За территориальным, финансовым и ресурсным переделом мира, о котором говорят все, скрывается гораздо более серьёзный передел мира - миграционно-демографический передел жизненного пространства между расами и цивилизациями, последствия которого не только для славян, но и для всей индоевропейской расовой общности катастрофичен. Косовский колокол звонит не только по "Третьему Риму".

Львиная доля внимания мировой околополитической публики, называющей себя "мировым сообществом", прикована к такой преходящей материи, как конвульсии мирового и национального финансового рынка. При этом финансовая сфера всё теснее сливается и переплетается с виртуальной реальностью глобального "киберпространства", в котором различимы фишки, но не игроки. Более серьёзные люди прогнозируют будущее, исходя из баланса сырьевых и энергетических ресурсов.

Но за территориальным, финансовым и ресурсным переделом мира, о котором говорят все, скрывается гораздо более серьёзный передел мира - миграционно-демографический передел жизненного пространства между расами и цивилизациями, последствия которого не только для славян, но и для всей индоевропейской расовой общности катастрофичен. Косовский колокол звонит не только по "Третьему Риму"

То, что произошло в Чечне, Боснии и в Косово, уже через десяток лет станет жестокой реальностью в европейских мегаполисах, которые окончательно превратятся в чужеродные этнические анклавы, пьющие последние скудные соки из "больных поздних потомков" некогда великих народов.

Важнейшая сфера, в которой национальные интересы России в области долговременного развития объективно не совпадают с интересами стран "восьмерки" (чью позицию отражает "Римский клуб"), а также с интересами ряда перенаселенных стран, соседствующих с Россией, (Япония, Корея, Китай, среднеазиатские и закавказские государства СНГ, Турция) - народонаселение и демография.

К сожалению, общего универсального решения глобального демографического кризиса, приемлемого для всех стран и народов, составляющих человечество, не существует. Общеизвестны доклады Римского клуба "Пределы роста" [1] и "За пределами роста" [2], положенные в основу политики ООН. Моделируя сценарии глобального развития на основе усредненных параметров, они создают иллюзию единства интересов "мирового сообщества" и возможности единой мировой политики в области народонаселения, приемлемой в том числе и для России. Но на самом деле происходит "расчет средней температуры по больнице", в результате чего вымирающая Россия "лечится" международными организациями и программами от перенаселения (внедрение политики "планирования семьи" в общегосударственном масштабе на кредиты ЕС и МБРР).

Важнейшее упущение, лежащее в основе всех "усредненных" моделей мирового развития - отрицание общеисторического закона неравномерности развития государств и этнокультурных общностей - в том числе и миграционно-демографического. Между тем, именно миграционно-демографический передел мира и связанные с ним конфликты определяют лицо мировой политики сегодня и, тем более, будут определять его завтра, во всем XXI веке.

Такой глобальный политический процесс, как "конфликт Севера и Юга", то есть "развитых" и "развивающихся" стран , ни что иное, как конфликт двух типов воспроизводства населения в условиях ограниченности мировых ресурсов.

Теория (а возможно и проект) "цивилизационных разломов" Самуэля Хантингтона имеет ту же объективную основу - борьба этноконфессиональных общностей за жизненные ресурсы, принимающая форму пограничных и внутренних конфликтов, религиозных и политических движений. В связи с тем, что этноконфессиональная принадлежность зачастую определяет тип воспроизводства населения (характерный пример - Косово), весьма характерным становится сценарий: миграция - демографическая (репродуктивная) экспансия - отторжение (Косово, Босния, Израиль).

При этом, конфликты, связанные с миграционно-демографическим переделом, не обязательно связаны с вооруженным конфликтом, особенно на начальных фазах процесса (рост мусульманских общин в Германии и Франции, составляющих ныне 10-20% населения), что не снижает угрозы, а лишь меняет ее формы и переносит острую фазу кризиса на будущее. При этом, как это наблюдается в Косово, конфликтный потенциал, накапливаясь по мере нарушения этнического баланса, становится политической бомбой с дистанционным управлением из третьих стран.

Актуальность миграционно-демографической угрозы для России была в полном объеме продемонстрирована в Москве во время явно инспирированных извне азербайджанских волнений в начале мая 1998 года. Особую тревогу вызывает совмещение этих событий с весьма символической встречей лидеров антироссийской коалиции на Кавказе (Азербайджан, Грузия, Турция) на юбилее Г.Алиева, а также общая эскалация напряженности на Кавказе. Малейшие сомнения в искусственном характере азербайджанских волнений в Москве развеял посол Азербайджана, официально заявивший о решимости более чем полумиллионной азербайджанской общины в Москве "защищать свои права" и впредь.

Фактически России была официально предъявлена угроза начала диверсионно-террористической войны в Москве с частичной демонстрацией возможностей Баку по управлению "пятой колонной" в случае необходимости.

Это стало возможным в результате непродуманной и неэффективной политики Кремля в области миграции и демографии: вблизи российской столицы и в ней самой было размещено не менее 400 тысяч иностранных граждан призывного возраста (35-40 дивизий!), содержащихся за счет российской экономики и охваченных весьма действенной (но не российской!) системой управления.

Однако данный пример - лишь частный случай более общего явления последних лет: стремительного формирования в крупных городах России многочисленных и хорошо организованных этнических общин, контролирующих значительную долю товарно-денежных потоков. При этом значительную долю этих общин составляют недавние переселенцы из бедных и перенаселенных стран-"метрополий" (Азербайджан, Армения, Вьетнам, Китай), прямо заинтересованных в притоке денежных средств из-за границы и вывозе излишков населения. Так, по некоторым данным, ежегодно из Москвы в Азербайджан поступает около 8 млрд. долларов - и это лишь часть чистой прибыли, получаемой азербайджанской диаспорой в Москве за счет вытеснения коренного населения из коммерческой сферы.

Характерно, что этнические колонии в российских городах находятся под официальным или неофициальным патронажем соответствующих государств, использующих их в качестве средства непосредственного давления на Россию, как это было описано выше.

Сегодня в российских городах проживает, легально и нелегально, несколько миллионов выходцев из демографически избыточных государств ближнего и дальнего зарубежья. Учитывая, что по большинству прогнозов коренное население России в ближайшие годы продолжит сокращаться на 1 млн. человек в год, численность иностранных этнических колоний (общин) в российских городах в ближайшие 3-5 лет по меньшей мере удвоится (миграционная экспансия) с последующим естественным удвоением за 25 лет (демографическая экспансия).

Одно из отрицательных последствий неконтролируемого роста иностранных колоний (общин) - занятие ими свободного жилищного фонда, что дополнительно способствует снижению рождаемости среди коренного славянского населения.

Помимо миграционно-демографической экспансии в города России, отдельно следует выделить массовую миграцию китайского населения на территорию Дальнего Востока и Сибири, где российское население уже сегодня соизмеримо с фактической численностью китайского.

В целом, демографическая ситуация и демографическая политика руководства России сегодня такова, что демографически избыточные государства рассматривают Россию в качестве малонаселенной территории, благоприятной для переселения туда избыточного населения (т.е. для колонизации в исходном смысле этого слова), причем масштабы миграционной экспансии прямо коррелируют с убылью коренного населения в России в ходе реформ.

