Игорь Герасимов.

Несколько месяцев назад мне довелось ознакомиться с книгой, изданной в 1989 году - С. Платонов "После коммунизма". Эта работа представляла собой принципиально новый взгляд на природу советского строя и на пути дальнейшего совершенствования общественных отношений. Из множества тогдашних публикаций, посвященных "судьбам социализма", ее выделяло то, что автор, не опускаясь до характерных для того времени идеологических спекуляций и приводя серьезное концептуальное научное обоснование, пророчески подчеркивал, что советское общество стоит на пороге глубочайшего системного кризиса.

С одной стороны, об актуальности этой книги можно судить хотя бы по тому, что, будучи изданной, она в одночасье стала библиографической редкостью. Но, с другой стороны, при этом все же следует учитывать то, что общество с момента написания книги претерпело кардинальные изменения - и хотя автор и предвидел многое из того, что произошло за этот период, но все же некоторые важные тенденции общественного развития, он, на мой взгляд, не сумел выделить и правильно интерпретировать.

В связи с этим у меня и возникла идея на основе этой крайне незаурядной и интересной книги написать новую работу, которая отвечала бы на поставленные в ней вопросы с учетом реалий сегодняшнего дня. Хотя в своей работе я прямо позаимствовал многие основополагающие идеи автора и даже без изменений перенес названия ряда разделов, немало моментов было все же творчески переосмыслено. Кроме того, добавлено много принципиально нового.

Данная работа теоретического характера посвящена главным образом анализу переходного периода от капитализма к социализму, особенностям той переломной эпохи, когда капитализма в его классическом понимании уже нет, а социализма еще нет. В ней, в отличие от работы С. Платонова, описавшего в основном механизм достижения высших стадий развития общества, сделан акцент на описании перехода от капитализма к социализму - отсюда и разница в названиях. Здесь описаны возможные формы организации общества в этот период, динамика их развития и преобразования из одного качественного состояния в другое - но, кроме этого, в общих чертах также обозначены пути построения коммунизма и дальнейшие перспективы развития цивилизации.

Прежде чем намечать пути дальнейшего общественного развития, крайне важно правильно ответить на вопрос: в каком обществе мы сейчас живем?

Многие характерные черты нашей современной действительности дают основание утверждать, что широко распространенное мнение, будто нынешнее эксплуататорское общество - это капитализм, нуждается в серьезном критическом переосмыслении. Поэтому возникает вопрос: что собой представляет эта новая социальная система? Классический "свободно-рыночный" капитализм? Очевидно, уже нет (как это будет обосновано ниже). Тогда что же? Империализм? Государственно-монополистический капитализм? Или нечто иное? Попробуем в этом разобраться.

Так, наиболее распространенное на сегодняшний день суждение заключается в том, что эксплуататорское общество современного образца - это государственно-монополистический капитализм (ГМК). Однако на самом деле мы здесь сталкиваемся с ситуацией, когда термин, характеризующий конкретное кратковременное состояние капитализма, пытаются поставить в соответствие нынешнему обществу, которое на самом деле от ГМК качественно отличается.

Следует напомнить, что ГМК как особая форма функционирования капитализма возник в ходе Первой мировой войны в ряде участвующих в ней промышленно развитых стран. ГМК, использовавшийся для решения вполне определенного спектра задач, характеризовался чрезвычайной степенью мобилизации производительных сил и элементами централизованного управления частным капиталом. Но после окончания войны режим "чрезвычайного управления" экономикой, характерный для ГМК, быстро уступил место "обычному" империализму.

Тем не менее, эта фаза развития капитализма продолжалась недолго. Фактически она была фазой его заката и перехода в качественно новое состояние. Как убедительно показал в своей работе С. Платонов, капиталистический способ производства в его классическом смысле, а следовательно, и последняя общественная формация на основе частной собственности, изжили себя уже в течение полутора десятилетий после окончания Первой мировой войны.

Конец капитализму положил всемирный экономический кризис 1929-33 гг. (так называемая "Великая Депрессия"), после которого в развитых странах утвердился качественно новый строй. Его главный механизм функционирования заключается в том, что правящая финансовая элита, действуя согласованно и широко привлекая для достижения своих целей государственный аппарат и различные механизмы тайной власти, осуществляет планомерное присвоение и подчинение ранее стихийно складывавшихся общественных отношений. Следует особо подчеркнуть: не только производственных, но и общественных в широком понимании этого термина: целенаправленное формирование общественного сознания, контроль за средствами массовой коммуникации, планирование политической деятельности. И, что еще особенно важно подчеркнуть, весь этот процесс осуществляется на научной основе.

Этот новый строй, в сущности, реализует функцию, близкую к функции социализма, описываемой классической теорией, - "освоение" стихии производственных и прочих общественных отношений, привнесение научного подхода в управление общественными процессами - и поэтому такой строй, в самом деле, уже нельзя назвать капитализмом в его привычном смысле.

