15-летие августовской трагедии 1991 года заставляет еще пристальнее всмотреться в ее истоки и причины. Наглая свора "демократов", захвативших власть в результате ельцинского государственного переворота, безусловно, заслуживает осуждения и презрения. Но было бы опрометчиво всё сводить только к ее разрушительным действиям. Агрессивные атаки антисоветчиков принесли им успех потому, что к этому времени уже была повреждена эрозией невежества социально-экономическая и общественно-политическая почва нашего общества.

Ослабление экономических скреп советского социализма, вызванное непродуманными хозяйственными реформами 50-х-80-х годов, оказалось тем объективным фактором, который облегчил победу буржуазной контрреволюции в СССР. Именно к такому выводу приходят ведущие экономисты Белоруссии. Для них эта тема - не досужий исторический изыск, а актуальный способ найти оптимальные пути современного экономического развития республики. Вот и известный минский ученый-экономист Сергей Ткачёв, нынешний помощник президента Республики Беларусь, в статье "О советском и мировом опыте планирования развития" развенчивает мифы апологетов свободного рынка, спекулирующих на недостатках и просчетах экономической политики СССР.

Создание Госплана, отмечает Ткачёв, логически вытекало из цели построения новой общественно-экономической формации. Смелость новаторов была тем более колоссальной, ибо в то время, напоминает автор, спонтанный характер экономического развития считался почти непререкаемой истиной, вера во всесилие "невидимой руки" рынка отвергала саму возможность макроэкономического регулирования.

Переход к планированию на макроуровне в западных странах, констатирует Ткачёв, был связан "с экономическим кризисом 1929-1933 гг., заставившим искать пути, препятствующие повторению подобных разрушительных (сотворенных, повторим, "невидимой рукой" рынка.- О.С.) катаклизмов. С 1933 года в США стали использовать заимствованное у СССР государственное регулирование народного хозяйства, начали применять элементы планирования в центре и в первую очередь разрабатывать различные целевые программы". Получила практическое признание идея Дж. М. Кейнса о необходимости дополнить "невидимую руку" рынка "видимой рукой" государства.

В начале 60-х годов прошлого века в цивилизованных, как их заискивающе называют либерал-реформаторы, капиталистических странах создаются специальные плановые органы. Во Франции - Генеральный комиссариат по планированию, в Канаде - Экономический совет, в Японии - Экономический консультативный совет, в Нидерландах - Центральное плановое бюро.

Известный американский экономист Гарри Эмерсон, за консультациями к которому обращались ведущие фирмы США, писал: "Пять лет планового и регистрируемого развития дают для движения вперед гораздо больше, чем двадцать лет случайных и бессистемных попыток постоянно меняющихся служащих".

Как ученый, к тому же хорошо знающий народное хозяйство (в помощники президента он пошел с должности заместителя министра экономики), Ткачёв строго придерживается в статье принципа объективности. О настойчивых приверженцах западной либерально-рыночной экономической теории он пишет: "Мы, конечно, признательны Людвигу фон Мизесу, Фридриху фон Хайеку, Милтону Фридмену, Джеймсу Бьюкенену и другим, поставившим свой мощный интеллектуальный и нравственный потенциал, как в свое время и А. Смит, на службу свободы личности, выступившим против всякого притеснения (в смысле ограничения.- О.С.) индивидуализма со стороны общества, красноречиво описавшими мнимые и реальные ужасы государственного интервенционизма. Но... история не посчиталась и с их рекомендациями".

В современных условиях, при неимоверно возросших масштабах производства и усложнившихся взаимосвязях, "невидимая рука" рынка могла только породить (и породила) хаос в экономике, который привел к великим потрясениям капиталистического хозяйства, не раз грозившим перерасти в катастрофу. Идея, предупреждали нас классики марксизма-ленинизма, всегда оказывается посрамлённой, как только расходится с интересом. Идея либерализма разошлась с интересами производства, экономики, общества. Стало ясно, что без государственного рычага рынок становится той ядерной бомбой, которая может превратить в руины любую страну.