Поэтому обеспечение устойчивого развития России на ближайшие десятилетия настоятельно требует действенной политики существенного повышения рождаемости коренных народов России и жесткого ограничения миграционно-демографической колонизации (экспансии) со стороны перенаселенных государств. Этот курс должен проводиться вплоть до стабилизации мирового населения, то есть примерно до второй половины XXI века.

Характерно, что в данном случае необходимые условия устойчивого развития и безопасности России находятся в резком противоречии с "универсальной" политикой и рекомендациями ООН и международных организаций по так называемому "устойчивому развитию", навязывающих России политику "планирования семьи" (т.е., по старой терминологии, ограничения рождаемости) и глобализации экономики, снижающей контроль за миграционными потоками.

Налицо объективное несоответствие долговременных национально-государственных интересов России в области народонаселения и той реальной демографической политики, которую осуществляют на ее территории целый ряд государств и международных организаций - зачастую при активной поддержке исполнительной власти. В этих условиях потребность в жесткой, целенаправленной и независимой государственной политике в области демографии, миграции и национальных отношений растет день ото дня.

Сегодня целый ряд иностранных государств проводят на Российский территории свою демографическую политику более масштабно и целенаправленно, чем сама Россия. В условиях надвигающегося передела мира, который будет не только и не столько ресурсным, сколько миграционно-демографическим, запаздывание в этой сфере оплачивается миллионными человеческими потерями, а в ближайшей перспективе - и утратой территорий.

Если предшествующие переделы мира проводились посредством войны, как продолжения политики иными средствами, то грядущий мировой кризис будет разрешен "политикой, как продолжением войны иными средствами".

В числе "иных средств" передела мира демографическая политика, безусловно, стоит на первом месте, особенно в долгосрочном масштабе.

Исторически практика сознательного управления социально-демографическими процессами возникла одновременно с возникновением централизованных государств нефеодального типа со сравнительно развитой системой разделения труда и широким использованием письменности и статистики (Египет, Междуречье и, в особенности, древнекитайские царства).

Если феодальная традиция рассматривала население как неотъемлемую принадлежность земельного надела (лена, удела, вотчины, имения), даваемого феодалу в "кормление", то древнекитайская практика государственного строительства и управления широко и осознанно использовала методы социального управления в повседневной практике, надолго (в хронологии Скалигера, но не Фоменко - А.И. Орлов) опередив европейскую мысль.

Так, классический древнекитайский трактат "Шан цзюнь шу" (Книга правителя области Шан) [3], датируемый 4 в. до н. э., и оказавший заметное влияние на китайскую государственную традицию, основное внимание обращает на рост населения с опережающим развитием продовольственной базы путем "обработки пустующих земель" и создания продовольственных резервов.

Автор трактата рекомендует весьма сложную систему государственной статистики:

"Могущественное государство знает тринадцать видов подсчета: числа едоков в стране, числа взрослых мужчин и женщин; старых и слабых; чиновников и воинских начальников, тех, кто добывает себе пропитание речами; богатых; поголовья лошадей и быков; количества сена и соломы.

Если тот, кто хочет сделать свою страну сильной, не знает ничего об этих тринадцати видах подсчета, то его государство, несмотря на благоприятные природные условия и многочисленность населения, будет все слабее и слабее и в конце концов будет расчленено".

Определенное внимание обращалось на оптимальное соотношение площади сельскохозяйственных земель и численности населения - то есть именно на ту проблему, которая сегодня многократно обострилась и в Китае, и на планете в целом. Также в трактате говорится об устойчивости государственного управления в течение длительных промежутков времени (несколько поколений). Можно сказать, что это была одна из первых формулировок проблемы устойчивого развития, значительно опередившая свое время.

К сожалению, "Книга правителя области Шан" стала доступна в европейских переводах сравнительно поздно, не раньше второй половины XX века, и была достоянием узкого научного круга синологов и специалистов по древней истории. Первое издание на русском языке, выполненное Л.С. Переломовым, вышло в России в 1992 году, сделав учение Шан Яна доступным для российских социологов, политологов и правоведов в качестве достаточно актуальной и в настоящее время социально-политической модели.

Говоря о становлении и развитии европейской научной традиции в сфере демографии и смежных дисциплин, следует начать с классического труда Т.Мальтуса "Опыт о законе народонаселения" [4]. Впервые изданный в 1798 году в разгар промышленной революции и связанного с ней демографического бума в Европе XIX века, "Опыт" вскрыл одно из глубинных противоречий развития любого общества: явление компенсации абсолютного экономического роста быстрым ростом народонаселения, в результате чего среднедушевое потребление стабилизируется на уровне, близком к физиологическому минимуму.

"Исходя из современного состояния заселенных земель, - пишет Мальтус, - мы вправе сказать, что средства существования при наиболее благоприятных условиях применения человеческого труда никогда не могут возрастать быстрее, чем в арифметической прогрессии". При этом, "если возрастание населения не задерживается какими-либо препятствиями, то это население удваивается примерно через каждые 25 лет и, следовательно, возрастает в каждый последующий двадцатипятилетний период в геометрической прогрессии."

Условия, в которых темпы роста сельскохозяйственного производства соответствовали бы темпам "естественного" роста населения (с периодом удвоения около 25 лет), встречались достаточно редко - в основном при сельскохозяйственном освоении малозаселенных территорий (Северная Америка 18-19 в.), освоении новых сельскохозяйственных культур, значительно превосходящих традиционные по урожайности (картофель, кукуруза), либо при резком улучшении агротехники и ирригации ("зеленая революция" 60-70-х годов в "третьем мире"). Как справедливо отметил Мальтус, такие благоприятные условия носят временный характер, после чего рост пищевой базы достигает естественных пределов (исчерпание пустых земель и др.), после чего рост населения ограничивается ростом смертности от голода и сопутствующих социальных факторов.

В результате Мальтус подошел к обоснованному выводу, который навлек на него несправедливые обвинения в антигуманности на последующие 200 лет: он сделал совершенно обоснованный вывод, что при естественно-биологическом темпе размножения населения голод, бедность и другие факторы преждевременной смертности выполняют роль естественного регулятора численности населения и не могут быть устранены перераспределением продуктов труда внутри социума (благотворительность, пособия для бедных и др.).

Этот вывод не мог не навлечь на Мальтуса уничтожительной критики со всех сторон - со стороны церкви и благотворительных организаций, сторонников научного и промышленного прогресса (так как прогресс, по Мальтусу, вел, в конечном итоге, лишь к механическому росту населения, но не устраняя социальных бедствий), сторонников социальной справедливости (так как любое перераспределение богатств при бесконтрольном росте населения дает лишь временный эффект). В ходе этой критики Мальтусу были совершенно необоснованно приписаны призывы к массовому уничтожению "избыточного" населения с помощью сознательного устройства голода, войн и эпидемий, в то время, как он только перечислил их в числе факторов преждевременной смертности!

"К категории... разрушительных препятствий к размножению населения..., - пишет Мальтус - необходимо отнести вредные для здоровья занятия, тяжкий, чрезмерный или подвергающий влиянию непогоды труд, крайнюю бедность, дурное питание детей, нездоровые жизненные условия больших городов - болезни, эпидемии, войну, чуму, голод."

