Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"

Подписаться Бесплатная «Золотая» новостная рассылка . Подписчиков 3.079 RSS
←   Февраль 2011   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://www.abhoc.com
Открыта: 01-02-2000

Автор
Виталий Киселев (Старый Ворчун)

Статистика

3.079 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac
Вып. 603

от 27.02.2011 г.

Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец

Иван Иванович Дмитриев и Павел I: арест и награда или, как поэт стал обер-прокурором Сената. Несколько версий одного исторического анекдота

В своё время, в конце XVIII века, много шума наделала история с арестом известного поэта и баснописца Ивана Ивановича Дмитриева (1760-1837). Рассказы об этом происшествии, случившемся в самом начале царствования Павла I, передавались из уст в уста, обрастая всё новыми подробностями, так что вскоре стало почти невозможно понять, что же произошло на самом деле.
Как в старом анекдоте: то ли у N что-то украли, то ли сам N что-то украл, но что-то такое там было.
Попробуем восстановить ход реальных событий, излагая несколько версий данного происшествия.
Известно, что в самом начале царствования Павла I Дмитриев подал прошение об отставке, и в конце 1796 года получил высочайшее разрешение на выход из гвардии в отставку с чином полковника и с мундиром.
Также хорошо известно, что император Павел с первых же дней своего правления стал перестраивать российскую армию на прусский манер, и это вызвало негативную реакцию среди большей части офицерского состава, выражавшуюся, по большей части, в пассивном сопротивлении.
Император Павел был очень недоволен таким положением, и однажды он обратился к группе вызванных гвардейских офицеров:
"Господа, до меня доходит, что господа офицеры гвардии ропщут и жалуются, что я их морожу на вахтпарадах. Вы сами видите, в каком жалком положении служба в гвардии: никто ничего не знает, каждому надобно не только толковать, показывать, но даже водить за руки, чтоб делали свое дело. Кто не хочет служить - поди прочь, никого не удерживают. Я хочу, чтоб каждый знал свою должность. Ежели кто из вас услышит вновь от кого ропот, то приказываю вам таковому отрезать ухо и ко мне принести. Подите и объявите о сем вашим начальникам, и товарищам, господам офицерам, каждый по своему полку".
Дальше начинается разветвление версий происшествия с Дмитриевым.
По одной из них, в самом начале 1797 года император снова созвал множество офицеров гвардии. Он велел обер-полицмейстеру Ефиму Мартемьяновичу Чулкову (1754-?) привести капитана Ивана Ивановича Дмитриева [но он ведь уже в отставке полковником!] и штабс-капитана Василия Ивановича Лихачёва (1761-1802), а затем зачитал анонимное письмо, в котором приведённые офицеры обвинялись в том, что они жалуются на Государя и составляют заговор с целью покушения на Императора.
Все присутствующие были поражены таким обвинением, тем более что Дмитриев и Лихачёв были практически незнакомы между собой, так как Лихачёв по состоянию здоровья много времени проводил в отпуске.
После чтения письма Павел добавил:
"Вот, господа, слышите повторение того, что я объявлял чрез адъютантов ваших. Я не могу оставить дела сего без строжайшего исследования для собственной своей безопасности и в бесчестии для господ офицеров гвардии".
Дмитриев и Лихачёв были арестованы и уведены для допросов, а все присутствовавшие при этом деле стали целовать императору руки и уверять его в своей преданности.
По версии, изложенной племянником поэта Михаилом Александровичем Дмитриевым (1796-1866), события развивались несколько иначе. В день Крещения 1797 года И.И. Дмитриев ещё перед обеднею лежал в постели и читал какую-то книгу. В это время к нему пришёл его двоюродный брат Иван Петрович Бекетов (1766-1835), в мундире и в шарфе, и шутя говорит ему:
"Вот, право, счастливец! Лежит спокойно, а мы будем мёрзнуть на вахтпараде!"
Через четверть часа Бекетов стал уходить и увидел, что у наружных дверей дома поставлен часовой. Бекетов хотел вернуться назад, но его уже не пустили.
Вскоре к Дмитриеву пришёл второй военный губернатор Петербурга Николай Петрович Архаров (1742-1815) [первым тогда был великий князь Александр Павлович] и очень учтиво сказал ему, чтобы он одевался и ехал с ним.
Дмитриев начал одеваться, хотел причесаться, сделать букли, косу и напудриться, но Архаров сказал, что всё это не нужно. Поэтому Дмитриев наскоро оделся в мундир, с распущенными волосами сел в карету с Архаровым, и они поехали.
Вскоре карета остановилась у императорского дворца. Взойдя на крыльцо, Дмитриев увидел своего сослуживца Лихачёва, привезённого во дворец полицмейстером. Архаров оставил обоих на попечение полицмейстера, а сам по лестнице пошёл во внутренние помещения.
Оба арестанта, а они уже поняли, что их арестовали, одновременно бросились друг к другу с одним и тем же вопросом:
"Не знаешь ли, за что?"
И оба одновременно же ответили:
"Не знаю!"
Вскоре их обоих повели к императору, но чтобы попасть в кабинет Павла I, им пришлось пройти через несколько парадных комнат, наполненных по случаю праздника высшими чинами двора, придворными дамами, генералами, сенаторами и пр.
Когда арестованных ввели в кабинет Государя, тот был окружён лишь членами императорского семейства. Павел обратился к ним с такими словами:
"Господа! Мне подан донос, что вы покушаетесь на мою жизнь!"
При этих словах великие князья Александр и Константин со слезами бросились обнимать отца. Тронутый их рыданиями, Павел продолжал:
"Я хотя и не думаю, чтоб этот донос был справедлив, потому что все свидетельствуют об вас одно хорошее. Особливо за тебя все ручаются!"
