Пока
Грибофф сушил свою одежду на шампурах над тлеющими углями, остальные решили
организовать прод-отряд для отправки в ближайшую деревню за закуской. Не прошло
и часа, как отряд из пяти человек уже маршировал сквозь ночь в направлении
деревни. Если морскими войсками командовал Грибофф, то за сухопутные отвечал
Йурра.
Йурра,
эстонец по национальности, но проживший большую часть жизни в Москве, являл
собою носителя великоимперских настроений. Помешанный на военщине и тоскующий по
мощи СССР, он имел дома карабин «Сайга», пару наручников, три полных комплекта
камуфляжа и сапёрную лопатку. Вот и сейчас он шёл впереди отряда в камуфляжном
тельнике и штанах, с армейскими бирками на шее и сапёрной лопаткой в руках.
Следующая за ним четвёрка в дугу упитых призывников пыталась маршировать в ногу
и чеканить шаг, отчего наводила ещё больший ужас на редких встречных путников.
«Песню запе-вай!», - скомандовал Йурра и отряд вошёл в деревню...
Деревенские
старушки сидели на завалинке и, луцкая семАчки, спорили о политике.
–
А хоть бы и пьёть! Зато он о простых людЯх думает! Верю в Борис Николаича! – Ишь
ты! О каких-таких простых? Прямо проснулся Ельцин твой и давай о Никодимовне
думать – здорова ли, сыта ли.
–
Ой, а то твоему Зюганову не спится, коли ты не поужинала…
«А
молодоооооваааа командиииираааа несли с пробитой головооой..» – полит-дебаты
прервались нестройным хоровым пением. Из вечерней темноты к завалинке вышла
сапёрная лопатка. За ней появился Йурра, а за ним и все остальные. Йурра
скомандовал: «Стой, раз-два! На-лееее-во! Тпруууу, бля! Равнение на бабулек!».
Бабульки тут же засобирались по домам. Однако Йурра перехватил инициативу
вопросом:
–
Мать, – обратился он к ближайшей старушке доверительным шёпотом, почёсывая
лопаткой ухо, – а много ли в деревне наших?
–
Хватает, милок, хватает, – насторожилась «мать», мудро решив не уточнять, о
каких «наших» идёт речь.
–
Нда?.. А как вы вообще относитесь к очагу мирового терроризма – Чечне?
–продолжил допрос Йурра.
–
Отрицательно, милок, отрицательно: не любим мы этих чеченов проклятых,
–отрапортовала бабулька и, уже обращаясь к подругам, запричитала, – Ой, чавой-то
надуло мене всю, пойду-ка я до дому.
–
Да и нам уже пора, и мы пойдём, – поддержали подруги. – Мать, нам бы хлеба
чуток, – напомнил о себе Йурра, постукивая лопаткой по камуфлированной лодыжке.
–
Да что ты, милок, голодаем мы туточки, пенсия маленькая, а в огороде старыя мы
ужо копаться-то, – запричитали старушки, мелкими шажками продвигаясь вдоль
забора от греха подальше.
–
А может всё-таки пару крошек найдётся, – вышел вперёд Пятибратор, доставая
внушающий уважение кошелёк (папа у него был дюже боХатый), – Не обидим. – Ой, да
уж чаво-нить наверняка найду, ежели поискать-то, – мгновенно оживилась первая
старушка, – Пойдёмте до хаты, к сестрице моей внучка приехала, так она уж и
состряпала кой-чаво наверняка.
Надо
ли говорить, что, ввалившись в хату и обнаружив там ту самую бабушку, и ту самую
внучку из лодки (Гоголь со своей немой сценой из «»Ревизора»» глотает окурки),
отряд был вынужден поспешно ретироваться под напором ссаных тряпок и печного
ухвата…
Глава
9 (электрическая): Об умение правильно сунуть
Уже
глубокой ночью в номерах разгром комнаты №27 начался с того, что в магнитофоне
сели батарейки. Паша осмотрел магнитофон, поглядел на розетки в стене и с видом
профессионала молвил:
–
Бля буду, нужен провод.
