Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac
Вып. 520

от 24.05.2009 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец


А.П. Чехов:
взгляд со стороны, анекдоты, высказывания. Вып. 14



Для Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник (1874-1952) у Антона Павловича было несколько прозвищ: "великая писательница земли русской", "маститый беллетрист" и "Татьяна Ежова". Последнее прозвище она получила по имени одного знакомого Чехову журналиста, за которого он часто, шутя, грозился выдать ее замуж.
Писательница вспоминает один из любимых рассказов Чехова мелиховского периода:
     "Как он, Антон Павлович, будет "директором императорских театров" и будет сидеть, развалясь в креслах "не хуже
     Вашего Превосходительства". И вот курьер доложит ему:
     "Ваше превосходительство, там бабы с пьесами пришли! (Вот как у нас бабы с грибами к Маше ходят)".
     - "Ну, пусти!"
     И вдруг - входите вы, кума. И прямо мне в пояс.
     - "Кто такая?"
     - "Татьяна Ежова-с!"
     - "А! Татьяна Ежова! Старая знакомая! Ну, так уж и быть: по старому знакомству приму вашу пьесу".


Но не все шутки Чехова были такими безобидными. В Мелихове у Чеховых помимо обыкновенных голубей водились еще голуби кофейного цвета с белым, так называемые, египетские. И была у Чеховых еще кошка точно такой же раскраски. Однажды Антон Павлович совершенно серьезно стал уверять Щепкину-Куперник, что египетские голуби произошли от скрещения обычных голубей с этой кошкой. Естественную историю тогда в средних учебных заведениях не преподавали, и молодая писательница легко поверила такому авторитету, как Чехов.
Немного позднее она рассказала кому-то из знакомых о замечательных мелиховских голубях Чехова. Этот рассказ произвел фурор в литературных кругах, и Татьяна Львовна долго еще стыдилась своего невежества.

Однажды в Мелихове отец Антона Павловича вернулся из церкви и сказал ему:
"Вот, Антон, ты никогда в церковь не ходишь, а какую батюшка хорошую проповедь сказал - приятно было слушать!"
Антон Павлович попросил коротко пересказать ее. Суть проповеди сводилась к следующему обращению батюшки к прихожанам:
"Что бы вы сказали, если бы вы увидели путника, томимого жаждой, и рядом с ним два источника - один прозрачно чистый, другой же мутный и загрязненный. И вдруг путник для утоления жажды пренебрегает чистым источником и утоляет свою жажду из мутного? Вы бы назвали его неразумным! Но не то же ли самое делаете и вы, когда в праздничный отдых свой, вместо того чтобы идти к чистому источнику церковной службы, душеспасительного чтения - отправляетесь в кабак и там напиваетесь?"
И т.д.
Антон Павлович внимательно выслушал, поблагодарил за пересказ, а потом пригласил всех:
"Ну, а теперь пойдемте к мутному источнику, ибо по берегам его растут великолепные соленые грузди!"
С тех пор Антон Павлович часто приглашал обедающих к "мутному источнику".

По поводу "Попрыгуньи" Чехов жаловался одному из своих корреспондентов:
"Можете себе представить, одна знакомая моя, сорокадвухлетняя дама узнала себя в двадцатилетней героине моей "Попрыгуньи", и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика - внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор и живет она с художником..."


Левитан тоже обиделся на Антона Павловича, хотя для него ничего обидного в рассказе не было. Произошло довольно бурное и бестолковое объяснение, после которого друзья около года не разговаривали. Помирила их Щепкина-Куперник, привезя Левитана в Мелихово. Увидев ее спутника, Чехов крепко пожал ему руку, и они заговорили о самых обычных вещах, как будто ничего и не было.

Иногда Антон Павлович мог с самым серьезным видом сказать:
"Да, вы правы: бабы с пьесами размножаются не по дням, а по часам, и я думаю, только одно есть средство для борьбы с этим бедствием - зазвать всех баб в магазин Мюр и Мерилиза и магазин сжечь".


Как известно, Бунин свою книгу о Чехове не успел закончить, но и то, что издано, представляет большой интерес. Иногда занимательными у Бунина бывают замечания к воспоминаниям других современников Чехова.
Так Щепкина-Куперник пишет, как Антон Павлович говорил ей о том, что его скоро забудут:
"Меня будут читать лет семь, семь с половиной, а потом забудут".
Тут Бунин приписал:
"Это украдено у меня".
Мемуаристка продолжает, что однажды Антон Павлович добавил:
"Но потом пройдет еще некоторое время - и меня опять начнут читать, и тогда уже будут читать долго".
Здесь Бунин добавляет:
"А это выдумала Щепкина".