"Именно советское общество, - подчеркивает помощник президента Белоруссии, - впервые за всю историю человечества овладело процессом регулирования воспроизводства в целом, начало, не отрываясь от реалий, развивать экономику в соответствии со своими целями и потребностями, создало управляемую экономику. И это обусловило высочайшие темпы развития".

Он приводит сравнения и цифры, которые нынешняя "реформаторская" рать всеми правдами и неправдами скрывает от общественности. В 1937 году (конец второй пятилетки) национальный доход СССР превысил уровень 1913 года в 4,6 раза. Для этого требовалось восстановить всё, что было разрушено мировой и гражданской войнами (объем промышленного производства, например, упал в 33 раза). США, не пострадавшие от войны, за аналогичный период смогли нарастить ВВП лишь в 1,4 раза, Англия - в 2,3. К началу Великой Отечественной войны (третий пятилетний план был рассчитан на 1938-1942 годы) национальный доход СССР по сравнению с 1913 годом вырос в 5,5 раза, в том числе объем производства в машиностроении - в 30, химической промышленности - в 169, в сельском хозяйстве - в 14 раз.

Автор акцентирует внимание читателей на том, что планы первых пятилеток составлялись на основе глубокого анализа положения в народном хозяйстве как по отраслям, так и в региональном разрезе. Для их реализации Госплан был наделен функциями распределения финансовых и материальных ресурсов. Советский опыт работы в сфере планирования тщательно изучали зарубежные экономисты. Треть века назад, помню, побывали в Канаде работники нашей легкой промышленности и были шокированы. В их присутствии за четыре часа одно из подразделений Экономического совета собрало данные о запасах, объемах производства и продажи всех типов, размеров и фасонов обуви в масштабах страны. Чтобы составить оптимальный план работы обувной отрасли.

Не меньший сюрприз ждал наших специалистов в Швеции. Оказывается, планированием производства сельхозпродукции там уже многие десятилетия занимается государство. Ученые рассчитывают объемы продовольствия, необходимые стране, и "развёрстывают" их по административным районам - ленам. Расчетные показатели согласовываются с фермерскими организациями и профсоюзами, затем их рассматривает правительство, и после всех уточнений и корректировок план утверждает риксдаг.

В Белоруссии не забыли, как уже в постсоветское время, вернувшись из поездки по США, Вячеслав Кебич, бывший тогда премьером, одернул одного из "свободнорыночников": "Если вы думаете, что в Америке нет государственного регулирования экономики, тогда объясните, почему меня в каждом штате встречал заместитель губернатора по экономике". 

Общегосударственное планирование уже давно стало неотъемлемой частью экономической жизни развитых стран. Используются самые разные его формы. Квоты, к примеру, охватывающие весь хозяйственный организм капиталистического мира, - это те же объемные плановые показатели. Индикативное планирование, применяющееся во Франции, Великобритании, Германии и ряде других стран, доказало высокую эффективность как одно из универсальных средств государственного регулирования экономики. 

Именно тщательное изучение советского опыта, убежден помощник президента Белоруссии, позволяет зарубежным экономистам избегать многих ошибок при создании национальных систем планирования и макропрогнозирования.

Как объективный исследователь он не ограничивается рассмотрением лишь одной стороны проблемы, а задается вопросом, который волнует многих: почему же на последующих этапах планового руководства экономикой СССР начались, казалось бы, несовместимые с плановой экономикой негативные явления - дефициты, высокая затратность, невосприимчивость к научно-техническому прогрессу, экологической безопасности и т.д.? Почему в 70-х-80-х годах затормозилось ее развитие, возникли экономические и социальные диспропорции?