Новый строй обладает способностью, которой "классический" капитализм не обладал в принципе - он в состоянии сознательно выявлять и на научной основе разрешать общественные противоречия, не доводя их развитие до фатальности, и поэтому ему фактически уже не угрожают многие противоречия, неразрешимые в рамках капитализма. "Верхушка" этого общества - в развитых странах это финансовая элита - согласованно осуществляя управление инвестиционным циклом в масштабе всей экономики и монополизируя высшие формы экономической (прежде всего, банковско-финансовой) деятельности, фактически становится единым корпоративным собственником средств производства. Стихия частного капитала уступает место жесткому планированию с широким привлечением механизмов внеэкономического принуждения. Таким образом, эта система, как и социализм, в определенном смысле постепенно устраняет частную собственность, но только ей на смену приходит не общественная собственность, как при социализме, а кланово-корпоративная. Субъектами собственности и экономическими операторами становятся не отдельные частные лица и не народ, а финансовая элита, менеджмент корпораций, крупные мафиозные структуры, государственная бюрократия. Для господствующего при этом строе уклада характерны замена свободной конкуренции на сговор, значительно более низкий уровень рисков, зависимость экономического успеха оператора исключительно от уровня его личных связей, фактическая возможность управлять производительными силами, в создание которых не вложен личный капитал. Принятие решений, как правило, осуществляется на основе анализа не экономического эффекта, а политической целесообразности, то есть по критерию укрепления прямой власти над народом. Все это порождает полную экономическую безответственность правящей элиты, в отличие от тех же капиталистов, и приведет, в конечном итоге, к неразрешимым противоречиям принципиально иного рода, нежели при капитализме.

В рамках этого строя, который естественно назвать элитаризмом, осуществляется планомерное преобразование общественных отношений в интересах правящего меньшинства, деятельность которого со всей очевидностью уже далеко выходит за рамки процессов, описываемых классической теорией политэкономии капитализма. Что касается большинства, то оно будет терпеть над собой власть меньшинства до тех пор, пока не консолидируется для сознательной борьбы - но борьбы принципиально иного рода, нежели антикапиталистическая.

Очевидно, что элитаризму, в отличие от капитализма, уже не угрожают стихийно возникающие кризисы, порожденные характерными для последней частнособственнической формации противоречиями. Поэтому переход к социализму через народное восстание, подобное восстанию 1917 года, в кризисный период, для которого характерно ослабление власти, в эту эпоху фактически уже невозможен.

Следует ли это утверждение понимать в том смысле, что без целенаправленной борьбы прогрессивных сил с элитаризмом он может просуществовать неограниченно долго?

Успех прогрессивных сил будет всецело определяться тем, насколько эта борьба соотносится с объективным ходом общественного развития и использует противоречия, которые характерны уже для элитаристской стадии развития эксплуататорского общества и принципиально неразрешимы в его рамках. Методы борьбы против элитаризма качественно отличаются от методов борьбы против капитализма. Здесь самое главное - правильно определить противника и разглядеть то, что скрыто за фасадом "обычного" капитализма.

Для начала ответим на следующие вопросы: каким образом элитаризм соотносится с капитализмом и социализмом и какое место он, если можно так выразиться, занимает на "оси" общественно-экономических формаций?

Самый острый дискуссионный вопрос, который обозначился при описании сущности элитаризма, - это вопрос о том, является ли элитаризм разновидностью капитализма - или же он представляет собой качественно иную форму социальной организации?

На этот вопрос можно ответить следующим образом: в некоторой степени справедливо как первое, так и второе утверждение. С одной стороны, элитаризм, безусловно, - плоть от плоти капитализма: элита использует именно капиталистический уклад как фундамент своего могущества, как экономический инструмент осуществления власти над народом. Но между собственно капитализмом и элитаризмом все же есть существенные, описанные выше, отличия, заставляющие рассматривать последний как качественно новый тип общества, пусть и возникший на базе капитализма. Повторим, что самое главное отличие - это выделение особой управляющей прослойки, которая становится как бы над объективными законами, определяющими функционирование капиталистической экономики, и осуществляет централизованное управление обществом главным образом внеэкономическими методами. Если обращаться к историческим аналогиям, то элитаризм в определенном смысле имеет такое же отношение к свободно-рыночному капитализму, как абсолютизм к феодализму эпохи феодальной раздробленности, как цезаризм к раннему рабовладельческому строю. С одной стороны, эти качественные "надстройки" над эпохами можно рассматривать как составную часть этих эпох, но при этом все же есть немаловажные признаки, характеризующие их как нечто качественно новое, функционирование которого уже не может быть описано посредством законов, свойственных "классической" эпохе.

Вновь вернемся к рассмотрению переломного момента в развитии капитализма. По ленинскому определению, ГМК является той ступенькой, между которой и социализмом (в каком смысле здесь употреблять слово "социализм" - это отдельный вопрос) никаких промежуточных ступеней нет. ГМК, осуществляя централизованное мобилизационное руководство экономикой, непосредственно готовит почву для реального обобществления средств производства, на базе которого осуществляется диктатура пролетариата. Этот сценарий и был реализован в России в 1917 году, когда партия большевиков, воспользовавшись вызванным войной острейшим социально-экономическим кризисом и крайней слабостью буржуазного правительства - а самое главное - подготовленной государственно-монополистическим капитализмом экономической базой, осуществила государственный переворот в форме возглавляемого ею вооруженного восстания народных масс. После Октябрьской революции в России возник особый, принципиально новый тип общества - переходное эгалитарное общество, использующее производительные силы в интересах всего населения и сознательно осуществляющее построение социализма. По названию государства и его номинальной формы политического управления это общество вошло в историю под именем советского общества.

К природе советского общества мы вернемся ниже, но здесь подчеркнем лишь то, что советское общество все же не было в полном смысле этого слова социалистическим. Это было лишь переходное общество, которое к социализму перейти так и не успело. По ленинскому определению, оно может быть охарактеризовано как "государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией". И если для характеристики этого послереволюционного общества Ленин в своих последних работах использовал слово "социализм", то, как правило, при этом добавлял к нему выражение "в известном смысле".