Легко показать, что при равновесии смертей и рождений (стабильная численность населения) избыточная (неестественная) смертность от перечисленных "разрушительных препятствий" за период естественного удвоения населения (около 25 лет) будет равна численности населения. Поэтому Мальтус сделал очевидный вывод о том, что снижение смертности и социальных бедствий, связанных с перенаселенностью, может быть ограничено снижением рождаемости до уровня, при котором темпы роста населения, по меньшей мере, не превышали бы темпов экономического роста. При этом единственным морально приемлемым средством ограничения рождаемости Мальтус считал регулирование брачно-семейных отношений.

Полемизируя с Юнгом по вопросу о целесообразности наделения бедных семей земельными наделами под картофель, Мальтус впервые, пусть в неявной форме, ввел представление о предельной плотности населения, как функции урожайности земледелия в данной местности:

"Всюду, где, как в Ирландии, картофель составляет главную пищу народа и где каждый желающий вступить в брак наделяется небольшим полем, засеяв которое картофелем, он в силах уже прокормить семью, во всех таких странах можно бесполезно истратить все государственное достояние на премии за указание лучшего способа для доставления бедным работы, пока какое-либо могущественное препятствие не остановит быстрого размножения населения...

Конечно, люди, питающиеся исключительно картофелем, не могут страдать от неурожая хлеба; но разве существует какая-нибудь несообразность в предположении неурожая картофеля? Картофельное поле дает большее количество питательных веществ, чем любое другое (примерно, в 5 раз по сравнению с пшеничным - примечание авторов), поэтому, если картофель вдруг сделается преимущественной пищей народа, то в первое время его производство будет превышать потребление и народ будет иметь этот продукт в изобилии. Но когда все общинные земли будут розданы, распространившийся обычай вступать в брак в молодых годах вызовет самые тягостные и сложные бедствия. Тогда, вследствие чрезмерного размножения населения и истощения источников, доставляющих пропитание, среднее производство картофеля уже не будет превышать средний размер потребления и неурожай картофеля будет так же возможен, как современный неурожай хлеба. Но если он проявится, то причинит неизмеримо большее бедствие. В тех странах, где подобно Англии, народ питается таким ценным продуктом, как пшеница, в случае неурожая можно найти значительное подспорье в других продуктах. Но когда народ питается самыми дешевыми продуктами, то в случае неурожая ему остается только одно средство - питаться древесной корой, причем огромное число людей, доведенных до такой крайности, несомненно погибнет от голода и болезней."

В данном отрывке, помимо неявного определения плотности населения, Мальтус вплотную подошел к формулировке таких проблем, как устойчивое развитие и продовольственная безопасность, положив, по сути, начало современной глобалистике.

Объективность основных положений работы Т.Мальтуса разительным образом подтвердилась полвека спустя после выхода "Опыта..." в свет. Причем именно на примере затронутой им Ирландии. Неустойчивость натурального и мелкотоварного хозяйства Ирландии, основанного на картофельной монокультуре, предсказанная Мальтусом теоретически, в полной мере проявилась в 1845-1846 годах во время "картофельного голода", связанного с эпидемией картофельного фитофтороза, вызвавшей моровой голод, значительно сокративший население. Единственным спасением для многих миллионов ирландцев от голодной смерти была эмиграция в Северную Америку, располагавшую в то время почти неограниченными земельными ресурсами (политика бесплатного выделения "гомстэдов" - неосвоенных земельных участков под фермерские хозяйства - продолжалась в США до первой четверти ХХ в.).

Что же касается собственно Ирландии, то даже в 1880 году ее население, страдающее от голода, эпидемий (холера 1849 г.) в сочетании с массовой эмиграцией достигло уровня 1801 года, уменьшившись с 1841 года вчетверо!

Пример продовольственно-демографической катастрофы в Ирландии XIX в., предсказанный Мальтусом, важен для нас еще в двух отношениях. Прежде всего, демографическая катастрофа в Ирландии - весьма и весьма адекватная локальная модель глобального кризиса, прогнозируемого на начало - середину XXI века, тем более, что по своим экологическим и демографическим показателям Ирландия середины прошлого века аналогична типичной развивающейся стране сегодняшнего времени.

Усредненная модель мирового развития, описанная в работах "Римского клуба", не учитывает таких факторов, как неодновременность возникновения и распространения глобального кризиса и непредсказуемость начала его острой фазы, которая инициируется достаточно случайными природными явлениями (например, неурожаем). Естественным следствием неравномерности развития глобального кризиса будет, как и в случае с Ирландией, распространение миграционных волн, вызывающих вторичные кризисные явления в других регионах ("принцип домино"). Но если в прошлом веке волна ирландской эмиграции была поглощена малонаселенными Соединенными Штатами, то сегодня "малонаселенной территорией", отведенной сопредельными странами и "мировым сообществом" для сброса миграционных потоков, будет Россия.

Как показано выше, эта угроза уже реализуется. Поэтому, на ближайшие десятилетия Россия будет "естественным заложником" социально-экономической стабильности Китая, проводя политику особых экономических льгот в обмен на отказ от миграции.

Второй крайне важный для России вывод из "картофельного голода" в Ирландии - крайняя неустойчивость обеспечения продовольственной безопасности России за счет натурального картофельного хозяйства.

Высокая предсказательная способность теории Мальтуса не ограничивается примером одной только Ирландии и рамками прошлого века.

Прежде всего, индустриальная революция в Европе, резко ускорив темпы роста производства средств существования (за XIX век производство продовольствия выросло на сотни процентов, а промышленность в десятки раз) привела не к росту индивидуального потребления и устранению бедности, как предполагали оппоненты Мальтуса, а к соответствующему росту населения вследствие резкого снижения смертности от голода. Практически весь рост производства продовольствия в XIX в. был компенсирован приростом населения.

Сегодня, когда население индустриальных стран стабилизировалось вследствие массового использования медицинских средств ограничения рождаемости, урбанизации и разрушения традиционной модели семьи ("второй демографический переход"), явление "первого демографического перехода" переместилось в бывшие колонии, а ныне - "развивающиеся страны", во многом повторяя историю "старых индустриальных" стран Европы.

Буквальную реализацию прогнозов Мальтуса представляет собой широко известная "зеленая революция" в развивающихся странах, задуманная "антимальтузианцами" в качестве средства преодоления голода и нищеты. И действительно, первые результаты широкого освоения в "третьем мире" передовых агротехнологий, культур и систем ирригации дали весьма положительные результаты: за период с 1950 по 1984 гг. Мировое производство зерна выросло в 2,6 раза, (т.е. на 160%), что значительно превысило рост народонаселения. В результате сбор зерна на одного человека увеличился на 40%, что качественно увеличило продовольственную безопасность некоторых стран и дало дополнительные ресурсы для несельскохозяйственного развития.

Но на эти цифры можно взглянуть и с другой стороны: на каждый процент среднемирового прироста подушевого производства зерна потребовался четырехкратный прирост производства зерна. Иными словами, три четверти прироста продовольственной базы были "съедены" бесконтрольным ростом населения.

В последнее время обстановка изменилась, сделав печальную победу пророчеств Мальтуса уже не относительной, а абсолютной. Ежегодный среднемировой прирост производства зерна в 3% в середине 80-х годов сократился в среднем до 1% в год. В результате в период с 1984 по 1993 производство зерна на душу населения сократилось на 12% и продолжает сокращаться. Мировое хозяйство вплотную приблизилось к физически и биологически обусловленным пределам роста.