О своей манере писать Чехов говорил так:
"Обыкновенно пишу начерно и переписываю набело один раз. Но я подолгу готовлю и обдумываю каждый рассказ, стараюсь представить себе все подробности заранее. Прямо, с действительности, кажется, не списываю, но иногда невольно выходит так, что можно угадать пейзаж или местность, нечаянно описанные..."


Антон Павлович вспоминал, что когда он первый раз приехал к Льву Толстому, тот сразу же повел их купаться, и первый разговор у них происходил по горло в воде.

Вот что думал Антон Павлович о студенческих волнениях:
"Университетские движения, по-моему, вредны, вредны тем, что оттягивают и губят много сил понапрасну. Каждое такое волнение сокращает силы интеллигенции. Этих сил так мало, обходятся они так дорого, столько их пропадает и без всяких университетских волнений, что незачем заботиться об увеличении числа жертв, уносимых жизнью. Надо работать и работать. Дела много, бесконечно много. Надо бороться с темными силами здесь, на месте, бороться с нуждой, невежеством и теми, для кого невежество выгодно..."


Антон Павлович любил делать неожиданные подарки. Он мог прислать, например, штопор.

Александра Александровна Хотяинцева (1865-1942), художница и талантливая карикатуристка, вспоминает о том, что у Антона Павловича было пристрастие в одежде к красному цвету, например, галстукам.

Антон Павлович получал очень много писем, да и сам писал много, хотя постоянно утверждал, что очень не любит этого делать:
"Некогда. Видите, какой большой писательский бугор у меня на пальце? Кончаю один рассказ, сейчас же надо писать следующий... Трудно только заглавие придумать, и первые строки тоже трудно, а потом все само пишется... И зачем заглавия? Просто бы № 1, 2 и т.д."


При личной встрече с корреспондентом Чехов мог сказать ему не о письме, а сделать неожиданное замечание:
"Вам не стыдно так неразборчиво писать адрес? Ведь вы затрудняете работу почтальона!"


На крыше флигеля Антона Павловича в Мелихове вывешивался красный флажок, когда хозяин был дома и мог оказывать помощь своим соседям-крестьянам.

Однажды Хотяинцева рисовала этот флигелек, а Антон Павлович прогуливался у нее за спиной со своими таксами и разговаривал с художницей. Когда же Хотяинцева закончила рисовать, то чуть не упала, так как Антон Павлович успел положить в ее туфлю-лодочку на пятку целую луковицу. [Очевидно, туфля болталась на пальцах ноги].

При знакомстве с Хотяинцевой Чехов задал ей неожиданный вопрос (что было ему вообще свойственно):
"А вы играли в моем "Медведе"? Нет? Очень приятно, а то каждая почти барышня начинает свое знакомство со мной:
"А я играла вашего "Медведя"!"


Антон Павлович утверждал:
"Говорить глупости - привилегия умных людей!"


Чехов говорил, что самая его любима опера – это "Кармен".
Он и цирк любил.

Себя Антон Павлович иногда сравнивал (а то и называл) с Потемкиным:
"Когда я еду мимо церкви, всегда звонят, так было с Потемкиным".
Хотяинцева усомнилась в этом, но когда они через несколько дней ехали к станции и проезжали мимо церкви, раздался колокольный звон. Антон Павлович обратился к спутнице:
"Слышите?! Что я вам говорил?"


Василий Иванович Качалов (1875-1948, наст. фамилия Шверубович) вспоминал о том, что когда Чехов хвалил актера или обсуждал с ним роль, то у того часто оставалось недоуменное впечатление о разговоре и мнении Чехова. Вот лишь несколько примеров.

Антон Павлович хвалит Качалова за исполнение роли Тузенбаха в "Трех сестрах":
"Чудесно, чудесно играете Тузенбаха, чудесно..."
Немного подумал и добавил:
"Вот еще N тоже очень хорошо играет в "Мещанах".
Но этот N играл как раз очень плохо, так как роль ему не подходила по возрасту и комплекции. Качалов так и не понял, понравился Антону Павловичу его Тузенбах, или нет.

Когда Качалов сыграл Вершинина, Антон Павлович только и сказал ему:
"Хорошо, очень хорошо. Только козыряете не так, не как полковник. Вы козыряете, как поручик. Надо солиднее это делать, поувереннее..."


Однажды Антон Павлович пригласил Качалова поговорить о роли Тригорина в "Чайке", но все наставления свелись к следующему:
"Знаете, удочки должны быть, знаете, такие самодельные, искривленные. Он же сам их перочинным ножиком делает... Сигара хорошая... Может быть, она даже и не очень хорошая, но непременно в серебряной бумажке..."
Немного подумал и добавил:
"А главное, удочки".
И все.

(Продолжение следует)

Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:

WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также
Сонник по Фрейду
Внимание! На первой странице сайта установлен поисковик по всем выпущенным рассылкам Ворчуна.
©Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2009
abhoc@abhoc.com

В избранное