслед за ним и русские народники (и, как видно, ещё и множество других людей более поздних эпох), иногда практически досконально следовавшие за этим художественным образчиком революционера? Для чего все эти самоограничения и истязания, доходившие до крайности, вроде отказа от вина или от общения с женским полом?

"Мы требуем для людей полного наслаждения жизнью, - утверждал Рахметов, - мы должны своею жизнью свидетельствовать, что мы требуем этого не для удовлетворения своим личным страстям, не для себя лично, а для человека вообще."

Здесь находит своё отражение прообраз своего рода авангардистской позиции, сходной, судя по всему, с геваристской концепцией "партизана-преобразователя общества":

"...Партизан, будучи сознательным представителем авангарда народных масс, должен обладать такими моральными качествами, которые делали бы его подлинным проповедником реформы, которую он намерен осуществить. К всевозможным лишениям, вызванным трудными условиями партизанской войны, добавляется отказ от всяких излишеств, что достигается строгим самоконтролем. Этим же предотвращается любой ложный шаг, любой соблазн, несмотря ни на какие обстоятельства. Партизан должен быть аскетом."

То есть, выражаясь словами Толстого, "вместо того, чтобы критиковать войну и одновременно носить мундир, каждый должен отказаться от военной службы и ношения оружия". Рахметов, поставивший себе цель освобождения простого человека, своим личным поведением доказывал верность провозглашённым идеям. Да, в этом поведении ещё много пустого идеализма и ненужных экстремистских крайностей (вроде попытки выспаться на гвоздях), но при этом прослеживается и здравая тенденция, которая в дальнейшем будет развиваться по нарастающей.

Ибо поколение народников 70-х годов, благодаря стараниям Петра Лаврова, уже понимало, на чём строится благосостояние городской буржуазии, за счёт чего привилегированное меньшинство живёт комфортной и полной всяческих удовольствий жизни: за счёт эксплуатации и угнетения подавляющего большинства населения, неспособного удовлетворить даже свои элементарные потребности. Поэтому отказ от дивного мещанского мира тотального потребления в сторону суровой жизни "простого мужика" носил уже более осознанный характер протеста против существующей системы, зиждившейся на подневольном труде миллионов обездоленных.

Марксисты, в свою очередь, не только не отвергли это идеалистическое направление революционно нравственности, но и привнесли в неё материалистический фактор, сделав одной из основ своего этического мировоззрения. Буржуазная культура, выстроенная на удовлетворении индивидуалистических потребностей, и насаждаемая повсюду классом эксплуататоров, по их мнению, является одной из основ капитализма. И капитал сохраняет свою власть не столько благодаря репрессивному аппарату, сколько благодаря своей "культурной гегемонии"; т.е. потому, что большинство людей продолжают придерживаться классово чуждых буржуазных концепций жизни. Этой "капиталистической гегемонии" марксисты противопоставили "гегемонию пролетариата" с её новой "пролетарской культурой" и "пролетарской моралью", выстроенной на прямо противоположных принципах. Вместо воинственного индивидуализма провозглашался коллективизм, вместо безудержного потребления - аскетизм и скромность, вместо меркантильности и мышления в денежных категориях - бескорыстие и альтруизм, вместо лицемерия - честность и т.д.

Таким образом, эта самая "пролетарская культура", являвшаяся, на мой взгляд, прямым и логичным продолжением "рахметовщины", стала стержнем идейно-воспитательной работы среди кадрового состава практически всех социалистических революционных движений 20 века.

Возвратимся, однако, к первоначальной теме повествования.

Ещё одной характерной чертой Рахметова стало отрицание лицемерного буржуазного этикета. Это, понятно, наследие "классического" нигилизма, отвергавшего ужимки, полуправду и прочее лицедейство, характерные для общественных норм буржуазии, которую русские революционеры априори ненавидели благодаря стараниям Герцена.

Когда возникала необходимость с кем-то познакомиться, Рахметов, безо всяких лишних прелюдий, подходил к человеку, говоря: "Я хочу быть знаком с вами; это нужно. Если вам теперь не время, назначьте другое". Никакими способами не мог избежать знакомства с ним тот, с кем он хотел познакомиться. Точно так же, не было никакой возможности познакомиться с ним у того, с кем он знакомиться не хотел. "Вы меня извините, мне некогда", - и отходил. Рахметов говорил правду в глаза, беспристрастно и спокойно, не пытаясь скрыть своих мыслей под маской "лжи общественной культуры". Феноменальная грубость, страшная резкость и ужаснейшая укоризна совмещалась с деликатностью.