Итак, фаза ГМК - это та точка бифуркации, после которой общество может пойти по двум направлениям: либо посткапиталистический элитаризм, либо предсоциалистический эгалитаризм. Но и в том, и в другом случае капитализм как целостная самодостаточная общественно-экономическая формация после окончания стадии ГМК исчезает навсегда.

Но при этом данное утверждение не следует понимать в том смысле, что будто бы "капитализм умер". Капитализм по-прежнему продолжает жить и развиваться - но лишь в качестве отдельного, пусть и немаловажного, экономического уклада. При этом нынешнему социальному строю присущи важнейшие качественные отличия от строя капиталистического в том его виде, который описывался классиками марксизма. Как уже сказано, в сложной многоукладной социальной системе элитаризма развитый капиталистический уклад, функционирующий по законам рыночной экономики и для которого по-прежнему характерна конкурентная борьба, по-прежнему присутствует, но при этом уже не является доминирующим. Общая схема построения элитарного общества напоминает пирамиду, на вершине которой находится финансовая элита, чуть ниже - промышленные транснациональные корпорации, под ними - государственный аппарат, еще ниже - средний и мелкий бизнес, и, наконец, наемные работники (пролетарии в классическом смысле). Капиталистический уклад используется в качестве насоса для перекачивания средств в пользу элиты и "пьедестала" ее господства в экономике и всех остальных сферах общественной жизни.

Элитаризму имманентно присуще стремление выйти за границы национальной элитаристской системы и выстроить всемирную "пирамиду" господства, в которую включены не только зависимые страны, но и развитые - то есть все без исключения страны мира. В настоящее время происходит объективный процесс слияния элит промышленно развитых стран при ведущей роли элиты, сформировавшейся в наиболее развитом элитаристском государстве (США), и подчинение этому элитарному конгломерату стран "третьего мира", превращенных в главный источник его могущества. При этом внутри этих стран-"доноров" под контролем мировой элиты формируется собственная элитаристская "пирамида": коллаборационистское правительство - компрадорская буржуазия - крупная национальная буржуазия - средняя и мелкая буржуазия, пролетариат и пауперы.

Важно отметить, что иерархия элитаристской системы управления обществом в зависимых "периферийных" государствах выстроена именно в такой последовательности. В этих странах, включенных во всемирную элитаристскую пирамиду в качестве ресурсного придатка, в отличие от стран-"метрополий", господствующие позиции по отношению к капиталистическому занимает государственно-бюрократический уклад, который берет на себя управление развитием общества в пределах национальных границ. В этом случае наблюдается, казалось бы, парадоксальная с точки зрения марксизма ситуация - не государство прислуживает капиталу, а наоборот: капитал находится в подчинении у государства. Правда, при этом национальное правительство отнюдь не осуществляет полный диктат - оно подчиняется, в свою очередь, иностранным транснациональным корпорациям, правительствам государств-"метрополий" и, разумеется, стоящим над ними мировым финансовым институтам. Однако в рамках границ государства именно административный уклад становится главенствующим. За примерами далеко ходить не надо: это диктатуры в странах "третьего мира" и республик, возникших на месте распавшегося СССР. Впрочем, тема развития элитаризма в нашей стране подробнее будет раскрыта в соответствующем разделе.

При осуществлении экспансии по отношению к менее развитым странам правящая элита "поднимает" население своей страны на более высокую ступень иерархии и сознательно "делится" с ним частью прибыли от их эксплуатации, тем самым превращая его в своего рода господствующий класс по отношению к трудящимся завоеванных стран.

В этом и заключается суть активно осуществляющегося в настоящее время процесса глобализации, имеющей расхожее определение "империалистическая", но которую все же правильнее называть элитаристской.

В рамках концепции элитаризма не возникает никаких трудностей с анализом такого явления, как фашизм, при описании которого со строгих марксистско-ленинских позиций иногда возникают определенные проблемы. Фашизм - это ни в коей мере не государственно-монополистический капитализм, как утверждают некоторые марксисты. Это не что иное, как наиболее жесткий, радикальный и агрессивный вариант элитаризма, и по своей экономической сути он является тем же, что и "мягкий" элитаризм в странах "западных демократий": установление контроля правящей корпоративной элиты над средствами производства в масштабе всего государства, широкое применение административных внеэкономических методов управления и всемерный контроль за сторонами жизни общества, не относящимися напрямую к экономике.

Таким образом, весь мир сейчас живет в особую эпоху, когда капитализма (в его прежнем, марксистско-ленинском, понимании) уже нет, а социализма еще нет. Описанию этого переходного периода и посвящена данная работа.

К 1917 году Россия, как и другие промышленно развитые страны, участвовавшие в мировой войне, вступила в стадию государственно-монополистического капитализма. Это предоставило прогрессивным политическим силам объективную возможность совершить социалистическую революцию и установить диктатуру пролетариата, экономическая база которой представляла собой конфискованные у крупного капитала средства производства, возможность национализации которых была подготовлена всем предшествующим процессом развития производственных отношений в рамках ГМК.

Следует подчеркнуть, что показателем промышленного развития применительно к данному контексту является не столько развитие производительных сил, сколько развитие производственных отношений. В.И. Ленин в своих работах, описывающих предреволюционный период в России, подчеркивал именно самый передовой характер развития производственных отношений, не соответствовавший степени развития производительных сил, а явившийся следствием необходимости осуществления максимально возможной концентрации капитала в условиях войны. В свою очередь, недостаточная степень развития производительных сил явилась немаловажным фактором успеха социалистической революции. ГМК, сформировавшийся в промышленно развитых центрах России, с одной стороны, и общинный характер жизни и производства большинства населения страны, с другой, в совокупности дали синергетический эффект и явились фактором перехода общества в принципиально иное, не имевшее до этого аналогов, качественное состояние.

