Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac
Вып. 677

от 23.09.2012 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец


Поль Сезанн в воспоминаниях современников и в письмах к друзьям. Часть V



Стоит заметить, что охлаждение со стороны Золя к творчеству Сезанна началось гораздо раньше выхода в свет романа “Творчество”. Под давлением жены разбогатевший писатель счёл неудобным держать на виду у посетителей своего дома картины этого художника-неудачника, и отправил около десяти полотен Сезанна на чердак.
Тем более что простодушный художник несколько раз позволял себе задеть писателя.

Один раз Золя похвастался Сезанну, что недавно обедал у одной важной персоны. Художник сразу же припомнил письмо Золя от 1870 года, где тот писал другу детства:
"Я испытываю огорчение, видя, что не все глупцы погибли, но утешаюсь мыслью, что ни один из нас не погиб. Мы можем возобновить наши битвы", -
и сказал писателю:
"Видишь, если бы все глупцы исчезли, ты был бы принуждён доедать остатки тушеного мяса наедине со своей благоверной".
Золя обиженно промолчал.

В другой раз Золя пригласил Сезанна на один из своих приёмов, а художник явился к нему в том же виде, как он выезжал на природу, даже не переодевшись. Весь вечер Сезанн просидел молча, - ему было не о чем говорить с этими высокомерными людьми во фраках. Только в конце приёма художник с насмешкой обратился к хозяину дома:
"Скажи, Эмиль, не находишь ли ты, что здесь слишком жарко? Разреши мне снять пиджак".


Осенью 1895 года Амбруаз Воллар устроил выставку полотен Сезанна, которая напомнила парижанам о существовании этого художника и вызвала различные отзывы.

Критик Гюстав Жеффруа (1855-1926), подводя итоги выставки Воллара, написал в “Ле Журналь”:
"Сезанн — великий правдолюб, страстный и непосредственный, суровый и исключительно тонкий в передаче оттенков, - безусловно, попадет в Лувр. На этой выставке есть немало полотен, достойных музеев будущего".


Другой критик, Арсен Александр (1859-1937), в газете “Фигаро” опубликовал статью под заголовком “Клод Лантье”, которая должна была напомнить о романе Золя “Творчество” и о легендах и слухах, распространяемых вокруг имени Сезанна. Критик писал:
"Представившийся случай подтвердил, что Сезанн, в самом деле, существует, и что его существование кое-кому даже не бесполезно... Неожиданно обнаружилось, что друг Золя, этот таинственный провансалец — художник творчески неполноценный и одновременно самобытный, насмешливый и нелюдимый — человек выдающийся.
Выдающийся человек? Не совсем, если остерегаться сезонных увлечений. Но он, бесспорно, один из наиболее интересных темпераментов, он тот художник, у которого сознательно или бессознательно новая школа многое позаимствовала".
Назвав роман “Творчество” “романтической поэмой о живописи”, Арсен Александр одновременно упрекнул Золя в том, что тот
"исказил образы, пренебрег фактами и внёс излишнюю восторженность в описание самых обыкновенных вещей".


Чтобы закончить с упоминанием имени Золя, отметим, что в марте 1903 года вдова писателя продала большую часть коллекции произведений искусства, собранной писателем. Она продавала то, что ей не нравилось, так что среди выставленных на аукцион картин оказались и десять полотен Сезанна. К удивлению критиков, на полотна Сезанна оказался большой спрос, и цены на них значительно превышали первоначальные. Диапазон цен на полотна Сезанна составлял от 600 до 4200 франков.
Это было не так уж и мало, ведь за полотно уже признанного Эдуарда Моне выручили 2805 франков, а Писарро ушёл за 900 франков.

То, что Золя не разбирался в живописи и был лишён художественного чутья, говорит следующий факт. Одной из любимых картин Золя было полотно художника академического направления Эдуарда Деба-Понсана (1847-1913) под названием “Истина, выходящая из источника”. Эта картина была украшена двусмысленным девизом “Nec mergitur” (“Не тонет”) с пояснительным текстом:
"Подняв зеркало, Истина силится выйти из источника, где её удерживают лицемерие дона Базилио и жёсткий кулак грубой силы".
Эта картина, несмотря на все усилия организаторов распродажи, ушла всего за 350 франков. Однако такой результат никак не сказался на высокомерном отношении Деба-Понсана к произведениям художников-импрессионистов:
"Я получил золотую медаль! Когда ваш Моне сможет сказать о себе то же самое, тогда мы потолкуем".


Вернёмся всё же к Сезанну. Ценители его творчества появлялись уже давно, но они составляли меньшинство среди публики, посещавшей выставки и салоны. Однако они были, и появлялись новые, только процесс признания Сезанна был очень медленным, его признали, пожалуй, последним среди всех художников-импрессионистов. Впрочем...

В 1874 году на выставке импрессионистов около полотна Сезанна “Дом повешенного” остановились граф Арман Дориа (1824-1896) с сыном. Граф Дориа был известным коллекционером произведений искусства и двадцать лет назад он защищал от нападок творчество Камилла Коро. Но теперь... Картина Сезанна явно не понравилась графу, и он стал объяснять сыну, что ему не нравится. Но чем дольше граф объяснял сыну свою точку зрения, детально разбирая картину, тем больший интерес она у него стала вызывать. Только так Арман Дориа смог по достоинству оценить талант художника, его выразительные средства и композиционное мастерство.
Кончилось тем, что граф был вынужден признать:
"Нет, мы ничего решительно не понимаем! Какие-то важные особенности заложены в полотнах этого художника. Он непременно должен быть представлен в моей галерее".
И с этими словами Арман Дориа решил приобрести полотно Сезанна “Дом повешенного”.