"Всякое щекотливое объяснение он начинал так: "Вам известно, что я буду говорить без всякого личного чувства. Если мои слова будут неприятны, прошу извинить их. Но я нахожу, что не следует обижаться ничем, что говорится добросовестно, вовсе не с целью оскорбления, а по надобности. Впрочем, как скоро вам покажется бесполезно продолжать слышать мои слова, я остановлюсь; мое правило: предлагать мое мнение всегда, когда я должен, и никогда не навязывать его". И действительно он не навязывал: никак нельзя было спастись от того, чтоб он, когда находил это нужным, не высказал вам своего мнения настолько, чтобы вы могли понять, о чем и в каком смысле он хочет говорить; но он делал это в двух-трех словах и потом спрашивал: "Теперь вы знаете, каково было бы содержание разговора; находите ли вы полезным иметь такой разговор?" Если вы сказали "нет", он кланялся и отходил."

Пётр Кропоткин в своих "Записках революционера" особо касается подобных нравов, свойственных революционным народникам 70-х годов, увидавших в нигилистах Чернышевского (и, прежде всего, в Рахметове) лучшие примеры для подражания:

"Вся жизнь цивилизованных людей полна условной лжи. Люди, ненавидящие друг друга, встречаясь на улице, изображают на своих лицах самые блаженные улыбки; нигилист же улыбался лишь тем, кого он рад был встретить. Все формы внешней вежливости, которые являются одним лицемерием, претили ему. Он усвоил себе несколько грубоватые манеры, как протест против внешней полированности отцов. Нигилисты видели, как отцы гордо позировали идеалистам и сентименталистам, что не мешало им быть настоящими дикарями по отношению к женам, детям и крепостным. И они восстали против этого сентиментализма, отлично уживавшегося с вовсе не идеальным строем русской жизни.

 (...)

Нигилист вносил свою любовь к искренности даже в мелкие детали повседневной жизни. Он отказался от условных форм светской болтовни и выражал свое мнение резко и прямо, даже с некоторой аффектацией внешней грубоватости.

(...)

С тою же самою откровенностью нигилист отрезывал своим знакомым, что все их соболезнования о "бедном брате" - народе - одно лицемерие, покуда они живут в богато убранных палатах, на счет народа, за который так болеют душой. С той же откровенностью нигилист заявлял крупному чиновнику, что тот не только не заботится о благе подчиненных, а попросту вор.

(...)

С некоторой суровостью нигилист дал бы отпор и "даме", болтающей пустяки и похваляющейся "женственностью" своих манер и утонченностью туалета. Он прямо сказал бы ей: "Как вам не стыдно болтать глупости и таскать шиньон из фальшивых волос?". Нигилист желал прежде всего видеть в женщине товарища, человека, а не куклу, не "кисейную барышню". Он абсолютно отрицал те мелкие знаки внешней вежливости, которые оказываются так называемому слабому полу. Нигилист не срывался с места, чтобы предложить его вошедшей даме, если он видел, что дама не устала и в комнате есть еще другие стулья. Он держался с ней как с товарищем. Но если девушка, хотя бы и совершенно ему незнакомая, проявляла желание учиться чему-нибудь, он помогал ей уроками и готов был хоть каждый день ходить на другой конец города."

Кропоткин вряд ли лукавит, говоря, что нигилист, дескать, может даже крупному чиновнику, невзирая на все его регалии и авторитет, в лицо заявить, что он вор. Таких случаев было действительно множество, причём зачастую честные храбрецы платили за свою правду-матку очень высокую цену.

Известный и трагический случай, например, произошёл со студенческими вожаками Петербургского университета Львом Коганом-Бернштейном и Папием Подбельским, которые во время визита в университет министра просвещения Сабурова, организовали манифестацию, во время которой Коган-Бернштейн кидал в лицо министру всяческие обвинения, а Подбельский и вовсе наградил Сабурова пощёчиной. Оба затем были арестованы, сосланы в Сибирь, где и погибли во время т.н. "Якутской трагедии": вооружённого выступления политических ссыльных в 1889 году. Подбельский непосредственно был убит в перестрелке с солдатами, а тяжело раненый Коган-Бернштейн за вооружённое сопротивление был повешен.

