В конце апреля 1986 г. страна, называвшаяся Советским Союзом, а вместе с ней и весь мир пережили крупнейшую в истории техногенную катастрофу. Первую реакцию на нее иначе как всемирным шоком и не назовешь. Впоследствии первый и последний президент СССР Горбачёв не раз признавался, что к такого масштаба катастрофе он был не готов. Но и наши атомщики были не больно-то готовы. А то, что в результате получилось, хорошо известно: сотни героев-пожарников, сотни тысяч героев-ликвидаторов, уход из жизни при не до конца выясненных обстоятельствах академика В.А. Легасова, возглавлявшего правительственную комиссию по Чернобылю, радиационное загрязнение значительных территорий, отселение населения, засыпка развороченного реактора с воздуха, сооружение саркофага, всеобщая радиофобия, приостановка строительства АЭС. Не только в СССР, но и во всем мире. И полная потеря доверия к атомщикам, их научно-технической состоятельности и, увы, к науке в целом. В России это доверие не восстановлено до сих пор. Гораздо реже говорят о том, что необходимость в сверхсрочном порядке ликвидировать последствия катастрофы и последующее драматическое разрушение СССР, чему Чернобыль в немалой степени способствовал, надолго отложили открытый разговор о конкретных физико-технических причинах Чернобыля, хотя очевидно, что такой разговор рано или поздно неизбежен. По логике вещей именно наши атомщики должны были первыми разъяснить обществу истинные причины Чернобыльской катастрофы, а при наличии разномыслия и поспорить о них меж собой. Поспорить на виду у всей мировой общественности, кровно заинтересованной в установлении истины. Но произошло нечто противоположное...

Работая в 90-х гг. прошлого века в редакции журнала Президиума РАН "Энергия: экономика, техника, экология", по долгу службы изо дня в день я читал присылавшиеся в журнал материалы на тему Чернобыля, чуть ли не в каждом из которых звучал недоуменный вопрос: как такое могло произойти? И открывая очередную статью или письмо, я всякий раз надеялся, что кто-то из тех, что имели непосредственное отношение к расследованию катастрофы, объяснит, наконец, членораздельно: с какой стати 4-й блок ЧАЭС взял да и взорвался. И что это был за взрыв? С тем, что он не был ядерным взрывом, соглашались практически все, но каково происхождение взрыва? Ясности не было.

Российская наука состояла и состоит не только из атомщиков и не только из академиков. Причину Чернобыльской катастрофы начали искать люди, которые могли бы ее и не искать. И число доброхотов не сокращается. Что само по себе делает честь пытливости отечественной научно-технической интеллигенции.

В 2006 г. московское издательство "Белые альвы" в серии "Национальная безопасность" выпустило в свет книгу В.Г. Васильева "Катастрофа Чернобыльской АЭС. Приближение к истине". Издатель в предисловии написал, что книга Васильева "ставит точку в двадцатилетней эпопее по определению причин катастрофы планетарного масштаба".

Что за "точка" поставлена Васильевым?

Не с каждым искателем первопричины Чернобыля имеет смысл дискутировать. Но Васильева к числу людей необразованных или некомпетентных в области атомной энергетики никак не отнесешь. В 1954-1960 гг. он учился в МХТИ им. Менделеева (на одном курсе с Валерием Легасовым). Затем работал в знаменитой среди советских атомщиков "девятке" (ставшей впоследствии ВНИИНМ им. Бочвара). И поддерживал при этом, как отмечает он сам, "творческие связи с Легасовым, обосновавшимся в ИАЭ им. Курчатова". В 80-х гг. он был сотрудником МАГАТЭ и в этом качестве встречался с Легасовым, когда последний приезжал в Вену с докладами об аварии на ЧАЭС (август 1986 г. и апрель 1987 г.). При этом часть материалов, с которыми выступал академик Легасов перед международной общественностью, как намекает Васильев, готовил именно он, Васильев. Вернувшись в Москву, в течение ряда лет Валерий Васильев работал в Минатоме и был достаточно близок к тогдашнему атомному министру Михайлову. Тем самым Васильева по праву можно отнести к профессиональным атомщикам. Но его точка зрения на причину катастрофы кардинальным образом отличается от той, что была изложена в официальном докладе МАГАТЭ, подготовленном 23 высокопоставленными советскими атомщиками (14 из которых были сотрудниками ИАЭ им. Курчатова).