На этом "негативе" уже много лет строится, по выражению Ткачёва, вненаучная, политическая спекуляция, и потому необходимо объективно, по сути, профессионально и уважительно разобраться в характере и подлинных механизмах развития советской экономики. И первый вопрос, на который надо ответить: что представляла в тот период наша экономика, которую мы называли плановой?

"Одним из самых глубоких стереотипов, сложившихся за десятилетия существования СССР, - пишет ученый, - было представление о том, что мы "самая плановая страна", что у нас всё создаётся и делается в соответствии с планом. Действовавшая система планирования не только не подвергалась серьезной проверке и критике, наоборот, наши пятилетние планы выдавались за образец для всех". Ситуация же была, увы, уже не столь радужной, а скорее - тревожной.

"О каком глубоком анализе и методологических наработках в планировании можно говорить, если даже планирование уровня издержек, ставшее уже обязательным для каждой корпорации в любой индустриально развитой стране, в нашей - с конца 60-х годов практически сходит на нет? - спрашивает автор. - До 1991 года мы так и оставались в области организации планирования, по сути, на уровне 30-х-50-х годов, а точнее сказать, во многом даже растратили ранее наработанный опыт. Более того, при этом упустили и время, чтобы перенять уже известный и оправдавший себя опыт мировой. Отсюда и плановое управление экономикой, я в этом убежден, осуществлялось в своей низшей форме".

В этой экономической драме самое горькое и тревожное - растрата собственного опыта. Вместо того чтобы его беречь и укреплять, совершенствовать плановую систему ведения народного хозяйства, от нее начали отступать, извращать сами принципы планирования. Те, кто работал в 60-е-80-е годы, помнят, до какого дошло абсурда: на государственный "план-закон" наслоили еще один - "сверхплановое задание", а затем еще и "встречный план". Причем на продукцию, произведенную в пределах каждого из них, планировали разные цены.

В сельском хозяйстве, например, за сверхплановое зерно, молоко, мясо государство платило в полтора раза больше, чем за плановое: для стимулирования роста производства и дополнительной продажи продукции.

Чем это обернулось, известно. Колхоз, в котором оборотистый председатель, используя лазейки и связи, сумел выбить заниженный государственный план, оказывался в выигрыше. Продавал за пятилетку намного меньше продукции, чем соседний колхоз, которому не удалось отстоять заниженное плановое задание, а получал за нее гораздо больше соседа, потому что большей оказывалась высокооплачиваемая сверхплановая часть. В погоне за нею хозяйства стали скрывать реальные возможности и резервы. Рост производства замедлился, продукция стала дорожать.

Об этом "плановом" разложении экономики писала "Правда". Мне в бытность консультантом министра сельского хозяйства СССР пришлось подавать ему тревожную записку, в которой показывался еще один изъян такого "планирования". В неудачные, засушливые годы, когда затраты на единицу продукции были самыми высокими, колхозы и совхозы, не имея "выгодного" сверхпланового зерна, картофеля, овощей, получали за каждую их тонну меньше, чем в удачные. Такого экономического парадокса не ведал мир: в засуху, при меньших валовых сборах, закупочные цены на земледельческую продукцию понижались, в благоприятные годы, когда ее было больше, - повышались. Но даже министр сельского хозяйства при всем своем влиянии - он был членом Политбюро - не смог переломить ситуацию.

Система объективного (я уж не говорю - научного) планирования была подорвана во всех отраслях. "План-закон" в "самой плановой стране" утратил свое основное предназначение. Даже составленный и утвержденный во всех инстанциях, он, по справедливому замечанию Ткачёва, постепенно вообще перестал выполняться.

Да, план перестал быть законом. Но только этим, считает С. Ткачёв, нельзя объяснить, почему в 70-х-80-х годах замедлилось развитие советской экономики. И в своей статье он поднимает еще один глубинный пласт - анализирует экономические реформы, которые были проведены в СССР после 50-х годов. "Уже в ходе реформы в 1965 году, - пишет он, - выявились разрушительные свойства так называемого хозрасчета. С прилавков исчезли прежде всего самые дешевые, простые и качественные товары - начал разрастаться пресловутый "дефицит"!"

