Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Ворчалки об истории или "Ab hoc et ab hac"


Owls

Ворчалки об истории,
или Ab hoc et ab hac

Вып. 407

от 14.01.2007 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец



Внимание!

5 января 2007 года расширен

Сонник по Фрейду

.
В нем появилось более 150 новых терминов и их толкований.



А.П. Чехов:
взгляд со стороны, анекдоты, высказывания
Вып. 6



Один из чиновников Императорского театра пригласил Чехова для переговоров [приехать даже к известному автору он не счел возможным] и начал разговор довольно скованно:
«Чем вы занимаетесь?»
Антон Павлович удивленно ответил:
«Пишу».
Чиновник сбивчиво продолжал:
«То есть, разумеется, я знаю... Но, что вы пишете?»
Чехов потянулся за шляпой, и чиновник поспешил перейти к делу. Оно состояло в том, что репертуарная комиссия просмотрела «Дядю Ваню» и не согласилась с выстрелом в третьем акте, о чем и был составлен специальный протокол. В протоколе требовалось переделать финал пьесы, так как нельзя допустить, чтобы в профессора университета, дипломированное лицо, стреляли из пистолета.
Антон Павлович попросил, чтобы ему прислали копию этого удивительного протокола, после чего раскланялся и ушел.
Впоследствии Чехов с возмущением показывал этот протокол своим знакомым.



Чехов органически не выносил пошлости в любом проявлении. Однажды ему сообщили о поставленном в провинции «Дяде Ване». Там исполнитель главной роли играл его опустившимся помещиком, в смазных сапогах и мужицкой рубахе. Так в то время было принято изображать помещиков на сцене. Чехову от этого сообщения чуть не сделалось плохо:
«Нельзя же так, послушайте. У меня же написано: он носит чудесные галстуки. Чудесные! Поймите, помещики лучше нас с вами одеваются».



Когда в Художественном театре шла «Эдда Габлер» Ибсена, Чехов во время антракта часто заходил в уборные к актерам и продолжал сидеть там, когда спектакль уже продолжался. Решили, что Чехову постановка не понравилась, и спросили его об этом. Ответ Антона Павловича был для всех совсем неожиданным:
«Послушайте же, Ибсен же не драматург!»



На спектакли Чехов приходил задолго до начала. Он любил выйти на сцену и смотреть, как ставят декорации. Он с интересом вникал во все театральные мелочи: как опускают декорации, как освещают, - и всегда с удовольствием слушал разговоры об этих вопросах. В антрактах он ходил по уборным и говорил с актерами о всяких пустяках.



Удовольствие от театра отравляла Чехову только необходимость выходить на овации. Поэтому он часто исчезал до окончания спектакля, и приходилось объявлять, что автора в данный момент в театре нет.



Антон Павлович бывал в Художественном театре почти на всех репетициях своих пьес, но всегда очень осторожно высказывал свое мнение. Были только два исключения: он очень резко протестовал против утрирования провинциальной жизни, и требовал, чтобы из военных не делали каких-то театральных шаркунов. Военных, по его мнению, следовало играть, как хороших, милых и простых людей, одетых в поношенные, а не парадные мундиры, без карикатурной выправки, поднятых плеч и нарочитой грубости. Увидев такое, Чехов настаивал:
«Этого же нет, военные же изменились, они же стали культурнее, многие же из них уже даже начинают понимать, что в мирное время они должны приносить с собой культуру в отдаленные медвежьи углы».



Когда шли репетиции «Трех сестер», Антон Павлович был заграницей. Там в четвертом акте была сцена, в которой Андрей разговаривает с Ферапонтом и описывает ему, что такое жена с точки зрения провинциального и опустившегося человека. Станиславский считал, что это был великолепный монолог страницы на две. Вдруг Чехов присылает записку с требованием вычеркнуть весь этот монолог и заменить его тремя словами:
«Жена есть жена!»



Однажды Чехов попросил В.Л. Вишневского устроить званый обед и пригласить на него всех своих родственников и родственников О.Л. Книппер. В назначенное время все приглашенные собрались, но Антона Павловича и Ольги Леонардовны все не было. Стали их ждать, волновались, и вдруг получают известие, что в это самое время Чехов и О.Л. Книппер венчаются в церкви, а прямо оттуда отправляются на вокзал и затем в Самару, на кумыс. Все это Чехов подстроил, чтобы никто не помешал провести церемонию венчания в интимной обстановке, без обычного свадебного шума.



Чехов не любил Ибсена и скучал на репетициях «Дикой утки». Иногда он говорил:
«Послушайте же, Ибсен не знает жизни. В жизни так не бывает».