Забегая вперед, необходимо отметить, что в последующие десятилетия фактором успеха осуществления социалистических революций в ряде стран Азии и Латинской Америки также явился общинный характер жизни основной массы населения, а также наличие отдельных локальных центров с высокой степенью развития производительных сил, сформированных путем вложения инвестиций со стороны промышленно развитых государств. То есть, с одной стороны, общая неразвитость производительных сил обрекает страну в случае ее развития по капиталистическому пути на состояние полуколонии, а с другой стороны, наличие передовых центров все же дает потенциальную стартовую возможность прогрессивным общественным силам, сформировавшихся в этих центрах, повернуть развитие страны по некапиталистическому пути. Но при этом, конечно же, решающим фактором удержания революционных завоеваний в этих странах была экономическая помощь - помощь в развитии производительных сил - со стороны Советского Союза, государства-флагмана мировой системы эгалитаризма.

Вернемся к России 1917 года. Для успешного осуществления революции в тот период было необходимо соблюдение еще двух условий: крайняя слабость буржуазного правительства, объективно обусловленная периферийным характером российского капитализма, и субъективная способность революционных сил осуществить его свержение. В России оба эти фактора были в наличии, что и позволило впервые в мировой истории заложить основы общества качественно нового типа.

Тем не менее, необходимо подчеркнуть, что успех Октябрьской революции стал возможен не потому, что в структуре производительных сил сформировались достаточные предпосылки для установления социалистического способа производства, а только лишь по той причине, что буржуазное правительство в момент острейшего социального кризиса оказалось неспособно противостоять натиску прогрессивных политических сил. Это и предопределило характер послереволюционного общества на протяжении всех последующих десятилетий.

Советское общество, несмотря на свою безусловную прогрессивность, несло в себе груз фундаментальных противоречий, порожденных несоответствием между исключительно передовым характером политической надстройки (системы власти, идеологии и декларируемых целей), с одной стороны, и неразвитостью производительных сил для новой общественной формации, с другой.

Необходимо помнить, что социализм нельзя утвердить юридическими законами. Для него должна быть подготовлена необходимая материально-техническая база, соответствующая качественно иному способу производства и производительные силы которой самой своей физической сущностью отрицают эксплуатацию человека человеком. А индустриальный способ производства с необходимостью предполагает наличие двух производящих классов: буржуазии и пролетариата - подобно тому как доиндустриальный способ производства предполагает разделение на рабовладельцев и рабов, феодалов и зависимых крестьян.

Каковы бы ни были юридические нормы в рамках индустриального общества, они не в состоянии отменить объективно обусловленные производственные отношения, соответствующие этому способу производства, и упразднить деление на классы, ибо эти классы соответствуют двум взаимообусловленным функциям: управление и непосредственное исполнение. И до тех пор пока уровень развития производительных сил не позволит возложить функции непосредственного исполнения на неодушевленные средства производства, будет существовать объективная основа деления участников производственного процесса на руководителей и исполнителей. То есть на буржуазию и пролетариат - пусть даже они и по-другому будут называться, и антагонизм между этими двумя классами будет искусственно сведен к минимуму путем изменения норм распределения прибавочного продукта - но это не отменит деления производителей на классы, которым требуется качественно различный уровень образования для участия в производственном процессе. Следует особо подчеркнуть - именно для участия в производственном процессе. Хотя целенаправленно можно и даже нужно обеспечивать равновысокий образовательный и культурный уровень для представителей обоих классов, но все же необходимо признать, что высокий культурно-образовательный уровень низкоквалифицированному рабочему может пригодиться только в свободное от работы время.

Кроме того, индустриальное производство - это производство товарное. Основная продукция, производимая в рамках этого способа производства, носит материальную основу. А материальный продукт, произведенный в условиях индустриального производства, неизбежно становится товаром, потому что на него перенесен живой труд в виде стоимости и потому что при продаже этого продукта он неизбежно отчуждается от производителя и в последующем не может быть им реализован.

Из этой характеристики индустриального способа производства следует вывод: для того чтобы полностью преодолеть, а не только смягчить, социальное отчуждение, имеющее место в его рамках, необходимо наличие нового способа производства, исключающего объективные предпосылки этого отчуждения.

Если говорить конкретно - новый способ производства должен обладать следующими фундаментальными характеристиками. Во-первых, функции непосредственного исполнения (физический труд) должны быть возложены на неодушевленные средства производства. Это даст возможность преодолеть классовую парность и превратить всех участников производственного процесса в представителей однородного социального слоя, с равновысоким культурно-образовательным уровнем, который естественным образом позволит всем без исключения трудящимся участвовать в производственном процессе на равных правах, уже без деления на управляющих и управляемых. Во-вторых, характерный для этого способа производства продукт должен обладать свойством неотчуждаемости и беззатратного неограниченного копирования.

Нынешнему поколению, в отличие от участников революции 1917 года, вполне понятен смысл данного требования. Развитие комплексного автоматизированного производства дает в перспективе реальную возможность полностью отказаться от физического труда и переложить те функции, которые ранее выполнял промышленный пролетариат, на автоматические средства производства. Главным продуктом, производимым на новой материально-технической базе, станет знание, играющее роль необходимого средства для разработки и непосредственного изготовления новой продукции, для управления производственным процессом. Знание будет превращено в непосредственную производительную силу, главный, определяющий фактор развития производства.