Вспомним, что той знаменитой реформой для усиления хозрасчета в качестве важнейшего государственного планового регулятора был введен чисто рыночный показатель прибыли, а показатель себестоимости из числа важнейших государственных плановых регуляторов - изъят. Получать прибыль можно двумя путями: снижением издержек (это требует немалых усилий для качественного улучшения производства, его организации во всех звеньях) либо повышением цен. Экономика стремится достичь цели наиболее простым путем. И она отреагировала мгновенно. 

Дешевые товары, не приносившие большой прибыли, были заменены дорогими. Каждый завод старался "загнать" в свое изделие как можно больше металла и прочего исходного сырья - только бы "накрутить" цену.

В ту пору, помню, я оказался в больнице. Мой сосед, уже в предпенсионном возрасте, почему-то весь день держал включенным транзисторный приемник. И однажды, чуть не подпрыгнув на койке, крикнул: "Летим, летим!" Он ждал, оказывается, запуска очередного космического корабля, для которого предприятие, где работал, изготовило двигатель. На радостях сообщил, что будет большая премия, и не удержался от благодарности конструкторам и руководству завода: могли сделать двигатель на четверть легче, но тогда и цена его, и прибыль, а значит, и премия были бы меньше. Если даже элитные, засекреченные ведомства стали для удорожания продукции и укрепления своего хозрасчета увеличивать издержки, то обычные - и подавно.

Сильнее всего "разрушительные свойства" проявились на стыках ведомств. За первые десять лет после реформы только три министерства, "завязанные" на село, - мясной и молочной промышленности, пищевой и заготовок вкупе с "Союзсельхозтехникой", перекачали ценовым насосом из деревни дополнительно около 15 миллиардов рублей - сумму для того времени умопомрачительную.

Но то была лишь вершина айсберга. Начались разрушительные процессы в производительных силах. Минский тракторный, например, запланировал увеличить за пятилетку ресурс двигателей в полтора раза, а "Сельхозтехника" за ту же пятилетку - в полтора раза увеличить их капитальный ремонт. Усилиями промышленности ресурс моторов был увеличен в точном соответствии с планом. И так же, в точном соответствии с планом, на 50% возрос их капитальный ремонт в "Сельхозтехнике". Парадокс объяснялся просто. В погоне за прибылью ее предприятия вынуждали хозяйства везти в капитальный ремонт почти исправные моторы. Как и целые тракторы, комбайны, автомобили.

А дальше начиналось самое страшное. На предприятиях "Сельхозтехники" ремонт промышленно-поточный, обезличенный. Машину или агрегат разбирали на части, затем из разных, неодинаково изношенных, непритершихся деталей собирали новые экземпляры. По сути был создан конвейер уничтожения заводских машин и замены их кустарно-примитивными. Они ломались, порой не доехав до деревни. Прибыль "Сельхозтехники" от всего этого росла как на дрожжах - за счет потерь и подорожания сельхозпродукции.

Под натиском собственного хозрасчета каждое хозяйство создавало и свою материальную базу. В зерновых районах страны нередко рядом, порой всего в полусотне метров, с элеватором или хлебоприемным пунктом доводилось видеть совхозный или колхозный ток. Казалось бы, зачем он: вези хлеб с поля, от комбайна, сразу на элеватор или в хлебоприемный пункт - там, на более мощном оборудовании, при меньших затратах, разгрузят, очистят и просушат его куда быстрее. Но это било по хозрасчету колхозов и совхозов: они теряли солидную доплату за качество сдаваемого зерна и получали вдобавок денежный начет за его влажность и засоренность сверх установленной нормы. Вот и старались подработать у себя. Мощные современные элеваторы в первые дни, а то и недели уборки простаивали, потом же, когда на токах хлеб был доведен до кондиций, не управлялись принимать поступающее от хозяйств зерно.