На какие факты опирается Васильев в своих умозаключениях? Да на те же, что и составители официального доклада. Других нет.

25 апреля 1986 г., пишет он, перед выводом 4-го блока ЧАЭС в плановый ремонт (реактор РБМК-1000, номинальная тепловая мощность 3200 МВт), на нем было продолжено снижение тепловой мощности с 1600 МВт до 1000-700 МВт, при которых предполагалось провести испытания выбега турбогенератора с нагрузкой собственных нужд. Однако при отключении системы автоматического регулирования, что предусмотрено регламентом эксплуатации реактора при малой мощности, оператор не смог достаточно быстро устранить возникший дисбаланс измерительной части системы, и тепловая мощность упала ниже 30 МВт. Все дальнейшее можно изложить в виде последовательности четырех событий, произошедших, всех вместе взятых, за менее чем 24 минуты.

Событие первое: 26 апреля 1986 г., 01 ч. 00 мин. - 01 ч.15 мин. - мощность удается стабилизировать на уровне 200 МВт, после чего к шести работающим насосам подключаются еще два, что приводит к увеличению расхода воды, уменьшению парообразования и падению давления пара в барботере-сепараторе (БС).

Сопутствующее событие (СС): охранник реакторного цеха, молодой, здоровый и в хорошей физической форме мужчина, находившийся ближе всех к "крышке" реактора, пожаловался на внезапно возникшую головную боль.

Событие второе: 01:15 - 01:23 - в БС наблюдаются провалы по давлению пара и провалы по уровню воды ниже аварийной уставки. Чтобы избежать остановки реактора, персонал блокирует сигналы автоматической защиты по этим параметрам.

СС: начальник реакторного цеха, находившийся в это время на отметке +50 м (под крышей реакторного зала, то есть над реактором), наблюдает непонятное свечение в зале, а также "подпрыгивание" металлических "кирпичей" биозащиты реактора (масса одного "кирпича" 350 кг).

Событие третье: 01:23.04 с - из-за отсутствия пара отключается турбогенератор ТГ-8 (ТГ-7 был отключен еще днем 25 апреля). Начинается медленное повышение тепловой мощности реактора.

Событие четвертое: 01:23.40 с - начальник смены дает команду нажать кнопку АЗ-5, по сигналу которой в активную зону реактора вводятся все регулирующие стержни автоматической защиты. Стержни пошли вниз, но через несколько секунд раздались удары, и оператор обнаружил, что стержни-поглотители остановились, не дойдя до нижних концевиков. Раздаются последовательно два сильных глухих взрыва, над 4-м блоком взлетают горящие куски, часть которых падает на крышу машинного зала. Электрическое освещение гаснет. На крыше разгорается пожар...

В 1988 г. через специально пробуренные скважины в шахту реактора удалось заглянуть с помощью перископа и видеокамеры. Шахта была практически пуста, а 700-тонная бетонная крышка реактора, опираясь на края шахты, застыла над ней почти в вертикальном положении. Так хозяйки, пытаясь сдвинуть крышку с бурно кипящей кастрюли, иногда проваливают ее наполовину в кастрюлю. Но темновато под саркофагом и не все удалось разглядеть.

История техники знает немало примеров, когда одни и те же факты приводили разных аналитиков к диаметрально противоположным выводам. В официальном заключении, благосклонно принятом и Горбачёвым, и МАГАТЭ, 23 подписанта утверждали, что в ночь с 25-го на 26 апреля 1986 г. оперативный персонал 4-го блока ЧАЭС нарушил все технические инструкции, какие только имел возможность нарушить.

- Формально вы правы, - отвечает подписантам Васильев, - но взрыв-то вы, господа хорошие, так и не объяснили!

- Разгон реактора на мгновенных нейтронах начался, - отвечают несведущему атомщику сведущие, - оттого и взрыв.

- Причем тут мгновенные нейтроны?.. реактор работал на тепловых нейтронах, а не на быстрых и лишь на 6% номинальной мощности. Ему бы еще разгоняться да разгоняться, а он взял да и взорвался! - возмущается Васильев.