В апреле 1877 года открылась третья выставка импрессионистов, и наибольшее количество нападок журналистов и критиков вызывали картины Сезанна. Голоса в защиту художника раздавались крайне редко, и одним из немногих защитников стал Жорж Ривьер (1855-1943), который в газете “Импрессионист” написал:
"За последнее пятнадцатилетие Сезанн – наиболее критикуемый, осуждаемый прессой и публикой художник. Нет такого оскорбительного эпитета, который не присоединяли бы к его имени, и творения его имеют успех разве только потому, что вызывают гомерический хохот, продолжающийся и поныне. Одна газета назвала сезанновский портрет мужчины, представленный на выставке нынешнего года, “Биллуар в шоколаде” [Биллуар – это имя казнённого убийцы, который разрезал свою жертву, женщину, на куски.]. Эта издёвка, этот шум вокруг художника – следствие недобросовестности, которую даже не пытаются скрыть. К полотнам г-на Сезанна подходят, чтобы повеселиться. Со своей стороны, признаюсь, я не знаю живописи, которая давала бы так мало повода для смеха... Сезанн художник, и большой художник. Те, кто никогда в жизни не держал в руках ни кисти, ни карандаша, объявили, что Сезанн не умеет рисовать, они считают его недостатками то, что, собственно, и является тем утонченным и глубоким мастерством, которое приходит вместе с огромными знаниями... Натюрморты художника, столь прекрасные, столь точные по гармонии тонов, содержат в себе нечто торжественное и глубоко правдивое... Во всех своих картинах художник волнует, потому что сам испытывает неподдельное волнение перед натурой, которую он во всеоружии знания воплощает на холсте".
В заключение своей статьи Ривьер приводит мнение одного критика, правда, из числа своих друзей:
"Создатель “Купальщиков” принадлежит к породе титанов. Так как он не поддается никакому сравнению, то удобнее всего его отрицать. Между тем в живописи у него есть единомышленники, уважаемые в мире искусства, и если сегодня мы не воздаем Сезанну должное, то потомки наши сумеют отвести ему место среди равных, рядом с полубогами искусства".


В марте 1892 года в одном из номеров “Ле Журналь” известный критик Гюстав Жеффруа пишет о Сезанне:
"Сезанн стал чем-то вроде предтечи, от которого хотят вести свой род символисты. И действительно, можно, конечно, установить прямое родство и довольно ясную преемственность между живописью Сезанна и живописью Гогена, Эм[иля] Бернара и других. Это относится и к Ван-Гогу. Хотя бы с этой точки зрения Поль Сезанн заслуживает того, чтобы его имя заняло подобающее место. Конечно, отсюда не следует, что духовная связь между Сезанном и его преемниками поддается абсолютно точному определению, и что Сезанн ставит перед собой те же теоретические и синтетические задачи, какие ставят художники-символисты. Теперь при желании уже легко уяснить себе, в чём состояла последовательность исканий Сезанна, всего его творчества в целом. Основное доминирующее впечатление такое, что Сезанн подходит к натуре не с какой-то обязательной программой, с деспотическим намерением подчинить эту натуру провозглашенному им закону, приспособить или свести натуру к формуле того искусства, которое он носит в себе. Сезанн отнюдь не лишен программы, у него есть свои законы и идеалы, но они исходят не от канонов его искусства, а от страстной пытливости его ума, от горячего стремления овладеть предметами, восхищающими его взор.
Сезанн – человек, который вглядывается в окружающий мир, человек, опьянённый открывающимся перед ним зрелищем, стремящийся передать это чувство опьянения на ограниченном пространстве полотна. Принимаясь за работу, он ищет средства, чтобы осуществить такую передачу как можно полнее и правдивее".


Примерно в те же дни 1892 года художник, журналист и теоретик искусства Эмиль Бернар (1868-1941) посвящает творчеству Сезанна 387-й выпуск своей достаточно популярной у публики серии “Люди нашего времени”.
Бернар пишет, что Сезанн
"открывает искусству заветную дверь: живопись для живописи".
Разбирая картину Сезанна “Искушение святого Антония”, Бернар отмечает силу своеобразной техники художника и пишет:
"Это заставляет меня задуматься над словами, сказанными однажды в моём присутствии Полем Гогеном о Поле Сезанне:
"Нет ничего, что так походило бы на мазню, как шедевр".
Со своей стороны я нахожу, что в мнении Гогена заключена жестокая правда".
Тем не менее, Бернар далее восторженно пишет:
"Как бы ни думал мэтр о своем творчестве — а он очень строг к себе, — оно превосходит всё, что есть в современной живописи, и утверждает себя сочностью и своеобразием видения, красотой палитры, богатством красок, декоративной насыщенностью. Его живопись глубока и долговечна. Она привлекает нас своей убеждённостью, своей здоровой направленностью, убеждает нас в той неоспоримости правды, которую провозглашает и которая при современном упадке воспринимается нами как освежающий оазис. Связанное своим утончённым восприятием с готическим искусством, творчество Сезанна современно, оно ново, оно французское, оно гениально!"


Поль Сезанн в воспоминаниях современников и в письмах к друзьям. Часть IV

(Продолжение следует)

Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:
WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также
Сонник по Фрейду
Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2012
abhoc@abhoc.com

В избранное