С рыбными запасами дело обстоит еще хуже. Своего пика мировой улов рыбы, включая и внутренние водоемы, достиг в 1968 году (100 млн. тонн). С тех пор улов колебался в пределах 96-98 млн. тонн, так что к 1993 году потребление рыбопродуктов на душу населения сократилось на 9%. По данным ФАО, 17 океанских рыбопромысловых зон используются с предельной интенсивностью, а 9 находятся в состоянии упадка. Очевидно, и здесь достигнуты естественные пределы роста производства.

Стоит ли удивляться, если сегодня все сколько-нибудь адекватные модели глобального развития, используемые для реальных прогнозов, и, прежде всего, - модели развития "Римского клуба", официально признанные ООН, являются непосредственным развитием "Опыта о законе народонаселения" Т.Мальтуса?

Подводя итоги эпохи индустриального развития в свете концепции естественных пределов Т.Мальтуса, которая в этом году отмечает свой двухсотлетний юбилей, следует заново рассматривать динамику колониального передела мира и его постколониальной трансформации. При оценке экономической природы колониального освоения мира, начиная с эпохи Великих географических открытий, обычно преувеличивается непосредственно-экономический эффект приобретения колоний и явно недооценивается демографическая подоплека колониализма, во многом раскрывающая суть постколониального развития.

За исключением легендарного американского золота, вывоз которого из американских колоний Испании и Португалии за несколько десятков лет удвоил количество драгоценного металла в Старом Свете, заморские колонии никогда не давали непосредственной прибыли, соизмеримой с внутренним производством самих метрополий. Торговля пряностями, табаком, кофе, чаем и другими колониальными товарами была солью колониальной эпохи, катализатором промышленного развития. Солью, но не пищей.

Большую часть продовольствия и промышленного сырья метрополии получали из внутренних источников. Максимального физического, стоимостного и относительного объема товарооборот с колониями (например, Британии и Индии) достиг не в расцвете, а на закате колониальных империй - в начале ХХ века. Таким образом, чисто экономические причины, в отрыве от демографических и миграционных процессов, не объясняют ни расцвета, ни заката колониальной эпохи.

Между тем, именно учет демографического фактора ставит все на свои места. Одним из безусловно верных наблюдений Мальтуса было отрицательное влияние на экономику беднейших слоев населения, которые фактически не участвуя в производстве, находились на иждивении общества, принимая на себя "обязанность" компенсировать повышенной смертностью избыточную рождаемость, не обеспеченную пищевой базой. Поэтому, одним из главных стимулов освоения колоний было расселение избыточного населения метрополий. Кстати, именно расселение, а не торговля было основным стимулом образования колоний в античности.

Пик колониальной активности европейских государств, приходящийся на вторую половину XIX века, совпадает с пиком миграционной активности европейских народов и, соответственно, с максимальными темпами прироста европейского населения. В демографическом разделе своего итогового экономического сочинения "Заветные мысли" [5] Д.И.Менделеев характеризовал современную ему ситуацию следующим образом: "Если считать, что прирост сохранится и впредь близким к 1%, т.е. число жителей всей Земли будет удваиваться примерно в 60-70 лет, то через 100 лет, т.е. к 2000 году, получится жителей на земле более 4 миллиардов, и тогда теснота будет такая же почти повсюду, как теперь в Германии. Этим же образом совершенно просто и наглядно, т.е. реально, объясняется причина того, что все передовые страны с густым населением, даже маленькая Бельгия, в наши дни озабочены приобретением колоний. Англия, Франция и Германия и тут стоят впереди других народов, а Россия заблаговременно и дальновидно заняла соседние с ней пустыни".

Именно постоянный приток избыточного населения из метрополий был необходимым условием функционирования колониальных институтов: администрации, судебной системы, армии, полиции, а самое главное - условием ростом белой переселенческой общины. Закат колониальной эпохи наступил, когда индустриализация Европы вследствие ряда причин привела к снижению темпов роста населения (начало "второго демографического перехода"). Помимо сокращения свободных людских ресурсов, снизились экономические стимулы миграции в колонии в связи с отставанием роста населения от роста производства.

По иронии судьбы, решающим фактором демографического перелома в метрополиях стала громадная убыль (свыше 17 млн. военных потерь) активного мужского населения Европы во время Первой Мировой войны, одной из целей которой был передел колоний. Европейская демографическая катастрофа 1914-18 годов стала началом конца традиционной колониальной системы.

В дальнейшем смена вектора демографического развития усилилась: в то время, как в Европе продолжился спад рождаемости, в колониальных странах наметился отчетливый прирост населения, обусловленный снижением смертности.

Вторая Мировая война, породив как прямую убыль населения, так и спад рождаемости в Европе, стала толчком для лавинообразного обрушения колониальной системы, который в основных чертах завершился в течение всего двух десятилетий. Парадоксальным фактором ускорения этого процесса стал быстрый послевоенный рост европейской экономики (темп удвоения уровня жизни в 50-60-х годах составлял 10-15 лет), что вызвало волну ремиграции белого населения колоний на историческую родину, опережающую предоставление независимости соответствующим странам.

Таким образом, распад традиционной модели колониальной системы был вызван демографическим спадом в метрополиях и завершился ремиграцией основной массы колонистов на историческую родину.

Кстати, все экономические функции "старой" колониальной системы по перераспределению доходов через международное разделение труда были успешно сохранены в новых формах (неоколониализм) и получили развитие в концепциях "нового мирового порядка" и "золотого миллиарда". Однако, экономическое доминирование "старых" индустриальных стран отнюдь не исключает действия реальных демографических факторов, делающих это доминирование проблематичным. В последние десятилетия отчетливо проявилась новая глобальная тенденция, которую можно назвать "реколонизацией" или "возвратной колонизацией" бывших метрополий.

Перенаселенность развивающихся стран вследствие демографического бума последних десятилетий и стабильный спад рождаемости в "старых" индустриальных странах при высоком уровне жизни и социальных гарантий создали ситуацию, когда вслед за волной обратной миграции белых колонистов (пик - 1950-60-е годы) в Европу хлынула волна коренного населения бывших колоний. Характерно, что исторические и экономические связи сохранились - процесс переселения происходил по тем же путям, что в прошлом веке, но в обратном направлении. Причем ход реколонизации во многом облегчается культурно-языковым наследием колониальной эпохи. В Великобритании весьма велико число эмигрантов из Индии, во Франции уже до 20% населения составляют выходцы из бывших африканских колоний (Алжир, Тунис, Марокко); традиционное стремление Германии в Турцию и на Балканы привело к тому, что там преобладают мигранты из Турции (турки и курды) и Югославии (хорваты).

Миграционные процессы, идущие на территории СНГ, имеют аналогичную природу.

Следует отметить, что миграционная экспансия бывших колоний (и национальных окраин в СНГ и Югославии) - реколонизация - гораздо более значимое явление, чем видно из сегодняшних цифр, так как процесс имеет самоускоряющийся характер.

В то время, когда коренное население индустриальных стран, несущее на себе основное бремя государственных расходов, сокращает свою численность вследствие ряда факторов (введение в общепринятую населением практику медицинских средств сокращения рождаемости, кризис брачно-семейных традиций, наркомания и др.), переселенцы из бывших колоний (особенно из исламских стран) не ограничивают искусственно рождаемости, в то время как основу миграционного контингента составляют люди репродуктивного возраста. В результате линейный рост этнически инородных общин обеспечивается не только миграцией (линейный рост численности), но и неограниченным естественным приростом с временем удвоения около 20 лет!