И приобретает тем самым право на собственную версию.

Но какова она?

В приведенном выше перечне цитируемых Васильевым событий вполне сознательно я оставил лишь два СС (головную боль охранника и надреакторные наблюдения начальника реакторного цеха), но опустил другие СС, которые представляются Васильеву более важными, чем те, что мною выписаны выше, и на корреляции которых с техническими событиями он строит свою версию.

Теперь васильевский перечень СС я частично восстановлю: "...с/ст (сейсмостанция. - Б.О.) регистрирует более 20 сейсмопроявлений... с/ст зарегистрировала импульсный сигнал, интерпретируется как гравитационный силовой импульс, распространяющийся по разлому..., с/ст зарегистрировала два импульсных сигнала, аналогичных предыдущему... операторы увидели около 20 световых вспышек, несколько шаровых молний, сопровождаемых глухими взрывами...".

Полагая, что теперь васильевских СС я привел достаточно, позволю себе заметить, что современные сейсмографы настолько чувствительны, что их "стрелки" никогда не стоят на месте, а потому с сейсмопроявлениями можно скоррелировать все, что угодно. Ногой топни - и получишь сейсмопроявление. С чем едят гравитационный силовой импульс, распространяющийся по разлому, думаю, не объяснит и сам Васильев. Но это к слову. А версия Васильева "гениально" проста: Земля-матушка тряхнула - и вместе с непонятной природы вспышками и шаровыми молниями 700-тонную крышку реактора подбросила, а начинку из-под крышки вытряхнула. Ну а далее пожар и исчезновение обычного света, то есть электрического. Главный васильевский вывод также "гениально" прост: не вовремя и не там АЭС построили. Тем самым место и время катастрофы версией Васильева превращены в причину катастрофы. До такого даже 23 подписанта не додумались. Потому и не рады они книге Васильева, несмотря на то, что Васильев реабилитировал и РБМК, и ядерную энергетику, и всех атомщиков.

Видимо, надо искать версию, отличную и от версии 23, и от версии Васильева?

РБМК (реактор большой мощности канальный) состоит из каналов (труб), внутри которых размещаются тепловыделяющие сборки (ТВС), каждая из которых состоит из набора тепловыделяющих элементов (твэлов), представляющих собой герметизированные стопки таблеток из обогащенного (до 2% по U-235) диоксида урана. Каналы вместе с ТВС окружены в активной зоне реактора графитом, служащим для замедления нейтронов, а тепло ТВС, то есть энергия деления ядер U-235, снимается водой, прокачиваемой через каналы насосами. В каналах генерируется пароводяная смесь с давлением около 70 атм, пар из которой после сепарации поступает на паровые турбины, вращающие электрические генераторы. Чтобы не подвергать персонал опасности радиоактивного облучения, теплообмен в подобных каналах исследовался экспериментально (в диапазоне температур 300-6500С) по большей части на единичных каналах и с имитацией ТВС электрическими нагревателями. В непростом этом теплообмене атомщики пока не до конца разобрались (см. по этому поводу статью В. М. Федуленко, начальника лаборатории ИЯР РНЦ "Курчатовский институт", "Энергия", 11’94). Однако после того, как в 1973 г. первый РБМК-1000 начал работать на Ленинградской АЭС (до сих пор работает), внимание атомного руководства к нерешенным проблемам РБМК было утрачено.

Реакторная сборка 4-го блока ЧАЭС содержала не один, а 1659 каналов (урана в них 190 т, циркония 170 т). Вместе с графитом (1760 т) эти каналы и создавали активную зону реактора, ограниченную плоским дном (донной крышкой), цилиндрическим корпусом и (сверху) той самой массивной плитой, которая до 26 апреля 1986 г. находилась в горизонтальном положении, а теперь стоит под саркофагом на кромке пустой реакторной ямы (шахты) на попа. Конструктивных деталей, окружающих активную зону, на самом деле больше (еще и радиационная защита нужна), но суть не в них, а в том, что раскаленная активная зона - с 1659 трубами, внутри которых вода с паром и давлением 70 атм - находится в работающем РБМК-1000 в замкнутом, но не герметизированном объеме. А это значит, что, если хотя бы одна из труб даст течь, водяной пар, во-первых, начнет накапливаться в активной зоне, а во-вторых, поступать через щели в соседствующие с активной зоной пустоты, а через них и в реакторный зал.