Из-за подобной нестыковки, усиленной хозрасчетом, только Кустанайская область теряла за год более миллиона тонн зерна - четвертую часть урожая. Так что оценки и выводы С.Ткачёва, даже при большом желании, ошибочными не назовешь. Полный хозрасчет, на который переводили предприятия, без государственного планового регулятора себестоимости, отодвинутого на задний план, по сути своей означал не что иное, как... свободный рынок. И никакие административные потуги не могли сдержать его "разрушительные свойства".

"Именно тут, - убежден помощник белорусского президента, - нужно искать причину того, что в последние три десятилетия своего существования СССР, хотя и пережил немало "экономических реформ", ни одна из них не только не оправдала замыслов и обещаний, но и не достигла хотя бы какого-либо зримого эффекта. Общественная система только хирела в условиях абсолютизации значения индивидуалистических хозрасчетов.

Более того, "реформы", следовавшие одна за другой, по сути своей только ухудшали экономический механизм, действовавший в начале 50-х годов. Чем дальше, тем хуже стали координироваться усилия государства по повышению эффективности народного хозяйства в масштабе страны. Многочисленные, начиная с 50-х годов, бессистемные, следовавшие одна за другой перестройки действовавшего хозяйственного механизма практически только разрушали целостность старой и не создавали новой системы, более соответствующей изменявшейся ситуации.

В целом реформы 1957, 1965 и 1987-1990 годов были просто прототипами друг друга, поскольку неизменно предусматривали повышение всё той же "самостоятельности предприятий", а затем регионов, республик - с переходом на "хозрасчет". Причем в условиях, когда ничего не делалось в целях рачительного ведения дел, экономности, бережливости и т.п."

Руководители страны, пришедшие к власти в середине 50-х годов, не поняли, что полный хозрасчет, на который переводили предприятия, без государственного планового регулирования, отодвинутого на задний план, по сути своей - тот же свободный рынок. И никакими административными мерами невозможно остановить его чисто экономическое разрушительное действие. Не поняв главного, они всё больше ориентировались на замену "видимой руки" государства "невидимой рукой" рынка. На Западе параллельно шел противоположный процесс: рыночные рычаги, доведенные там до совершенства и, казалось бы, больше всего отвечающие капиталистической экономике, заменялись государственными.

Оценивая факты, тенденции и явления, которые анализирует в своей статье помощник белорусского президента, приходишь к выводу, что реформы эти были проведены вопреки коммунистической идеологии и теории социалистического строительства, на верность которым присягало руководство страны. С позиций политэкономических они означали не что иное, как попытку "подправить" социализм капитализмом - причем теми его компонентами, которые из-за своей разрушительности в капиталистическом мире заменили на исконно считавшиеся социалистическими. Так началась сдача самой эффективной и самой справедливой в истории человечества общественно-политической системы.

И всё же, несмотря на столь серьезные деформации, страна добивалась успехов. Не только в социальной сфере. Первой на основе высоких технологий прорвалась в космос, а валовой внутренний продукт к 1990 году достиг 64% ВВП Соединенных Штатов Америки. Однако мы стали всё больше отставать от ведущих капиталистических стран по качественным показателям, в том числе по снижению затрат.

Надо было устранять деформации, оздоравливать "мутировавшую" социалистическую экономику, укреплять страну. Но к власти пришли те, кто по заказу Запада разрушал их. И, продолжая свою работу, стали тушить пожар бензином и действовать по принципу: лучшее средство от перхоти - гильотина.

"С началом либеральных реформ 1992 года, - пишет С. Ткачёв,- вместо того чтобы строить управление социально-экономическим развитием в соответствии со сложившимися в экономике условиями, поступили самым варварским способом. Госплан был ликвидирован. Надежда (а ею тогда зазомбировали немалую часть общества.- О.С.) сводилась к одному: рынок сам выстроит экономику так, как нужно".