В настоящее время в недрах индустриального способа производства активно формируется новый производящий класс, который станет основным при будущем способе производства - это научно-техническая интеллигенция (ученые в области естественных наук, инженеры), в ведении которой находится развитие средств производства; и гуманитарная интеллигенция (врачи, учителя, культурные работники), которые формируют человека как основную производительную силу.

По причине господства индустриального уклада в структуре производительных сил эта категория трудящихся пока занимает подчиненное по отношению к эксплуататорскому классу положение, глубоко противоречащее ее перспективным интересам и объективному предназначению. Однако элита существует лишь постольку, поскольку существует пролетариат, по отношению к которому она выполняет "парную" функцию руководства. Элитаризм не может не развивать производительные силы, пусть и со значительными перекосами, и в соответствие с этим будет развиваться, становясь самодостаточным и способным обойтись без руководства "сверху", и качественно новое поколение трудящихся. Именно эта социальная группа, по мере развития постиндустриального уклада, став более многочисленной и влиятельной, осознав свои классовые интересы, послужит могильщиком всех реакционных форм общественного устройства и строителем настоящего социализма.

Возвращаясь к описанию послереволюционного периода развития нашей страны, необходимо отметить, что к тому времени ни о какой базе социализма не могло быть и речи. Производительные силы находились на уровне, соответствовавшем даже не развитому капитализму западных стран, а капитализму среднего уровня развития; и кроме того, значительная их часть была физически уничтожена в ходе империалистической и Гражданской войн. Налицо было противоречие между крайне неразвитыми производительными силами и самой прогрессивной на тот момент политической надстройкой общества. Кроме того, после поражения социалистических революций в Германии и ряде стран Восточной Европы новое общество оказалось один на один с враждебным капиталистическим (а позднее - элитаристским, в том числе фашистским) окружением, стремящимся уничтожить ростки прогрессивного эгалитарного общества и превратить СССР в объект порабощения и разграбления.

В этих условиях возникла объективная необходимость в форсированном развитии производительных сил с тем, чтобы они соответствовали даже не социализму, а хотя бы вышли на уровень самых передовых капиталистических стран. Ибо без построения индустриального базиса, соответствующего высокоразвитому капиталистическому (или возникшему на его базе элитаристскому) государству, не может быть и речи о построении социализма, не говоря уже о коммунизме. Причем преодолеть этот разрыв необходимо было в кратчайшие сроки, опираясь исключительно на собственные силы, в экстремальных условиях острого экономического, политического и идеологического противостояния с миром элитаризма, доходящего в определенные периоды до жесточайшего военного столкновения. Перед СССР встала необходимость создать фактически с нуля свою металлургическую, химическую, машиностроительную, а позднее - атомную, электронную и ракетно-космическую промышленность; свою фундаментальную науку и систему образования, а также освоить и включить в орбиту народного хозяйства гигантские географические пространства. То есть построить полностью самодостаточную социально-экономическую базу, "симметричную" социально-экономической базе мирового элитаризма во главе с США.

Именно в этом и заключалось историческое предназначение советского общества, возглавляемого РКП(б) - ВКП(б) - КПСС: в построении мощного индустриального базиса, в преодолении изначального разрыва со странами, реализующими диаметрально противоположный общественный идеал - то есть в создании необходимой социально-экономической базы для дальнейшего развития общества по пути к социализму. И не более того.

Оглядываясь назад на этот героический, без преувеличения, путь, можно смело утверждать, что свою действительную историческую миссию Советский Союз выполнил "на отлично". И не стоит сожалеть о том, что СССР не построил коммунизм и даже социализм - перед ним объективно-исторически такой задачи не стояло и стоять не могло. Система построения советского общества соответствовала именно этой задаче и никакой другой. История советского общества - это история индустриализации, не выходящей за рамки способа производства, возникшего на базе капитализма. Дальнейшее развитие по пути к социализму и коммунизму будет осуществляться в рамках качественно иного общества, которое придет на смену прошлому СССР и которое вполне может быть названо будущим Советским Союзом.

После того как мы разобрались с историческим предназначением советского общества, рассмотрим его природу.

Первоначально советское общество, как известно, представляло собой многоукладную социальную систему. "Командные высоты" в экономике занимала национализированная банковская сфера и крупная промышленность. Частнособственнический мелкотоварный уклад занимал сферы сельскохозяйственного и кустарного производства, торговли, услуг. Этот механизм представлял собой воплощение ленинских идей "новой экономической политики" - отход от чрезвычайщины "военного коммунизма" и предоставление всем желающим свободы хозяйствования в определенных рамках.

Представлял ли собой НЭП путь к социализму? С одной стороны, Ленин в своих последних работах, посвященных проблеме кооперации, писал, что социализм - это строй "цивилизованных кооператоров". С другой стороны, он, признавая, что "НЭП - это всерьез и надолго", при этом тут же добавлял: "но не навсегда". Ленин, очевидно, не подразумевал под понятием "цивилизованные кооператоры" хозяйствующие субъекты периода НЭПа и осознавал, что между эпохой НЭПа и эпохой социализма как строем цивилизованных кооператоров должны пройти минимум несколько десятилетий. И при этом он четко представлял себе магистральный путь развития общества по пути к социализму - построение индустриального базиса, все составляющие которого должны быть как минимум на том же уровне, что и в передовых капиталистических странах. Кроме того, очевидно, что он стоял у истоков индустриализации, став инициатором и вдохновителем плана ГОЭЛРО. Другое дело, что Ленин не предполагал, что история вскоре после его смерти поставит СССР перед жесткой необходимостью форсированно наращивать свою материально-техническую мощь в ущерб прогрессу производственных отношений в экономике и демократических начал в политике.