А теперь четыре задачки из школьной физики.

1) На кастрюле диаметром 14 м симметрично и свободно лежит чуть большего диаметра крышка массой 700 т. Какое давление нужно создать под крышкой, чтобы крышка "запрыгала" над кастрюлей?

Ответ: поскольку на крышку действует не только ее вес, но и атмосферный столб, давление пара должно быть около 1,5 атм (не таким уж и большим).

2) Допустим, что та же кастрюля имеет объем 1250 куб. м, при этом лишь 10% этого объема свободны (пусты), а остальное заполнено графитом и трубами, имеющими температуру 4000С. С какой скоростью должна поступать в кастрюлю вода (которая тут же превращается в пар), чтобы (при отсутствии потерь пара) за 20 минут увеличить давление под крышкой кастрюли от 1 атм до 1,5 атм?

Ответ: со скоростью 15 граммов или 15 куб. см в секунду (всего-навсего!).

3) Какой газокинетической энергией обладает газопаровая смесь в такой кастрюле при давлении 1,5 атм?
Ответ: около 30 МДж, что соответствует энергии взрыва примерно 10 кг пороха.

4) Каковы должны быть теплозатраты, чтобы 1760 т графита нагреть от 1000С до 4000С? И сколько нужно воды, чтобы за счет парообразования  вернуть этот графит к исходной температуре, то есть "остудить"?

Ответ: используя справочные данные по удельной теплоемкости графита и теплоте парообразования воды, находим, что теплозатраты составят около 400 ГДж, что на четыре порядка величины больше энергии газопаровой смеси, образовавшейся в активной зоне. Воды на "остужение" графита нужно 170 т, то есть целый бассейн.

ТВП-версия Чернобыльской катастрофы не кажется мне надуманной. Во-первых, все и всяческие трубы имеют склонность время от времени течь. Во-вторых, из-за трубной протечки одна атомная катастрофа уже случалась (Кыштым, 1957 г.), о чем можно прочесть в статьях эмигрировавшего в Англию бывшего советского ученого Жореса Медведева ("Энергия", No.8, 1990 и No.10, 1990). Долгое время Кыштымская авария была засекречена, но в 1989 г. наши атомщики и в ней самой, и в ее трубной причине вынуждены были признаться. Наконец, главное: ни один материал "не любит" температурных градиентов (ни пространственных, ни временных), а 25 апреля 1986 года 4-й блок ЧАЭС был настолько "изнасилован" изменениями тепловой мощности (3200 МВт - 1600 МВт - 1000 МВт -700 МВт - 30 МВт - 200 МВт), что "получил право" на них отреагировать. И, скорее всего, протечка одного или нескольких каналов возникла на 4-м блоке еще до тех четырех событий, которые перечислены выше, то есть до часа ночи 26 апреля, а возможно, и 25 апреля 1986 г. Далее протечка могла лишь увеличиваться.

Операторы АЭС - народ особый. Не могу представить себе профессионального оператора АЭС (а с некоторыми из них мне доводилось общаться), который, сидя за пультом управления реактором, не почувствовал бы, что управляемая им машина начала вести себя как-то не так. И эти люди наделены обостренным чувством ответственности. Они не имеют права разогнать реактор, ибо опасаются последствий такого разгона никак не меньше, чем обыватели. Но не имеют права и вдруг остановить его, ибо не могут не понимать, что от нормального функционирования одного такого реактора, как РБМК-1000, зависит благополучие около миллиона человек. Именно потому операторы АЭС сражаются за власть над реактором до конца. Что значит оператор не смог достаточно быстро устранить возникший дисбаланс измерительной части системы? Да только то, что он едва ли уже и мог это сделать. Одна ситуация, когда активная зона реактора прогрета равномерно, другая - когда из-за температурных градиентов и парового давления внутри активной зоны зону эту уже начало корежить, регулирующие стержни стали ходить не так, а измерительные приборы разбалансировались. Тем не менее пусть и с задержкой по времени оператор 4-го блока ЧАЭС справился со своей задачей. Но с этого момента в его сознании все более нарастало ощущение несоответствия между усвоенными им представлениями о свойствах управляемой им машины и реальными свойствами того объекта, с которым в текущие минуты он имел дело. Оператор управлял не во всем знакомой ему машиной! Нелогичные действия в таком психическом состоянии не исключены.