Новые властители сталкивали постсоветские страны на гибельный путь, не прислушиваясь к голосам даже известных представителей капиталистической экономики, таких, как миллиардер Хороси Такавама. Он еще в 1991 году на советско-американском симпозиуме дал отпор российским "демократам", взахлеб расхваливавшим "японское чудо" и успехи стран с рыночной экономикой: "Вы не говорите об основном. О вашей первенствующей роли в мире. В 1939 году вы, русские, были умными, а мы, японцы, дураками. А в 1985 году мы поумнели, а вы превратились в пятилетних детей. Вся наша экономическая система практически полностью скопирована с вашей, с той только разницей, что у нас капитализм, частные производители и мы больше 15 процентов роста никогда не достигали, а вы при общественной собственности на средства производства достигали 30 процентов и выше".

Мудрый (если судить по критериям самих либерал-"реформаторов", измеряющих степень мудрости размером личного капитала) японец подметил главное: бесспорное преимущество плановой экономики и общественной собственности - то, что дорвавшиеся до власти либерал-"реформаторы" разрушили и стараются вытравить из людского сознания. Вот, например, первый заместитель российского министра экономразвития г-н Дмитриев заявляет: "Прогнозирование больше чем на два года - ненаучно". А ведь именно пятилетние и долгосрочные планы стали основой прыжка известных восточных и не только восточных "экономических тигров". Но его непосредственный начальник Г. Греф концептуально выступает против любого государственного регулирования: "Точка зрения, что государство должно расширять присутствие в экономике и взять под опеку какие-то отрасли, является неандертальской".

Только кто же неандерталец, если бюджетная поддержка, например, сельского хозяйства, сиречь та же опека государства, составляет в странах ЕС более 500 долларов на гектар. Их успех в развитии сельского хозяйства объясняется тем, что все они с конца 50-х годов прошлого столетия были выведены из рынка и развивались под "золотым дождем" государственной опеки. На Западе началось государственное регулирование цен - сначала в Англии, затем во Франции и далее - повсюду. Сейчас оно доведено там до совершенства. А из-за не "неандертальской" точки зрения г-на Грефа и его единомышленников бюджетная поддержка сельского хозяйства на один процент ВВП в России почти в 20 раз меньше, чем в США, а в расчете на гектар - почти в 100 раз меньше, чем в странах ЕС.

Лауреат Нобелевской премии по экономике Дж. Гелбрайт сказал о таких, как Герман Оскарович: "... их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера".

Ткачёв не называет никого из нынешних российских либерал-"реформаторов", но их неандертальская команда просматривается в каждой строке статьи. Черное свое дело они делают как бы в насмешку над обществом, без всякого научного обоснования. "Вообще, это не случайно,- уверен помощник белорусского президента,- что ни в одном из известных нам зарубежных и отечественных исследований не только не предлагается, но даже не обсуждается общее (базовое) понятие (модель) рынка в смысле какого-то минимума признаков, который при дальнейшем сужении ведет к утрате качества рынка, становится уже не рынком, а замещается иным образованием - в нем от рынка могут сохраняться лишь отдельные свойства.

Ведь даже дополнение минимально обязательных признаков рынка отдельными иными свойствами, по крайней мере, должно давать те или иные конкретные формы рынка. Но, повторяю, это даже не обсуждается. 

В то же время при кропотливом анализе типических структур и процессов в современных развитых экономиках удается изыскать лишь изолированные признаки, которые можно отнести к рыночным экономикам, но в целом, если соотносить и характеризовать их, исходя из общенаучной методологии классификации на основе базовых моделей и понятий рынка, называть рыночными просто нельзя.

Более того, они демонстрируют собой полное несоответствие рыночных ярлыков и масок. Поэтому имеет место, по крайней мере, подмена понятий".