Так, если численность мусульманского населения Франции вследствие миграции к 2020 году вырастет с 20 до 30%, то с учетом демографической экспансии эта цифра превысит 50%, то есть французы станут этническим меньшинством на своей же исторической территории!

Острота проблемы миграционно-демографической экспансии обостряется ростом "небелого" расизма, экстремизма и фундаментализма среди некоренных общин, примером чего может служить опасный рост в США движения Фарреахана "Нация ислама", сочетающего ярко выраженный африканский расизм с исламским фундаментализмом.

Таким образом, продолжение демографического спада и внешняя миграционно-демографическая экспансия грозят коренному населению Европы, включая народы России, повторением судьбы коренного населения Америки: превращением в национальные меньшинства, а затем - в лучшем случае - вытеснением на социальную периферию. Косово и Чечня - это только первые предупреждения.

Если процесс реколонизации Европы и колонизации СНГ не будет взят под контроль в ближайшие годы, коренные народы Европы не доживут до исхода мирового кризиса: самое позднее в 2050 году они станут национально-религиозными меньшинствами и исчезнут с исторической арены, оставив после себя новое поколение мертвых языков.

Если для крупных европейских держав конец XIX века закончился выходом к пределам экстенсивного роста, то для России XIX век был веком устойчивого развития, в ходе которого она стала неуклонно выдвигаться на лидирующие позиции в мире. Занимая первое место в мире по территории (уступая при этом США, Китаю и Индии по количеству пригодной для обработки земли и почвенно-климатическому потенциалу), Российская империя вышла на 2-3 место в мире по населению, которое составило к 1901 году 134,6 млн. человек (на территории современной Российской Федерации в 1896 году проживало 67,5 млн. человек). По численности населения Российская Империя уступала лишь Британской Индии (ныне Индия + Пакистан + Бангладеш) - 294,4 млн. человек [5] и Китаю (данные на 1901 г. оценочно 330-420 млн. человек), превосходя население США (76,3 млн.) почти в 2 раза, Великобританию с Ирландией (41,6 млн.) в 3 раза, Германию (56,4 млн.) более, чем в 2 раза. Население Франции составляло тогда 39 млн. человек.

Если же оценивать демографический потенциал не по численности населения, а по его абсолютному годовому приросту, то на рубеже века Россия была безусловным лидером (возможно, уступая Китаю) с годовым приростом населения 2,02 млн./год. Далее шли Соединенные Штаты - 1,5 млн./год (включая механический прирост за счет миграции); Британская Индия, за счет большой массы населения - 0,9 млн./год (при темпах роста 0,3 %/год); Германия (0,84 млн./год) в 2 с лишним раза опережала Великобританию (0,37 млн./год); следом за Германией шла Япония - 0,53 млн./год при 44 млн. населения.

Трагическая судьба Франции как мировой державы уже тогда читалась в цифрах прироста населения - всего 80 тыс./год (0,3% в год). Такой низкий прирост еще в 1901 году при сравнительно высоком уровне жизни и питания объясняется тем, что Франция первой из стран мира вступила в "демографическую революцию", связанную с урбанизацией и введением в повсеместную массовую практику средств медицинского ограничения рождаемости. Неразумная демографическая политика Франции начала века, основанная на превратно истолкованных выводах Мальтуса, обошлась ей весьма дорого. Уже сегодня Франция начинает напоминать Испанию времен мавританского владычества.

Кстати, позиция Петэна, чуть ли не намеренно молниеносно проигравшего военную кампанию 1940 года, заслуживает по меньшей мере понимания: избежав военных потерь 1-2 млн. человек (с демографическими - 5-6 и более млн.), необходимых для стабилизации фронта во Франции в 1940 году, он спас французскую нацию, и без того оказавшуюся на грани вымирания, и перенес тяжесть и потери 2-й мировой войны на другие мировые державы, в конечном счете обеспечив реванш Франции после победы антигитлеровской коалиции. Таким образом, Петэн и Де Голль осуществили, по сути дела, один стратегический замысел, переложив военные потери на союзников и обеспечив достойное положение Франции после окончания войны. Кстати, именно отсюда неприязнь британцев к Де Голлю: Франция, практически не участвуя в войне, входила в коалицию победителей в любом случае - либо в лице Франции Петэна, либо в лице "свободной Франции" Де Голля.

Возвращаясь к цифрам прироста населения начала века, можно четко выделить основные мировые державы, участвующие в переделах мира ХХ века, выделив в ней: группы "старых колониальных стран", рост которых был, казалось бы, обеспечен колониями; будущую ось "Берлин-Токио" - быстро растущие нации, скованные нехваткой "жизненного пространства"; Соединенные Штаты, выходящие на роль мирового лидера в силу своего удачного положения и громадного почвенно-климатического потенциала; и Россию с громадными возможностями внутреннего роста, но в силу географических и других причин втянутую позже во внешние конфликты в качестве мирового "государства равновесия" (etat d`equilibre).

В целом, в ХХ век Россия входила, имея значительный запас устойчивости по своему демографическому потенциалу при высокой этнокультурной однородности населения ее географического ядра - русского народа, позже подвергнутого искусственному разделу на три псевдонации.

Значительно меньший запас устойчивости Россия имела по продовольственному обеспечению: производилось в среднем около 400 кг зерна на человека в год, что было существенно меньше показателей большинства европейских держав и, тем более, США (тогда около 600 кг/чел. в год), не говоря о неоправданном масштабе вывоза зерна за рубеж.

Следует отметить, что среднедушевое производство зерна в России практически не росло, несмотря на попытку его подъема Столыпиным. Это сыграло отрицательную роль в ходе 1-й мировой войны, переросшей в гражданскую войну в значительной мере благодаря продовольственному кризису.

Гораздо успешнее оказалась переселенческая политика Столыпина: именно благодаря переселенному в начале века русскому населению в ходе интервенции 1918-1921 гг. не был потерян Дальний Восток (гражданская война была лишь прямым следствием интервенции).

Основными предпосылками неустойчивости Российской империи были: зависимость экономики, особенно промышленности, от мирового рынка и иностранного промышленного и финансового капитала - крайне высокая культурно-психологическая и, как следствие, политическая зависимость российской элиты, включая правящую династию, от Европы ("западничество", "европейничанье"), обрекавшее Россию на роль младшего зависимого партнера в политике европейских держав.

Состояние Российской Империи в начале века было весьма неоднозначным. С одной стороны, темпы экономического роста страны были высокими, а резервы дальнейшего развития - почти неограниченными. С другой стороны, внутренняя устойчивость социально-политической системы была далека от идеала. С третьей стороны, ситуация передела мира в связи с выходом Европы на пределы экстенсивного роста сделала Россию не только участником передела мира, но и ресурсом, подлежащим разделу.

Парадоксальное сочетание социально-политической неустойчивости с громадными резервами развития привело к тому, что Россия, до основания разрушенная бессмысленной мировой войной, внутренней катастрофой и интервенцией в результате втягивания в мировую войну, к началу 20-х годов восстановила свое территориальное ядро и к концу 30-х вышла на качественно новый уровень экономической мощи, а после 2-й мировой войны вошла в число общепризнанных мировых лидеров.