Между 01:00 и 01:15 (26 апреля) радиоактивный пар из активной зоны реактора, по всей видимости, уже просачивался в реакторный зал, а охранник реакторного цеха им уже дышал, почему и почувствовал головную боль. Между 01:15 и 01:23 давление пара под крышкой реактора, скорее всего, уже достигло тех полутора атмосфер, которые мы насчитали выше. Но мы предполагали, что по поверхности крышки давление распределено равномерно, а вот это вряд ли имело место. Сие означает, что крышка "плясала" на своей кольцевой опоре так, как "пляшет"  крышка кастрюли над кипящей водой...

Действия тех, кто в те трагические минуты управлял реактором, понять непросто. Зачем реактор, доведенный до 1% номинальной мощности (практически остановленный), надо было разгонять заново? Зачем к шести работающим насосам подключили еще два и тем самым уменьшили парообразование (в то время как собирались вроде бы испытывать турбогенератор, что без пара невозможно)? Зачем заблокировали сигналы автоматической защиты, когда давление пара стало проваливаться, а уровень воды упал ниже аварийной уставки? Для того ли уставки устанавливались, чтобы их так просто нарушать? Однако никакие действия оперативного персонала на ход событий уже не могли повлиять. Это под крышкой реактора было в среднем около полутора атмосфер. Вблизи дыры или щели в одном из каналов могли быть десятки атмосфер, создававшиеся струей (или струями) горячей пароводяной смеси. И этот пар от места протечки трубы расходился по всей активной зоне реактора, все более напрягая ее конструкцию в механическом смысле. И едва ли это расхождение напоминало спокойное течение. Скорее всего, это был достаточно сложный колебательный гидродинамический процесс, а если сказать по-простому, разбухавший от пара реактор трясло, и амплитуда тряски с каждой секундой нарастала.

Нажатие кнопки АЗ-5 было вполне логичным (стоило ли продолжать игру, если турбины отключены, а реактор вышел из-под контроля?). Но оно лишь ускорило развязку. Стержни пошли, но до конца не дошли, что очевидным образом свидетельствует о том, что, во-первых, активная зона была уже механически деформирована, а во-вторых, что деформация эта, а значит, и ее первопричина (дыра в трубе) находились в нижней части активной зоны. В любом случае ввод стержней уменьшил объем, занимаемый паром, а значит, увеличил его давление, что и привело к взрыву. Если бы кнопку АЗ-5 не нажали, взрыв все равно бы произошел, но несколько позже.

В 1957 г. на закрытом комбинате "Маяк" взорвались емкости с радиоактивными отходами. Долгое время, охлаждаемые водой, они не вызывали никаких опасений. Но труба потекла, и воду отключили. А поскольку к повышению радиоактивности это не привело, ее и не спешили включить снова. Вследствие этого медленно, но верно от происходивших в емкостях химических реакций начала расти температура. Заодно накапливались взрывоопасные продукты реакций. Этот процесс в принципе мог бы еще продолжаться. Но случилась нечаянная искра. Силу прозвучавшего взрыва можно охарактеризовать тем, что, по многочисленным свидетельствам местных жителей, двери в домах распахнулись в радиусе до 10 км от места взрыва. Но это был вовсе не ядерный взрыв...

Устойчивость системы согласно теории, созданной выдающимся русским математиком Александром Ляпуновым (1857- 1918), может быть описана с помощью того или иного дифференциального уравнения, решение которого зависит от малого параметра. Пока этот параметр, оставаясь малым, не достигает некоторого критического значения, решение остается однозначно устойчивым. При критическом значении возникает бифуркация, то есть возможность и устойчивого решения, и неустойчивого (разрывного). Реальная бифуркация, как правило, осуществляется в два этапа: сначала разрывается самая слабая или самая напряженная связь, нарушающая устойчивость всей системы, затем по системе прокатывается волна разрушения. Малым параметром кыштымской емкости с радиоактивными отходами была концентрация взрывчатых (химических) веществ, малым параметром подмосковного купола - механическая нагрузка в самом слабом звене, малым параметром 4-го блока ЧАЭС - скорость поступления пара в донную область активной зоны реактора. С точки зрения теории Ляпунова, только в том между приведенными примерами и разница.