Где же тот образцовый всевластный рынок, в который нас тянут и ради которого сломали и продолжают ломать Россию либерал-"реформаторы"? Ау! Нет ответа. Потому что в современных более-менее развитых странах нигде нет такого рынка. Но нам проповедники "нового мирового порядка" не прочь навязать именно такой рынок, от которого они сами давно отказались. И наши воители с неандертальцами услужливо выполняют советы (читай: приказы) своих забугорных хозяев. В мыслимых и немыслимых вариантах они повторяют то, что бросил с экрана, перефразировав известные стихи, один из их идеологов: "В мире есть царь, этот царь всюду правит - рынок названье ему".

Сегодняшнее ядро либерал-"реформаторской" команды составили выходцы из одного города. И поневоле приходят на ум слова видного общественного деятеля царской России А. Кошелева: "Знаете, шибко я боюсь вашей петербургской стряпни. Уж как вы, господа чиновники, да к тому ж петербуржцы, да еще вдобавок ученые, приметесь законодательствовать, право, из этого может выйти чисто-начисто беда, да еще какая! Знаете, мороз по коже дерёт..." Как в воду смотрел: развалили Россию-матушку - дальше некуда. Угроблено всё, чем гордилась страна. Доля ее валового внутреннего продукта по сравнению с ВВП США сейчас втрое меньше, чем была в советское время.

"Трагедия общества,- убежден помощник белорусского президента,- заключается не в том, что мы порой придерживаемся противоположных взглядов, а в том, что реальное управление экономикой осуществляется на основе модных, но преходящих общественных стереотипов, навязанных политиками, а не на основе практического использования объективных выводов экономической науки".

Любая попытка учесть эти выводы на практике приводит к успеху. Пример - Белоруссия, где был разработан, как характеризует его Ткачёв, принципиально важный документ - "Основные направления социально-экономического развития республики на 1996-2000 годы". С тех пор накоплен новый и интересный опыт планирования и прогнозирования - годового, среднесрочного и долгосрочного. Это помогло добиться более быстрого, чем во всех странах СНГ, социально-экономического развития.

Опыт этот - как кость в горле либерал-"реформаторов", которых поддерживает ангажированная наука. Ткачёв отмечает парадоксальность создавшейся ситуации: "Ныне налицо кричащее противоречие между возрастающей ролью государства в современной хозяйственной жизни самых развитых рыночных стран и доминирующей установкой экономической науки на минимизацию действий государства, ревнивой подозрительностью к любым попыткам ограничения индивидуалистического подхода".

Однако, по его твердому убеждению, "движение исторического маятника лишь временно вновь остановилось в точке "полной победы" постулата индивидуализма, вновь возведенного в ранг непреложной истины". И рано или поздно это противоречие разрешится, и, несомненно, маятник начнет движение "в сторону развития плановости, а стало быть, и в сторону приоритета общих, коллективных интересов".

Нетрудно понять, что этому всеми силами будут сопротивляться либерал-"реформаторские" команды постсоветских стран, и прежде всего - "новой России". Потому что отказываться от подлога, менять курс они не намерены. Статья ученого, помощника белорусского президента помогает еще яснее осознать, что теория и практика современного либерализма, или, как его называют, неолиберализма, антинаучна, антигуманна и преступна. И любая попытка завести общество в либеральный тупик оборачивается трагедией.

От редакции. Примечательно, что именно в сегодняшней Белоруссии получил высочайшую оценку принцип макропланирования, впервые разработанный и внедренный в жизнь на основе марксистской теории в СССР, дан обстоятельный анализ потерь и бед, вызванных подменой основ социалистического планирования суррогатами прибыли и иных буржуазных идолов либеральной экономики. Такой научный подход позволяет не только лучше понять причины августовской трагедии 1991 года и временного отступления социализма. Он указывает верные ориентиры, подтвержденные белорусским опытом рубежа XX - XXI веков, следование которым только и может привести к возрождению в России социалистического жизнеустройства.