Первой крупной катастрофой ХХ века для России стала русско-японская война 1904-1905 годов. Несмотря на ограниченные масштабы военных потерь, в этой войне проявились процессы и закономерности, которые в будущих катастрофах сыграли ведущую роль. Можно сказать, что русско-японская война стала "генеральной репетицией" если не всего ХХ века, то, по меньшей мере, полосы войн 1914-1920 годов.

Чем актуальна и поучительна русско-японская война сегодня?

Первая ее особенность - войне предшествовал длительный мирный период устойчивого развития (для России - с русско-турецкой войны 1877-1878 гг., для Европы - с франко-прусской войны 1870 г.), породивший недооценку как самой военной опасности, так и внутренней нестабильности, порождаемой любой затянувшейся войной. Более того, до начала военных действий "маленькая победоносная война" рассматривалась как средство внутриполитической стабилизации.

Вторая особенность русско-японской войны состоит в том, что это была первая война за передел мира с использованием массовых армий (а не колониальных корпусов, как в англо-бурской войне). Таким образом, русско-японская война стала индикатором достижения ведущими державами мира "пределов роста" колониальной модели развития, что предопределило 1-ую и 2-ую мировые войны. Можно сказать, что в 1904-1905 гг. Япония приняла "досрочное участие" в 1-й мировой войне.

Третья особенность войны 1904-1905 годов - ее глобальный политический и экономический характер, стоящий за двусторонним военным конфликтом. Как и во многих других случаях (русско-турецкие войны), за спиной противника России стояла целая политическая коалиция во главе с Великобританией.

Четвертая и главная особенность войны - ее неуклонное перерастание во внутриполитический кризис, угрожающий всей политической и социальной системе в целом. В конце концов, итоги войны были определены не военными действиями, а революцией 1905 года.

Шлейф внутренних социальных конфликтов, спровоцированных войной, имел более чем значительные масштабы. Если в ходе реформ Столыпина смертные приговоры были вынесены более чем 5 тысячам человек, то общие потери в этой необъявленной гражданской войне составили никак не меньше 10-15 тыс. человек. Издержки войны, связанные с внутренней дестабилизацией, во много раз превысили так и не состоявшиеся приобретения от упущенной победы.

Сценарий 1904-1907 годов "начало войны - затягивание войны - внутренняя дестабилизация - гражданская война" повторился. Пренебрежение стабильностью во имя участия в "мировой политике" стало роковым.

Укоренившаяся традиция делить период 1914-1921 годов на отдельные войны и революции и, начиная с 1917 года, отделять гражданскую войну в России от событий за ее пределами привела к тому, что подлинные исторические уроки этих лет сводятся к бесплодным догматическим спорам об "украденной большевиками победе в мировой войне" или "переходе империалистической войны в революцию".

Сегодня же, когда мир подошел к очередным пределам роста и определяется характер участия России в очередном и неизбежном переделе мира, для нее важнее глобальные аспекты мировой катастрофы 1914-1921 годов.

Каковы же уроки кризиса 1914-1921 гг.?

Первый урок. Российская империя, сполна обеспеченная всеми видами ресурсов для устойчивого развития, не должна втягиваться в войну за передел территорий, либо вступить в нее на завершающем этапе, как это сделали США. Сегодняшнее участие России в борьбе "за глобальное устойчивое развитие", а фактически - за передел мировых ресурсов в ситуации "пределов роста", снова, как и в 1914-1921 годах, превращает ее в объект передела.

Второй урок. Опасность внешней финансовой экономической зависимости, которая в 1914 году стала основным инструментом втягивания России в крайне опасную для неё войну (после 1905 года это было очевидно). Сегодняшние внешние долги России не менее опасны для неё в политическом отношении, чем французские займы начала века, и также угрожают, с одной стороны, экономической блокадой стран-кредиторов, а с другой - втягиванием России в крайне опасный для нее передел мира в чужих интересах.

Третий урок. Недооценка участниками фактора затягивания крупномасштабной войны как фактора внутренней дестабилизации. Русско-японская война показала масштаб такой опасности. Именно степени внутренней стабильности государств-участников 1-й мировой войны определила ее конечные результаты.

Четвертый урок. Превращение войны коалиций 1914-1918 годов в войну за раздел Российской Империи после выхода России из войны в результате революции. В ходе интервенции 1918-1921 годов Россия стала объектом агрессии не только Германии, но и вчерашних союзников - Франции и Британии. Революция была лишь поводом для перегруппировки коалиций. Недавние противники решили компенсировать потери в войне разделом Российской Империи, поделив ее на зоны влияния.

Пятый урок. Вторичность Гражданской войны и первичность интервенции, превратившей почти бескровную революцию 1917 года в длительный внутренний конфликт. Война между "красными" и "белыми" - идеологическая абстракция, рожденная впоследствии как советской, так и антисоветской пропагандой. Реально же правительству большевиков и эсеров противостояли явно марионеточные военно-политические структуры, непосредственно управляемые и финансируемые странами-интервентами, оккупировавшими все российские порты и контролирующими границы. Полностью инспирированными были и этносепаратистские движения, в первую очередь украинский сепаратизм, непосредственно созданный австрийскими и германскими спецслужбами [6].

Сегодня, когда Россия вновь становится объектом внешнего передела, следует полностью пересмотреть историю Гражданской войны, в которой именно внешняя агрессия (интервенция) была причиной, а Гражданская война - следствием.

Шестой урок. Значительное преобладание смертности, обусловленной распадом социально-экономической системы (голод, эпидемии, бандитизм), над непосредственно боевыми потерями воюющих сторон в ходе гражданской войны. Если боевые потери русской армии в ходе 1-й мировой войны составили около 4 млн. чел., то боевые потери в Гражданской войне с обоих сторон не превысили 900 тыс. чел. [7]. В то же время, по оценке И.Гундарова [8], избыточная смертность в 1914-1926 годах (1926 - год переписи населения) составила около 18 млн. человек. Смертность населения, связанная с распадом экономики и государственных институтов в ходе Гражданской войны, за 1918-21 годы составила не менее 8-10 млн. чел.

Таким образом, социально-политическая нестабильность как фактор смертности - гораздо более значимая угроза, чем обычно принято считать. Затягивание конфликтов "во имя мира" является часто большим бедствием, чем военные действия.

Всего, по оценке И.Гундарова [8], которую можно считать наиболее взвешенной, абсолютные потери населения в 1914-1926 годах составили 28 млн. человек, в том числе избыточная смертность - 18 млн. человек, а дефицит рождений - 10 млн. человек. При этом боевые потери за этот период составили не более 5 млн. человек.

Демографические потери 20-30-х годов достаточно давно превратились в объект политических спекуляций. В качестве основной причины этих потерь называются, как правило, "репрессии". Причем в число погибших произвольно завышается. Между тем, данные переписей населения 1926 и 1939 годов [9], достоверность которых весьма высока, а также сохраненные архивы правоохранительных органов того времени, показывают иное.

Так, с 1926 по 1939 год численность населения выросла на 17,1%, то есть росла на 1,2% в год. При этом численность мужчин (51.594 тыс. человек) уступала численности женского населения (57.804 тыс. человек) на 6,2 млн. человек, то есть примерно соответствовала военным потерям мужского населения в 1914-1921 гг. Соответствующее количество женщин репродуктивного возраста, оставшихся без мужей, родили в среднем на 1-2 ребенка меньше, то есть, дефицит рождений составил от 5 до 10 млн., что соответствует сокращению темпа прироста населения с 1,5% в год в 1900 г. до 1,2% в год в 1926-1939 гг.