Чернобыльский взрыв был более чем заурядным (10 кг пороха или несколько более). И если бы он не привел к выбросу раскаленной начинки реактора, содержавшей в 10 тыс. раз больше тепловой энергии, он едва ли бы привел к пожару, который не так-то просто удалось погасить. А если бы - и это, конечно, главное - он не привел к выбросу радиоактивности, уступающему по числу кюри (3,7.10¹⁰ беккерелей) лишь выбросу Кыштымской катастрофы, о нем едва ли бы кто теперь вспоминал.

Нетрудно показать, что у парового взрыва не было сил, чтобы подбросить 700-тонную крышку реактора, как на том настаивает Васильев (будучи подброшенной, она едва ли бы снова "вписалась" в реакторную яму). Но у него было достаточно сил, чтобы крутануть крышку относительно оси, проходящей через точки касания крышки с кромкой реакторной ямы. В таком, "крутанутом", положении она и застыла. Через открытую крышку была выброшена и большая часть, по-видимому, уже раздробленного графита, что снова заставляет предполагать, что источник пара (дыра в канале) и главный "паровой мешок" (объем с наибольшим давлением пара) находились на дне реакторной ямы ближе к тому краю крышки, который теперь находится наверху. Именно отсюда, по всей видимости, исходила та сила, что взорвала активную зону реактора, и тот момент силы, что "крутанул" 700-тонную крышку.

Когда в 1988 г. удалось заглянуть на дно реакторной ямы, закрытой бетонной плитой диаметром 14 м и толщиной 2 м (на дно кастрюли), оказалось, что в юго-восточном секторе плита прожжена. Не объясняя, откуда тут могла появиться плазма, то есть ионизованное вещество, Васильев написал, что это произошло в результате воздействия высокотемпературной плазменной струи. Однако к такому же эффекту, по всей видимости, способна привести и горячая водно-паровая смесь, истекающая под давлением 70 атм из заурядной дыры в самой что ни на есть заурядной трубе. Подобное утверждение поддается проверке.

"26-27 апреля 1986 г. Клиническая больница No.6 приняла 299 человек, у 145 из них была установлена острая лучевая болезнь различной степени тяжести, 13 проведена пересадка костного мозга. Не удалось спасти 28 человек с крайне высокими дозами облучения".

Это цитата из книги Васильева, посвятившего свой труд памяти Валерия Алексеевича Легасова и жертв катастрофы Чернобыльской АЭС.

К такому посвящению можно только присоединиться.

Казалось бы, что такого особенного в изложенной выше версии? Разве трубы не текут? Разве вода не испаряется? И разве пар не обладает давлением? Почему ТВП-версию Чернобыльской катастрофы никто из атомщиков не обсуждал, а если и обсуждали, то в закрытом режиме? Но как только задаешь себе последний вопрос, тут же понимаешь, что говорить о ТВП-версии открыто - значит поставить вопрос об ответственности за катастрофу, что может понравиться не всем.

Ядерное оружие и ядерная энергетика рождены одной и той же физикой, одним и тем же временем (а именно временем "холодной войны", не Советским Союзом, как известно, развязанной) и в значительной степени одними и теми же людьми, работавшими в условиях строгой секретности. С тех пор секретность у атомщиков в крови. И если бы речь шла о секретах создания ядерного оружия, атомщиков было бы нетрудно понять. Но что осталось секретного в развороченном на глазах у всего мира 4-м блоке ЧАЭС? На непросвещенный обывательский взгляд, ничего абсолютно. Однако можно секретить не только военную тайну, но и чью-то ошибку или недоработку, а то и  заурядную глупость.

Проинтегрировав всех и вся, Валерий Васильев реабилитировал всех и вся. Да и как он мог поступить иначе, если, по его версии, во всем виновата Земля-матушка? Но попробуем кое-что продифференцировать.

Замечательный французский математик, физик и философ Анри Пуанкаре в своих философских публикациях о науке неоднократно подчеркивал, что наука не занимается сутью вещей, а лишь отношением вещей. А отношения вещей имеют устойчивую тенденцию к усложнению. Чрезмерные усложнения ведут к бифуркациям. И при создании сложных технических объектов этим моментом едва ли позволительно пренебрегать.