Факторов, предопределивших сворачивание НЭПа и его замену на мобилизационную экономику, можно выделить несколько. Во-первых, свою историческую задачу - восстановление производительных сил до предвоенного уровня - он выполнил. Во-вторых, стала более ощутимой угроза Советскому Союзу со стороны западных стран. И, наконец, углубился кризис самого НЭПа, проявлявшийся в увеличении ценового разрыва на промышленные и сельскохозяйственные товары, социально безответственной экономической политике кулачества, обретении все большего влияния частнособственнического уклада на общество и государство. Не были изжиты ни безработица, ни эксплуатация человека человеком. Поэтому в тех конкретно-исторических условиях потенциал развития общества в условиях НЭПа был исчерпан, и на новые вызовы времени предстояло ответить принципиально иной социально-экономической модели - а именно мобилизационной экономике и тоталитаризму как политической надстройке над ней. Субъективный фактор - личные качества И.В. Сталина, олицетворявшего этот период развития советского общества, - сыграл здесь роль далеко не решающую. Отнюдь не Сталин повлиял на ход дальнейшего развития - а объективная необходимость в мобилизационной экономике и тоталитаризме сделала возможной приход к власти именно того человека, чьи субъективные качества в наибольшей степени соответствовали сущности этого объективного процесса. Утверждение, что Сталин будто бы своей волей смог на долгие десятилетия повернуть страну "не туда", - не более чем проявление исторического идеализма.

Во всяком случае, в те годы при любом раскладе до социализма было еще далеко - слишком намного партия большевиков, взяв власть в 1917 году, опередила свое время. Поэтому приходилось создавать, может быть, в некотором смысле противоестественные социально-экономические конструкции ради предотвращения реставрации эксплуататорского строя, ради сохранения базовых эгалитарных принципов построения общества и курса на социалистическое развитие.

С экономической точки зрения, мобилизационная модель общества представляет собой единую государственную монополию, использующую наемный труд всех трудящихся страны. В условиях эгалитарного общества прибавочный продукт, производимый этой государственной монополией, расходуется, помимо расширенного воспроизводства производительных сил, на социальные нужды всех членов общества.

Назвать эту социальную систему государственным капитализмом, несмотря на наличие некоторых внешних формальных признаков, было бы неточно - хотя бы по той простой причине, что у социальных "антиподов", развивающихся параллельно с советским обществом - элитаристских государств Запада - капитализма как такового уже не было. А заведомо более прогрессивная социально-экономическая система, очевидно, имеет еще меньше оснований содержать в своем определении понятие "капитализм". Капитализм, как известно, соответствует высшей и исторически последней форме частной собственности - капиталу. Здесь же частная собственность уже отсутствует. Но является ли подобная собственность общенародной (общественной)? Смотря что понимать под характеристикой собственности. Если только способ присвоения и распределения произведенного продукта - то в определенном смысле общественная. Если способ управления - то это государственно-бюрократическая собственность, пусть и функционирующая в интересах всего общества.

Очевидно, что социализмом этот строй можно назвать, только добавив ленинскую оговорку: "в известном смысле". Образно выражаясь, это был "протез" социализма, но не социализм в полном смысле слова - а то, что он был назван социализмом, ни в коей мере не меняет его объективной сути. Это то, что Маркс пророчески называл "грубым коммунизмом", осуществившим только механического упразднение, снятие капитала, но при этом выступающим в качестве "всеобщей частной собственности", "отрицающим повсюду личность человека", для которого характерно "равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом", когда "категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей". [К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., т. 42, с. 114-115.]

Но при этом советское общество, несмотря на недостаточную для более высокой социально-экономической формации степень развития производительных сил, несмотря на многие свои недостатки и противоречия, было обществом ярко выраженного эгалитарного характера. В советском обществе не существовало и не могло существовать никакой социальной группы, интересы которой, как в элитарном обществе, были бы диаметрально противоположны интересам широких народных масс и которая в своих эгоистических интересах осуществляла бы над ними наносящее им ущерб господство. В элитарном же обществе наблюдается именно такое положение вещей, и наличие подобного правящего слоя можно считать главным критерием элитарного построения общества.

В историческом аспекте социально-экономическая система, соответствовавшая советскому периоду развития общества, олицетворяла собой первую фазу переходного периода от капитализма к социализму. Она по своей природе является предсоциалистическим эгалитаризмом и соответствует временному периоду от конца государственно-монополистического капитализма до начала переходного периода между индустриальным и постиндустриальным способом производства. Между этими вехами развития производительных сил может существовать как эгалитарное, так и элитарное общество - в зависимости от того, кому принадлежит политическая власть.

Элитарному же обществу на этом отрезке истории соответствует доглобалистская фаза развития элитаризма, для которой характерны зарождение элитаризма, первые попытки становления жесткой формы элитаризма с последующим их крахом, начало процесса слияния национальных элит, а также формирования транснациональных экономических инструментов элиты, единого идеологического и культурного пространства.

Вернемся, однако, к исследованию сущности советского общества. Здесь крайне важно осветить роль особого социального слоя, сыгравшего определяющую роль в судьбе страны - советской бюрократии.