Поэтому расчет И.Гундарова [8], оценившего избыточную смертность за этот период в 8,5 млн. человек при недостатке рождений 4 млн. человек, следует уточнить, так как "репрессии" должны были дать существенное преобладание мужской смертности [8].

В то же время, результаты переписи 1939 года достаточно явно отражают результаты морового голода начала 30-х годов на Украине [9]: если население РСФСР выросло на 16%, то население Украины выросло за эти годы всего на 6% при сходном типе воспроизводства населения, что соответствует демографическим потерям около 3 млн. человек и отражено в возрастной структуре (провал в группе 8-11 лет). Таким образом, демографические потери РСФСР, связанные с репрессиями, включая избыточную смертность в результате ссылки, переселения, заключения по неуголовным причинам, вряд ли может превышать 2 млн. человек.

Идеологизированные легенды, связанные с потерями в ходе Великой Отечественной Войны, начались с заявления Н.С.Хрущева о "20 миллионах убитых". Эта цифра воспринималась, как величина безвозвратных боевых потерь. На самом деле, безвозвратные потери убитыми в Советской Армии составили за время войны с Германией 5,18 млн. человек [7]. Пропало без вести и попало в плен (включая неучтенные потери начала войны - около 0,5 млн.) - 4,45 млн. человек, из которых не менее 1-1,5 млн. погибли в плену.

Таким образом, демографические потери, связанные с гибелью военнослужащих, составили не более 8,7 млн. человек [7] при общем сокращении населения на 20-27 млн. человек. Подавляющую часть погибших - около 20 млн. человек - составляет мирное население, большая часть которого погибла на оккупированной территории и на работах в Германии.

По оценкам И.Гундарова [8] избыточная смертность в СССР (не РСФСР) в 1941-1945гг. составила 26,4 млн. человек, при дефиците рождений 10,9 млн. человек - всего 37,5 миллиона демографических потерь, из которых не менее 30 приходится на РСФСР.

Понеся в период с 1914 по 1945 годы общие демографические потери около 50 млн. человек , в том числе вследствие избыточной смертности - около 35 млн. человек, Россия вступила в исторически уникальную пятидесятилетнюю полосу мирного развития. По модели Мальтуса, исходящей из естественного темпа удвоения населения около 25 лет, население России, в 1950 году составившее свыше 100 млн. человек, к концу века должно было учетвериться, составив, соответственно, около 400 млн. человек. Однако население, в течение всего послевоенного периода не испытавшее морового голода и других катастрофических процессов, составило к концу века менее 150 миллионов. Разница в 250 миллионов человек требует объяснений.

Первый, наиболее очевидный, источник дефицита населения - демографические последствия Отечественной войны, в результате которой около 15 миллионов женщин репродуктивного возраста остались вдовами. Уместно считать, что при этом каждая из них не родила 2-х детей, что привело к дефициту рождений в 30 млн. человек, который, по меньшей мере, воспроизводился в последующих поколениях.

Однако, основной причиной резкого сокращения прироста населения стала так называемая "демографическая революция", или, говоря языком демографов, "второй демографический переход", связанный с урбанизацией, ломкой традиционной модели патриархальной семьи и введением в массовый обиход средств медицинского снижения рождаемости (аборты, контрацепция).

Как было отмечено выше, первой крупной страной, в которой произошла "демографическая революция", была Франция. На рубеже XIX века естественный прирост ее населения составлял 0,8% в год против 1,5% в год в России и Германии [5]. Следует отметить, что везде и всюду введение практики медицинского регулирования рождаемости вводилось с санкции правительства, после чего происходило устойчивое изменение социальных установок населения, делающее переход к малодетной семье практически необратимым. Попытки повысить рождаемость запретом на аборты ведут к соответствующему росту применения более эффективных средств контрацепции, в результате чего восстановления рождаемости до исходного уровня не происходит.

Второй демографический переход ("демографическая революция") в России произошел довольно поздно: с середины 50-х годов, когда волевым решением в массовую практику были введены медицинские аборты.

В межвоенный период - между переписями населения 1926 и 1939 годов - прирост населения составил 1,2% в год, что ниже уровня 1900 года всего на 0,3% и объясняется военными потерями мужского населения. В 1926 году численность женского населения превысила численность мужского на 4,9 млн. человек [9], что привело к снижению рождаемости на 15-20%, т.е. на 0,2-0,3% в год.

Непосредственной причиной решения Н.С.Хрущева о проведении политики медицинского сокращения рождаемости (о котором, кстати, известно крайне мало) стал жилищный кризис в городах, связанный с массовыми разрушениями жилого фонда во время войны и быстрой урбанизацией. Если в 1939 году городское население РСФСР составляло 36,3 млн. чел., то в 1950 году оно выросло до 43,7 млн. человек, а к 1960 г. - до 63,7 млн. [11]

Массовая практика медицинского сокращения рождаемости позволила снизить остроту жилищного кризиса в городах, высвободить дополнительные трудовые ресурсы и повысить доходы на душу населения за счет сокращения количества иждивенцев на одного работника.

Снижение средней рождаемости в эти годы было сравнительно малозаметным за счет того, что в начале 50-х годов рождаемость была снижена за счет большого количества вдов репродуктивного возраста, которая компенсировалась большим количеством рождений у замужних женщин [10]. Однако к началу 60-х годов хрущевская демографическая политика привела к тому, что всего за десятилетие в городах, особенно в городах центральной России, наиболее типичной стала одно- или двухдетная семья при количестве абортов, превышающих количество рождений.

Перед центральной Россией внезапно встала угроза вымирания, причем вымирания в мирное время. Население национальных окраин продолжало расти, подпитываясь ресурсами центра.

Таким образом, демографическая стратегия Хрущева, так и не пересмотренная впоследствии, носила ярко выраженный неомальтузианский характер: достижение "гуляш-коммунизма" в 1980 году обеспечивалось не столько за счет роста производства, сколько за счет кардинальной экономии средств на воспроизводстве населения центральной России. Начиная с начала 60-х годов нетто-коэффициент воспроизводства населения упал ниже единицы в городах, а с середины 60-х - и в целом по РСФСР. Опасные демографические тенденции списывались на вторую волну демографических последствий войны.

Медицинская статистика показывает, что с конца 50-х годов на одно рождение устойчиво приходилось около двух абортов, количество которых составляло около 4 млн. /год.

Таким образом, демографические потери России, связанные с политикой поощрения абортов с 1960 по 1985 годы, составили около 100 млн. человек, а по настоящее время - не менее 140 млн. человек.

Оценка демографических потерь, связанных с абортами, показывает громадные биологические резервы восстановления численности российского населения в XXI веке. Однако для того, чтобы задействовать биологические резервы роста населения, сегодня необходимо коренным образом изменить сложившиеся стереотипы семейно-брачного поведения, ориентацию на малодетную семью.