В этой же пьесе Чехов с улыбкой смотрел на актера А.Р. Артема и частенько приговаривал:
«Я же напишу для него пьесу. Он же непременно должен сидеть на берегу реки и удить рыбу...»
В то время А.Л. Вишневский жил в доме Сандуновских бань и каждый день ходил купаться, так что Чехов однажды к своей поговорке добавил:
«А Вишневский будет в купальне рядом мыться, плескаться и громко разговаривать...»



Антон Павлович был хорошим физиономистом. Однажды он сидел в уборной у Станиславского, и к тому в гости зашел близкий знакомый, у которого была репутация веселого, жизнерадостного и немного беспутного человека. Чехов не вмешивался в их беседу, а только внимательно разглядывал посетителя. После ухода этого знакомого Чехов в течение вечера расспрашивал Станиславского о нем. На вопрос о причинах такого интереса, Антон Павлович ответил:
«Послушайте, он же самоубийца».
Станиславскому такой диагноз показался очень смешным, но через несколько лет он с удивлением узнал, что его знакомый действительно отравился.



Чехов очень обижался, когда критики называли его пессимистом, а его героев неврастениками. Он тогда тыкал пальцем в газету и говорил:
«Скажите же ему, что ему (критику) нужно водолечение... Он же тоже неврастеник, мы же все неврастеники».



Однажды Чехов прибыл в Москву зимой, и его пребывание в городе совпало и с постановкой его пьесы, и с именинами (17/30 января). По такому случаю Станиславский решил сделать Чехову какой-нибудь достойный подарок от имени всей труппы. Стниславский долго бегал по различным антикварным магазинам, но ничего подходящего не нашел кроме куска какой-то очень редкой материи, имевшей музейную ценность. Решили этой материей задрапировать подарочный венок и поднести Чехову. Антон Павлович хоть и обрадовался подарку, но после юбилея сделал Станиславскому выговор:
«Послушайте, ведь это же чудесная вещь, она же должна быть в музее».
Станиславский стал оправдываться:
«Так научите, Антон Павлович, что же надо было поднести?»
Чехов немного подумал и серьезно ответил:
«Мышеловку. Послушайте, мышей же надо истреблять».
После чего рассмеялся и добавил:
«Вот художник Коровин чудесный подарок мне прислал! Чудесный!»
Станиславский поинтересовался:
«Какой?»
Чехов весело ответил:
«Удочки».



Следует отметить, что и другие подарки, поднесенные Чехову на его юбилей, не порадовали его, а некоторые даже рассердили своей банальностью. Он сердито пояснял:
«Нельзя же, послушайте, подносить писателю серебряное перо и старинную чернильницу».
На вопрос, а что же надо дарить, он начинал серьезно отвечать, но заканчивал шуткой и улыбкой:
«Клистирную трубку. Я же доктор, послушайте. Или носки. Моя же жена за мной не смотрит. Она актриса. Я же в рваных носках хожу. Послушай, дуся, говорю я ей, у меня палец на правой ноге вылезает. Носи на левой ноге, говорит. Я же не могу так!»



Отзывы Чехова часто ставили его собеседников в недоумение. Например, когда Качалов сыграл Вершинина, Антон Павлович сказал ему:
«Хорошо, очень хорошо. Только козыряете не так, не как полковник. Вы козыряете, как поручик. Надо солиднее это делать, поувереннее».
Вот и весь отзыв.



Когда же Качалов репетировал Тригорина в «Чайке», Чехов пригласил его, чтобы поговорить о роли. Теперь представьте себе, что взволнованному актеру Чехов начинает задумчиво говорить:
«Знаете, удочки должны быть, знаете, такие самодельные, искривленные. Он же сам их перочинным ножиком делает... Сигара хорошая... Может быть, она даже и не очень хорошая, но непременно в серебряной бумажке».
Тут Чехов надолго замолк, а потом добавил:
«А главное, удочки...»
Когда же Качалов начал приставать с вопросами о том, как играть то или иное место, Чехов только хмыкнул и сказал:
«Хм, да не знаю же, ну как - как следует».



Чехов часто советовал Качалову бросить курение, и однажды актер ему сказал, что скоро собирается бросить. Чехов очень обрадовался:
«Вот-вот, и прекрасно, вот и прекрасно...»
А у дверей уборной он обернулся и произнес:
«А жаль, что вы бросите курить, я как раз собирался вам хороший мундштук подарить».



(Продолжение следует)



  Дорогие читатели! Пишите, пожалуйста, Старому Ворчуну о своих впечатлениях о Ворчалках, делайте свои замечания, присылайте свои пожелания и задавайте вопросы по темам Ворчалок, но можно и другие вопросы. Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.


Труды Старого Ворчуна:

WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Ворчалки об истории" и "Исторические анекдоты", а также


Сонник по Фрейду


(©)Виталий Киселев (Старый Ворчун)
abhoc@abhoc.com

В избранное