Объективно роль советской бюрократии была обусловлена характером производительных сил после революции. Так как уровень их развития соответствовал индустриальному способу производства, то классовый расклад советского общества неизбежно должен был соответствовать объективной необходимости деления участников производственного процесса на управляющих и управляемых. Роль управляемых, как и прежде, выполняли промышленные рабочие, потерявшие, однако, основания называться "пролетариями" в силу общественного характера присвоения прибавочного продукта. В частнокапиталистическом укладе, сохранявшемся до момента становления мобилизационной экономики, роль управляющих, как и прежде, выполняла буржуазия. А в государственном экономическом укладе именно бюрократия играла роль, в эксплуататорском обществе выполняемую буржуазией или элитой, и ее значение стало особенно ярко выраженным в период мобилизационного развития экономики. Таким образом, видно, что если даже и ликвидировать буржуазию юридически, ее роль в рамках нисколько не изменившегося при этом способа производства неизбежно перейдет к особой управляющей прослойке. Речь, отметим, здесь все же идет лишь о функции управления, а не о функции присвоения. Впрочем, это несоответствие неизбежно должно было сказаться в дальнейшем - и оно сказалось.

Теперь необходимо раскрыть сущность понятия "диктатура пролетариата" применительно к советской модели общественного устройства.

Если под диктатурой пролетариата понимать прямую власть рабочих, то такой диктатуры действительно не существовало. Государственная система управления, сформировавшаяся в первые десятилетия Советской власти, представляла собой диктатуру политического авангарда народа - Коммунистической партии, сосредоточившей в своих руках все рычаги управления обществом. Хотя в Советы, которым формально принадлежала власть, направлялись представители рабочего класса, но они фактически лишь оформляли готовые решения, принятые партией. С одной стороны, система кастовости при формировании органов власти полностью отсутствовала - рабочий класс был кадровым резервом для пополнения управленческой прослойки. Но с другой стороны, те, кто не входил во властные структуры, не могли контролировать их работу и участвовать в принятии государственных решений. Да и сами представители бюрократии имели полномочия принимать решения только в пределах своих функциональных обязанностей. То есть для этой системы характерна предельно узкая специализация гражданина при выполнении своей общественной роли.

На базе мобилизационной экономики возникла и развилась соответствующая ей система власти - бюрократическая система с жесткой пирамидальной иерархией монархического типа.

Такая система власти может быть названа опосредованной диктатурой пролетариата, в рамках которой политический авангард народа осуществляет власть в интересах трудящихся, хотя и без привлечения их к управлению. В принципе, такая модель власти является оправданной в том случае, когда ее представители по своим моральным качествам и политическим убеждениям являются более прогрессивными, чем большинство населения. Тогда отстранение основной массы народа от принятия государственных решений может предотвратить "приведение в соответствие" политической надстройки и уровня развития производительных сил, проще говоря - реставрацию капитализма и становление элитаризма.

Но в условиях крайней неразвитости производительных сил и опасности военного нападения платой за сохранение курса на построение социализма неизбежно становится превращение государства в своего рода тоталитарную общину, которая жертвует интересами отдельных людей в пользу форсированного прогресса производительных сил. Тоталитарная община распоряжается рабочей силой, личной жизнью, свободой, имуществом, а подчас и физическим существованием граждан во имя достижения главной цели своего функционирования - построения индустриального базиса в предельно сжатые сроки. В такой общине господствует крайне жесткая система власти, и от того, что его имущество, свобода, жизнь не будут востребованы системой, не может быть гарантирован никто. Представители бюрократии, как и простые граждане, также отвечают за качество проделанной работы своей свободой и жизнью. Таким образом, в этой системе правят не отдельные граждане, не законы и даже не ее руководители, а интересы общины в целом.

Утверждать, что вся власть принадлежала Сталину, также было бы ошибкой. Этой системе объективно присуще жесткое пирамидальное построение, и во главе ее неизбежно должен был стать какой-нибудь человек, в руках которого сходились бы все нити управления, который был бы олицетворением этой системы. Проще говоря - "Хозяин", который персонифицировал бы в себе всю совокупность общественных отношений в рамках тоталитарной общины, который был бы единоличным управляющим всех производительных сил и на службе у которого - а на самом деле у общины в целом - состоял бы каждый гражданин-общинник. В этом смысле Сталин, несмотря на внешние признаки абсолютного монарха и диктатора, несмотря на крайне жесткую форму своего правления, объективно являлся выразителем реальных интересов общества на том этапе его развития.

Каковы бы ни были лишения, испытываемые трудящимися СССР в тот период, они были общими для всех, так же как общим трудом осуществлялось построение общего для всех индустриального базиса. Ни в каком смысле нельзя сказать, что при этом кто-то наживался за счет страданий трудящихся и устраивал себе роскошную жизнь на несчастье других. Только поэтому народ и терпел над собой деспотичную по форме, но не по сути, власть. Только потому, что советский гражданин считал власть справедливой - а отнюдь не стараниями карательных органов - он принимал тоталитаризм как единственное в тех конкретно-исторических условиях средство, исключающее возможность падения в пропасть элитаризма, и отдавал ради общего блага все, что у него было. А ради блага элиты (неважно - финансовой или государственно-бюрократической) народ способен терпеть тоталитаризм, "закручивание гаек" и культ "вождя" только лишь в течение весьма непродолжительного времени.

При подведении итогов анализа этого периода истории необходимо подчеркнуть, что именно в рамках этапа мобилизационной экономики и тоталитаризма 30-х - 50-х гг. были построены основы эгалитарного советского общества и заложен крупноиндустриальный базис. Именно в этот период страна выстояла в прямой военной схватке с радикальным элитаризмом. Но следует согласиться и с тем очевидным суждением, что оборотная сторона действительно великих побед, достигнутых в те десятилетия - это их исключительно высокая цена. Это и насильственное изменение жизненного уклада крестьянства, превращенного в источник средств для проведения форсированной индустриализации. Это и жизнь населения в условиях крайнего аскетизма, и работа до изнеможения. Это и миллионы каторжников ГУЛАГа, лишенных свободы зачастую по специально надуманным обвинениям и брошенных на освоение вечной мерзлоты. Со всей очевидностью можно утверждать, что в основании советского индустриального базиса - не только освобожденный от воли частного собственника или элиты труд сотен миллионов людей, но и личное горе, и тяжкие страдания, и насильственная смерть. Но иной сценарий был невозможен - в тот период развития за достижение великих целей, за преодоление социального отчуждения, неизбежно нужно было отдавать очень высокую плату.