Нет оснований сомневаться в том, что отдельно взятый канал с урановыми ТВС в определенном диапазоне параметров был доведен физиками-атомщиками  до высокой степени надежности. А если бы этим физикам дали побольше времени и денег, они бы сделали его еще более надежным. Но когда каналы были объединены в сборку (в активную зону реактора), возникли новые отношения: между отдельными каналами и между активной зоной и другими составляющими реактора. Когда же появилась система управления реактором, появились и отношения между реактором и системой управления, а также между системой управления и управленцами-операторами. Как свое интеллектуальное открытие Васильев преподносит рассмотрение еще более сложной системы: Человек (Оператор) - Машина (Ядерный реактор) - Природа (Земля). Но суть не в том, что он дополнительно усложнил систему, а в том, что он усложнил ее недостаточно.

И Человек, и Машина рождены одной и той же Природой, и уж коли Васильев решил пофилософствовать на подобную тему, ему следовало ввести в рассмотрение систему: Природа - Общество - Человек - Машина (именно в такой иерархии). Над природными катаклизмами ни отдельно взятый человек, ни общество в целом не властны, но современный человек зависит более от Общества, чем от Природы, которую он совсем неплохо научился использовать. Им же, Обществом, чаще всего определяются и требования, а значит, и свойства, в том числе недоработки, создаваемых и управляемых Человеком Машин ("вы этого достойны"). И если Общество делает Человека заложником Машины, причем тут Природа?

Нравится это кому или не нравится, но ядерная энергетика пришла в этот мир навсегда. Заглушить атомные реакторы не менее опасно и не менее дорого, чем эксплуатировать. А потому ядерная энергетика как таковая ни в чьей реабилитации не нуждается. Джин уже вырвался из бутылки, и загнать его обратно едва ли кому удастся. Другое дело, что новые отношения вещей, кои принесла с собой ядерная энергетика, осознаны людьми еще явно недостаточно и должны оставаться предметом исследования, лежащим на стыке естественных, технических и гуманитарных наук. К сожалению, стык пока не больно-то получается. Главным образом потому, что требует научного, а не конъюнктурного (не корпоративного) отношения к проблеме.

Нелегко предъявлять обвинения и операторам АЭС, в обязанность которых входит строгое исполнение технических инструкций. Нарушать инструкции, конечно же, недопустимо. Никакая либерализация общественной жизни не может отменить необходимости соблюдения технических документов АЭС, кои есть плод многолетних исследований и опыта, накопленного при эксплуатации атомных объектов. Но если сама Машина начинает вести себя не по инструкции - какой может быть с операторов спрос?

Не понятно, за что реабилитировать и рядовых физиков-атомщиков, занятых конкретными исследованиями и разработками. Они просто делали свою работу. Надо было, скажем, разработать СУЗ (систему управления и защиты), призванную поднимать и опускать стержни-поглотители - так система эта и была разработана. И поднимала, и опускала.

А вот реабилитировать без всестороннего анализа концепцию РБМК оснований не видно. На мой взгляд, этот реактор очевидно не доработан. И не стоит доказывать его надежность, жонглируя "одной стотысячной". Чернобыль от так называемой расчетной надежности атомщиков-концептуалистов, то бишь системщиков, не оставил и следа. И куда эти системщики после катастрофы попрятались? И стоит ли собственные системные недоработки перекладывать на осужденных операторов или бессловесную Природу?