Последние слова императора относились к Дмитриеву, за которого ручались и наследник престола великий князь Александр, и генерал-майор Фёдор Ильич Козлятьев, и множество других известных лиц.
Павел продолжал:
"Впрочем, я так ещё недавно царствую, что никому, думаю, не успел ещё сделать зла! Однако, если не как император, то как человек, должен для своего сохранения принять предосторожности. Это будет исследовано, а пока - вы оба будете содержаться в доме Архарова".
Они поселились у Архарова, и в первый день обедали вместе с хозяином. Но так как к военному губернатору начало приезжать множество любопытных, то Архаров предложил им обедать одним в своей комнате, чему все были только рады.
Три дня прожили офицеры у Архарова в неизвестности и тревоге, и все три дня история об их аресте обрастала новыми невероятными подробностями.
Но были в этой истории и забавные моменты. В один из этих дней в комнату к Дмитриеву заглянул хорошо одетый мальчик, который попросил разрешения войти. Это оказался племянник Архарова, который обратился к Дмитриеву с такой просьбой:
"Я слышал, что вы пишете стихи. Я тоже пишу, и пришел попросить вас, чтоб вы поправили".
Теперь настало время изложить версии раскрытия этого дела.
Три дня расследование не давало никаких результатов, пока к генералу Н.П. Архарову не явился Яков Васильевич Лихачёв (1765-1822), младший брат обвинённого офицера, который в день чтения письма был в карауле. Он попросил показать ему анонимное письмо и признал руку одного из крепостных своего старшего брата.
Этот крепостной был взят и признался, что написал данное письмо со злости на своего хозяина, который его часто колотил за пьянство. Он также слышал, что полиция награждает таких доносчиков деньгами.
В другой версии этого популярного анекдота виновным в доносе оказался не крепостной, а лакей Лихачёва, которого он прогнал со службы за нерадивость и воровство.
По версии М.А. Дмитриева, донос написал слуга младшего брата Лихачёва, надеясь таким образом получить свободу. Для достоверности доноса он добавил сюда и Дмитриева.
Архаров же после ареста офицеров начал активно обыскивать одежду слуг арестантов и их близких родственников. В кармане одного из слуг был найден черновик письма к родственникам, в котором он сообщал им, что скоро получит вольную. Сравнили почерк письма с доносом, и слуга был арестован.
Существует также несколько вариантов рассказа о реакции императора Павла на раскрытие этого дела.
На следующий день офицеров Дмитриева и Лихачёва освободили, и Архаров доставил их к императору, который обратился к ним с такими словами:
"Господа, я прошу вас забыть бывшее с вами приключение, которое меня весьма беспокоило. Я рад, что исследование открыло вашу невинность, но вы признаетесь сами, что мне нельзя было поступить иначе".
В такой версии анекдота, ни о каких наградах для ложно обвинённых офицеров речь не идёт.
По другой версии, когда Павел узнал о невиновности арестованных офицеров, он торжественно вернул им шпаги во время развода. При этом прощённый преклонял колено, император же поднимал его и обнимал.
Дмитриев во время этой процедуры обратился к Павлу с такими словами:
"Ваше Величество! Дозволите мне не оскорблять Вас выражениями благодарности, потому что, так как я невиновен, то и милости мне от Вашего Величества никакой не оказано. Но так как гвардия Ваша, Государь, должна стоять выше всякого подозрения, то мне не приличествует более оставаться на службе, и я умоляю Ваше Величество даровать мне отставку".
Павел удивился таким словам своего офицера, обнял Дмитриева и сказал ему:
"В верности вашей я никогда не сомневался, а это только обычная формальность. Я был бы рад, если б вы остались".
Однако Дмитриев продолжал настаивать:
"Убедительнейше прошу Ваше Величество дать мне отставку. Да я, кроме того, и не обладаю нужным здоровьем для того, чтобы оставаться солдатом".
Пришлось Павлу удовлетвориться такими объяснениями Дмитриева и согласиться на его просьбу:
"Ну, извольте. Так как вы этого желаете, то я даю вам разрешение. Однако укажите генерал-прокурору, какое место вы желали бы получить на гражданской службе".
По этой версии анекдота, так Дмитриев и стал обер-прокурором Сената.
В изложении М.А. Дмитриева, когда Павел узнал о невиновности офицеров, он велел великому князю Александру Павловичу спросить Дмитриева: чего он хочет?
Дмитриев же отвечал Александру Павловичу, что он ничего не хочет, кроме спокойной жизни в отставке. Когда великий князь в третий раз пришёл к Дмитиеву и стал настаивать:
"Скажи что-нибудь; батюшка решительно требует!"
Пришлось Дмитриеву заявить, что он хотел бы посвятить свою жизнь служению Государю. После такого ответа Дмитриев был сделан товарищем министра уделов. А уже в 1798 году он получил место обер-прокурора Сената.
О поощрениях для Лихачёва М.А. Дмитриев ничего не говорит.
В действительности всё было немного по-другому. Да, в конце 1796 года Дмитриев подал императору прошение об отставке, получил её с чином полковника и уже готовился выразить Павлу свою благодарность, как на Рождество был арестован вместе с двумя гвардейскими офицерами по анонимному доносу.
Через три дня ложность доноса была установлена, и офицеры были прощены.
Дмитриева пригласили в Москву на коронацию Павла, где он был осыпан ворохом милостей императора, в том числе он стал товарищем министра в департаменте уделов. В том же 1797 году Дмитриев был переведён на должность обер-прокурора 3-го департамента Сената, а в 1798 году он действительно стал обер-прокурором Сената.
Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:
WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также
Сонник по Фрейду
cВиталий Киселев (Старый Ворчун), 2011
abhoc@abhoc.com
В избранное