Опять же, отголоском "классического" нигилизма с его ненавистью к мещанину, является жажда деятельности Рахметова и его презрение к пустому времяпровождению, праздности и нелепой болтовне. В этом смысле "особенный человек" Чернышевского стремится заполнить всё своё время саморазвитием в совершенно различных сферах:

"Ни четверти часа в месяц не пропадало у него на развлечение, отдыха ему не было нужно. "У меня занятия разнообразны; перемена занятия есть отдых."

Так, помимо гимнастики и силовых упражнений, Рахметов с той же фанатичностью взялся за теоретическое обучение. Связавшись ещё в Петербурге с более опытными студентами-нигилистами, он получил от них список литературы, которую жадно принялся читать (по три-четыре дня без сна и отдыха), достигнув значительного роста сознания, сформировав в себе систему материальных, нравственных и умственных принципов, которым придерживался неуклонно.

"... он и тут поставил себе правилом: роскоши и прихоти - никакой; исключительно то, что нужно. А что нужно? Он говорил: "По каждому предмету капитальных сочинений очень немного; во всех остальных только повторяется, разжижается, портится то, что все гораздо полнее и яснее заключено в этих немногих сочинениях. Надобно читать только их; всякое другое чтение - только напрасная трата времени."

Таким образом, постоянно расширяя круг своих знаний, к 22 годам он стал человеком основательной учёности.

Желание учиться ради будущего сквозит во всём поведении Рахметова, который затем, оставив "изживший своё" Петербург и окончательно продав своё имение (деньги он частью раздал своим стипендиатам, которых устроил в университеты Казани и Москвы), двинулся странствовать по Европе, получая по пути различные знания, которые будут "нужны" в будущем.

Необходимо отметить, что само по себе революционное движение в России зародилось как сеть автономных кружков самообразования, поскольку в тот момент - середина и конец 60-х, - в среде интеллигенции ещё бытовала иллюзия о том, что можно изменить общественные нравы без осуществления политического переворота: одним лишь просвещением масс. Именно ради этой цели повсюду возникали группы мыслящей молодёжи, пичкавшие себя, подобно Рахметову, знаниями из самых разных областей жизни, дабы затем нести эти знания в народ. Чтобы с помощью них развеять в тёмных слоях общества мглу предрассудков и заблуждений, пробить лучами света чёрное царство реакции, державшей в подчинении многомиллионный невежественный люд.

Но и в момент, когда эти иллюзии рассеялись и революционное движение перешло на политические позиции, требовавшие государственного переустройства, идея самообразования не изжила себя. Как тут не вспомнить о целой плеяде талантливейших народников, которые путём самосовершенствования достигли значительных успехов в науке, литературе, этнографии, математике, языкознании: Николай Морозов, Николай Кибальчич, Сергей Подолинский, Михаил Тригони, Софья Ковалевская, Дмитрий Клеменц, Семен Ан-ский, Василий Горинович, Лев Златопольский, Григорий Мачтет, Николай Михайловский, Анатолий Фаресов...

Превращая тюрьму и каторгу в "институты" и "школы самообразования" (то же самое позднее будут делать и большевики, и деятели зарубежных революционных движений), сотни политических заключённых учились ради будущего, пусть даже это будущее и было покрыто туманом неизвестности. Мало того, тягу к обучению эти люди пытались привить крестьянам (правда, без особого успеха) и рабочим (более успешно), дабы через знания зажечь в их сердцах искру революционной борьбы. И уже на самой заре движения народникам удалось сформировать первые зачатки "рабочей интеллигенции", ядро мыслящих трудящихся, к которому относились такие основоположники пролетарской борьбы, как Халтурин, Обнорский, Алексеев.

http://www.libfront.org

*   *   *   *   *   *   *

На сайте "Высокие статистические технологии", расположенном по адресу http://orlovs.pp.ru, представлены:

На сайте есть форум, в котором вы можете задать вопросы профессору А.И.Орлову и получить на них ответ.

*   *   *   *   *   *   *

Удачи вам и счастья!


В избранное