Нет никаких оснований смотреть на энергетический реактор общепромышленного применения как на потенциальную атомную бомбу. Чтобы изготовить последнюю, необходимо иметь ядерное топливо совсем другой степени обогащения и совсем другую конструкцию. Реактор не бомба, а, скорее, мощная печка, обладающая малоприятным свойством радиоактивности. Но поскольку печка эта работает не сама по себе, а совместно с целым рядом других агрегатов и машин, она обладает достаточно непростыми связями с этими агрегатами и машинами, исследованными лишь в определенном диапазоне параметров, выходить за которые недопустимо (для чего и существуют инструкции). То же самое можно сказать не только об энергетических реакторах, но и, например, об агрегатах химического производства. Таков техногенный мир в целом, требующий постоянной бдительности. И там, где эта бдительность находится на должном уровне (например, на ЛАЭС), уже много лет безо всяких проблем работают и такие реакторы, как РБМК. Гомогенные реакторы ВВЭР (водо-водяные) по единодушному мнению специалистов более безопасны, чем РБМК. А впереди, по всей видимости, АЭС на быстрых нейтронах, еще более безопасные. И не стоит пугать людей зависимостью АЭС от реальной сейсмики. В прошлом году очень сильное землетрясение в Японии, вызвавшее разрушение значительного числа зданий, мостов и прочих сооружений, не привело ни к одному аварийному событию на АЭС, коих в Японии примерно столько же, сколько в России. И Человек, и Общество очень многое могут, если объективно осознают стоящие перед ними задачи.

Можно ли было предотвратить взрыв на 4-м блоке ЧАЭС? В принципе да. Каким образом? А что делают хозяйки, когда крышка над кипящей кастрюлей начинает подпрыгивать? Известно что: снимают крышку. И вот тут-то и возникает системное НО. Снятие крышки, то есть выпуск пара из активной зоны реактора, вступает в противоречие с необходимостью радиационной защиты. Сними крышку - и радиация попрет в реакторный зал. Потому оперативное снятие крышки на РБМК и не предусмотрено. Потому же: в принципе да, а реально - нет. Чтобы сброс ненужного пара стал возможным даже при закрытой крышке, реактор и следует доработать. И это тоже вполне возможно. Было бы понимание проблемы и желание ее решить. Но как только атомщики это признают, им придется снять обвинения с Природы и принять кое-что на себя. В любом случае любой обыватель имеет право требовать, чтобы столь мощная и опасная машина была рассчитана на оператора-"дурака": что бы он ни делал, катастрофические неполадки должны быть исключены абсолютно.

Что же касается атомной администрации, то есть высокопоставленных атомщиков-чиновников, о реабилитации которых также печется Васильев, то где он видел прошения этих атомщиков о реабилитации? Бывший президент Горбачёв, выступая в день двадцатой годовщины Чернобыля по телевидению, всячески старался вызвать сочувствие у телезрителей (за что, мол, ему Господь послал такое?), но о реабилитации не заикался. Выступивший вслед за Горбачёвым академик Велихов рассказывал о таблетках с йодом, кои он раздавал чернобыльским детям. Рассказывал так, будто он не президент самого известного в стране атомного центра, а детский врач. И тоже не заикался о реабилитации. Директор-координатор РНЦ "Курчатовский институт" А.Ю. Гагаринский в своем письме в "СР" ("Отечественные записки", 26 апреля 2006 г.), оправдав, как и Васильев, всех атомщиков, заявил, что "и российская, и мировая наука уже знает ответы" на вызовы Чернобыля. Но позволительно спросить: она их когда узнала - до или после? Если до, почему не предотвратила катастрофу? А если после, чем докажет, что знает правильные ответы? В последние два года российские телезрители имели возможность следить и за эпопеей бывшего атомного министра Адамова, сначала обвинявшегося, а затем и признанного виновным в присвоении средств, предназначенных для повышения безопасности отечественных АЭС. Но и он не подавал никаких прошений о реабилитации, в то время как свою вину отрицал с пеной у рта.

Кого же конкретно реабилитировал Валерий Васильев?

No answer.

Если высокопоставленные атомщики действительно жаждут реабилитации, то первое, что им следует сделать, - это извлечь из-под саркофага все 1659 труб и показать, что среди них нет ни одной прожженной.

Однако отважатся ли на  подобную эксгумацию расчлененного трупа погибшего реактора наши атомщики-концептуалисты?

P.S. Как стало известно, два высокопоставленных "атомщика-концептуалиста", а именно президент США Буш и президент Украины Ющенко, договорились о поставках на Украину американских урановых ТВС. Цель подобной договорённости - вытеснение России с украинского рынка ядерного топлива. Однако все ныне действующие украинские энергетические реакторы - это реакторы советского производства, и с системной точки зрения, их перевод на американские ТВС совершенно недопустим. За безопасность подобного симбиоза могут поручиться только те, кому одного Чернобыля мало.