При объективном научном подходе неуместны ни апологетическое восхваление созданной Сталиным системы, ни бездумное навешивание ярлыков типа "контрреволюция", "термидор" и "бонапартизм". У каждой исторической эпохи есть свое объективное предназначение, и самое важное - правильно понять именно его, а не заниматься идеологическими спекуляциями, выплескивая эмоции на основании одних лишь внешних признаков.

К середине пятидесятых годов тоталитаризм и мобилизационная экономика, сыгравшие на определенном историческом этапе позитивную роль, себя изжили - прежде всего потому, что их объективное предназначение было выполнено. Страна построила свой индустриальный базис, по мощи и качественному оснащению сравнимый с индустриальным базисом наиболее развитых элитаристских государств, отстояв при этом завоевания революции в ходе самой жестокой войны в мировой истории и добившись невиданного прежде авторитета на мировой арене.

В связи с этим курс на некоторое смягчение экономических и политических норм, проводимый послесталинским руководством, отражал объективные тенденции дальнейшего общественного развития. Повышение доли товаров народного потребления в общем объеме производимой продукции, реализация программы массового жилищного строительства, предоставление колхозам большей экономической самостоятельности, а его труженикам - права свободно выбирать местожительство - ознаменовали собой отход от вынужденного аскетизма периода мобилизационной экономики. Реабилитация необоснованно осужденных, смягчение идеологического прессинга, осуждение культа личности, пусть и обусловленное конъюнктурными соображениями, положили начало иной политической эпохе в рамках истории советского общества.

После смерти в 1953 году Сталина, игравшего роль единоличного управляющего, экономическая система претерпела переход от "монархического" типа управления к "олигархическому" - руководство различных ведомств и регионов в отсутствие "Хозяина" стали выступать в качестве хотя и не самостоятельных, но обладающих своими интересами экономических субъектов. Вместо отношений беспрекословного подчинения под страхом репрессий фактически начали формироваться отношения с элементами саморегуляции путем договоренностей между бюрократическими группами.

Именно тогда начали закладываться объективные экономические предпосылки будущей приватизации, хотя в ту пору даже высшему бюрократическому руководству мысль о такой возможности показалась бы абсолютно невозможной. Но в экономике и политике определяющим фактором является не личная совесть или провозглашенная идеология, а объективно сложившиеся отношения в обществе.

Ярким показателем становления бюрократической подсистемы как самодостаточного и обладающего собственным коллективным интересом слоя стало организованное руководством ряда регионов и ведомств отстранение от должности первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева осенью 1964 года. Хрущев, будучи "промежуточным" лидером между Сталиным и Брежневым на временной шкале, был таковым и по стилю своего правления. Это проявлялось в том, что, с одной стороны, осуществляя диктаторскими методами бурную деятельность по реформированию системы управления обществом, развитию производительных сил (самый яркий пример - космонавтика), он пытался выступать как единоличный управляющий, опосредовавший в себе интересы народа. С другой стороны, в период его правления бюрократический аппарат начал осознавать себя как особый социальный слой, обладающий собственными "сословными" интересами субъект общественных отношений, и Хрущев, пришедший к власти путем подковерных бюрократических интриг и многим обязанный своим подчиненным, уже не мог в чистом виде управлять сталинскими методами. Хотя это явилось только субъективным фактором изменения стиля управления. Главный объективный фактор - отсутствие необходимости в мобилизационной экономике - был причиной отхода от жесткого "монархического" стиля управления, а отсутствие институтов контроля за властью и экономикой силами каждого гражданина предопределило, в свою очередь, становление вместо "монархизма" регионально-ведомственного бюрократического "олигархизма".

Между двумя крайними состояниями - опосредованной единоличным управляющим властью народа и непосредственной властью народа, между этими двумя разноуровневыми витками спирали - неизбежно должна была пройти свой путь диктатура бюрократии как обладающего собственными интересами коллективного субъекта общественного развития. Выступив сначала в ипостаси управляющего слоя на службе народа, затем - правящего слоя элитаризма, бюрократия в дальнейшем неизбежно и со всей остротой испытает на себе процесс коренной ломки экономической и политической структуры, выражающийся в нарастающей неэффективности корпоративно-иерархических структур и повышении роли сетевых экономических форм и соответствующих им институтов прямого народного самоуправления. Впрочем, это дело будущего. Пока власть "сильных мира сего" над простыми людьми кажется незыблемой. В соответствующем разделе посмотрим, что будет дальше.

Итак, к середине шестидесятых годов в целом сложился социальный слой, обладающий своими "сословными" интересами и выполняющий функцию коллективного руководителя общества. И если бюрократия, зародившаяся при Сталине, объективно выражала интересы всего общества и своих "сословных" интересов не имела, то послесталинская бюрократия, лишившаяся контроля "сверху" - который был ни чем иным как опосредованным контролем "снизу" - свои корпоративные интересы поставила на первый план. Но, конечно, это не означает, что бюрократия в одночасье обрела антинародную сущность - для того чтобы сформировались объективные экономические и организационные предпосылки перехода к элитаризму, должен был пройти довольно значительный промежуток времени, измеряемый десятилетиями.