Переход России на так называемый "цивилизованный" тип воспроизводства населения, характерный для индустриальных стран с существенно более высоким уровнем потребления, чем это было в СССР, не только привел к относительному вымиранию русского населения, которое во многом предопределило распад СССР, но и создал дополнительную угрозу демографической безопасности, поставив воспроизводство населения в зависимость от субъективного решения потенциальных родителей, которое зависит от целого ряда факторов как материального, так и психологического и культурного характера. Причем сегодня все эти факторы имеют тенденцию к снижению репродуктивных планов. Так, по данным Госкомстата на 1994 год современное молодое поколение женщин репродуктивного возраста планирует в среднем 1,2-1,3 детей в течение всей жизни, что гарантирует быстрое вымирание населения России в сочетании с его дальнейшим старением [10].

Возникающая при "цивилизованном" типе воспроизводства населения зависимость рождаемости от субъективных планов родителей порождает особый тип неустойчивости развития. Возникает контур отрицательной обратной связи, в котором социально-политические катастрофы ведут к отказу населения от деторождения, что создает устойчивый порочный круг депопуляции.

Таким образом, если при традиционном типе воспроизводства населения демографические потери вызывают компенсационный всплеск рождаемости, то "цивилизованный" тип воспроизводства всегда угрожает "сваливанием" социума в устойчивую депопуляцию.

Первое проявление демографической неустойчивости такого типа было зафиксировано во время продовольственного кризиса начала 60-х годов, вызванного сельскохозяйственными реформами Н.С.Хрущева. Связанный с обострением социальной обстановки спад рождаемости выделить на фоне последствий войны достаточно сложно, но резкое снижение устойчивости новой модели семьи (снижение коэффициента брачности и рост разводимости), прямо влияющее на рождаемость, фиксируется достаточно четко [10].

Системный социально-экономический кризис, поразивший Россию в конце 80-х годов, породил новый, ранее неизвестный тип демографической катастрофы, для которого характерно как резкое повышение смертности, особенно среди лиц трудоспособного возраста [8], так и такое же резкое понижение рождаемости - с 17 человек на тысячу в 1986-1987годах до 8,9 и ниже в 1996 году. Этот показатель - один из самых низких в мире.

Характерно, что в отличие от социально-политических катастроф начала - середины ХХ века, избыточная смертность не связана с моровым голодом, эпидемиями и военными действиями, а опосредована продолжительным психоэмоциональным угнетением всего общества, на что указывает рост смертности от сердечно-сосудистых заболеваний (психогенные инфаркты и инсульты - рост на 31%), психических расстройств (рост в 4,5 раза) и разного рода травм и насильственных причин, связанных с антисоциальным поведением (рост примерно в 2 раза). Однако, ведущая роль в депопуляции принадлежит снижению рождаемости. По данным [8], за 1993-1996 годы избыточная смертность составила 2,9 млн. человек, а дефицит рождений 4,4 млн.

По прогнозам Госкомстата 1996 года, при сохранении существующих тенденций к 2010 году население России дополнительно снизится на величину от 8 до 14 млн. человек [11]. Аналогичный характер имеют прогнозы ООН.

Как констатирует большинство демографов, сегодня в России сложился устойчиво суженный характер воспроизводства населения, обладающий большой устойчивостью и требующий неординарных мер для изменения ситуации [10].

Как видно из приведенного анализа, ключ к сохранению и устойчивому развитию России - активная и эффективная демографическая политика. Естественно, необходимым условием реализации такой политики является, по меньшей мере, восстановление объемов реального производства на уровне 80-х годов и обеспечения дальнейшего экономического роста - пусть даже при сравнительно невысоких темпах.

Демографическую программу можно условно разделить на две части.

Первая часть - защита России от миграционно-демографической экспансии извне, темпы которой повышают темпы депопуляции коренных народов России. Помимо укрепления пограничного режима, особенно на границе с Китаем, необходимо вести более жесткую политику в области гражданства, четко разделив мигрантов, культурно и этнически чуждых России, и репатриантов - русское, славянское и русскокультурное население республик СНГ.

Исключительно важно установление контроля над мелкой розничной торговлей, создающей экономическую базу для роста иностранных общин и этнических криминальных группировок, численность которых в российских городах достаточно давно достигла критического предела и создает целый спектр угроз для безопасности: от этнических конфликтов до угрозы терроризма.

Меры против миграционно-демографической экспансии, в отличие от мер по повышению рождаемости, требуют сравнительно низких затрат и способны дать ощутимый эффект в короткие сроки.

Снижение смертности до уровня конца 80-х годов - задача, в основном решаемая восстановлением объемов производства и, соответственно, социального обеспечения и медицины.

Гораздо более сложная задача, ключи к решению которой лежат не столько в экономической области, сколько в сфере культурно-психологических установок населения в области семейно-брачных отношений, - повышение рождаемости. Эта задача требует длительных и системных усилий в общегосударственном масштабе - начиная со школы и заканчивая информационной политикой и рекламой.

Необходима выработка у населения, вступающего в репродуктивный возраст, установки минимум на двух-трехдетную семью, внедрение в массовое сознание многодетности, как "образа престижа", как поведенческой установки. Одновременно необходимо принятие жестких мер по искоренению пропагандируемой сегодня безнравственности, как фактора, непосредственно разрушающего семью и снижающего рождаемость. Необходима своего рода "моральная революция" - возвращение массового сознания к идеалам традиционной патриархальной семьи.

Безусловно, необходимым условием для всплеска рождаемости является создание благоприятного экономического фона - причем определяющую роль играет не абсолютный уровень жизни, а устойчивость его роста.

Другим фактором повышения рождаемости является жилищное строительство и социальная политика в области жилья. Особую роль должны сыграть программы строительства индивидуальных домов в малых городах и, особенно, в сельской местности, где наблюдается катастрофическая нехватка кадров в сельском хозяйстве. Политика деурбанизации, которая призвана преодолеть негативные последствия демографической политики 50-х - 70-х годов и, фактически, заново заселить обширные территории за пределами городов - должна стать одним из важнейших приоритетов развития.

Россия, обладая всеми объективными предпосылками для преодоления внутреннего кризиса и выживания в кризисе глобальном, может и должна выработать и провести в жизнь свою стратегию устойчивого развития. Пределы падения достигнуты. Настало время приступить к новому строительству.

Тот, кто не хочет рожать своих детей, обречен кормить детей своих врагов.

01. Д.Х.Медоуз, Д.Л.Медоуз и др. "Пределы роста" - М., "Прогресс", 1991.

02. Д.Х.Медоуз, Д.Л.Медоуз, Й.Рандерс "За пределами роста" - М, "Прогресс", "Пангея", 1994.

03. Книга правителя области Шан (Шан цзюнь шу) -М, "Ладомир", 1993.

04. Т.Мальтус "Опыт о природе народонаселения в сб. "Антология экономической классики" - М, МП "Эконов", "Ключ", 1993.

05. Д.И.Менделеев. Заветные мысли. - М., "Мысль", 1995.

06. М.Ронге. Разведка и контрразведка. - Киев, "Синто", 1991.

07. Гриф секретности снят: Потери вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах - М., Воениздат, 1993.

08. И.А.Гундаров. Парадоксы российских реформ. - М., УРСС, 1997.

09. Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. -М., "Наука", 1992.

10. Р.К.Игнатьева, В.И.Каграманов. Динамика процессов воспроизводства населения Российской Федерации в современных условиях. Под редакцией А.А.Баранова. - М., Международный фонд охраны здоровья матери и ребенка, 1997.

11. В чем острота демографической проблемы в России. Под редакцией Б.С.Хорева. - М., МГУ, 1997

http://www.netda.ru/