–
Щас! Момент! Достанем! – Йурра схватил складной нож Шурика и устремился к двери.
Рванул на себя дверную ручку и вырвал её с корнем. – Йурра, ОТ себя!
–
Понял вас! – согласился Йурра, справился с дверью и маршем двинулся в
неизвестном направлении.
–
Да, блин… Этот достанет, – поверил в друга Паша.
Через
двадцать минут Йурра вернулся:
–
Вот! – в руке он держал кусок какого-то толстого провода. – Йуррик, это не
подходит – нужна пара, к тому же у нас всё равно нет штепселя, – разочаровал
добытчика Паша.
–
Етитькина титька! Йурра, а что с ножом? – на лезвии ножа красовались две
здоровенные, дочерна закоптившиеся полукруглые выбоины. – А куй его знает! –
честно ответил Йурра, резко встал и целенаправленно продефилировал на балкон с
неудержимыми позывами к йогуртизированию.
В
этот момент из сортира вернулся давно отсутствовавший Толик:
–
Ёптыть! На нашем этаже уже сортир засорился. Неужели трудно блевать с балкона?
Ааа, я смотрю уже. Ну слава богу, дошло. Прикиньте, щаз отливал на третьем
этаже, так там света нет, и монтёр с проводкой ебётся – грит, какой-то дятел
умудрился вырезать кусок высоковольтного провода из щита. Там до сих пор всё
дымится. Чума! Крутой видать дятел, коли не убило нахер.
–
Толя, хочешь познакомиться с этим дятлом? – глубоко вздохнул Шурик.
–
Йурра??? – угадал Толик.
–
Без комментариев, Толя, без комментариев.
–
Ндааааа... Электрик эстонский, мля! Женич, ты что-то вроде про штепсель говорил,
– напомнил Паша.
–
А, ну да, – Женич допил стакан, подошёл к настенному бра и одним махом срезал
ножом нижнюю часть провода вместе со штепселем. – Ну вот: и пара, и штепсель! –
Голова! – похвалил Паша, после чего приладил провод к магнитофону, залепив его
жвачкой.
–
Ну-ка, – сказал он, собираясь сунуть штепсель в одну из розеток на стене.
–
Паш, там одна из розеток для бритвы, не перепутай, – предупредил Женич.
–
Спокуха, не глядя тока член суют! – резонно заметил Паша и сунул…
Когда
через полчаса в комнату, освещая себе путь фонариком, вошёл монтёр, дым уже
рассеялся, перегоревший магнитофон успели выкинуть с балкона, а провод на ощупь
отодрали с треском от стены и спрятали. Но бутылку ему всё равно пришлось
жертвовать, ибо только она могла помочь монтёру забыть о необходимости сообщить
администратору о стёкшем на пол сгустке оплывшей пластмассы, который в прошлой
жизни был розеткой для бритвы, и выжженном квадратном метре обоев вокруг неё…
Глава
10 (познавательная): О межкультурной коммуникации
Коллективный
градус продолжал нарастать, а водка всё не кончалась. Это были те молодые
светлые годы, когда после йогурта люди возвращались за стол с целью добавить – и
праздник продолжался. За столом снова балагурил Грибофф. Он повествовал о своей
поездке в Баварию, которая произошла ещё в конце восьмидесятых:
–
Ну, вы ведь понимаете, иностранцы и щас о нас мало чего знают, а тогда ваще
никуя не ведали. Стандартный набор – водка, икра, зима, медведи на улицах. И
заепли порядком меня местные подростки тупыми вопросами типа «»А правда, что у
вас шапка-ушанка – женский летний головной убор? А у вас действительно в меню
школьных обедов водка входит?»». Ну, я и принялся развлекаться.
Выходим
на улицу, я херак к автомобилю – по капоту обеими ладонями шарю, щупаю типа. Они
ко мне – мол, чё такое? А я грю – «»А из чего это у вас они сделаны?»». Мне
отвечают: «»Ну как, – метал, пластик, прочая куйня.. А у вас в Москве разве не
так?»». Я грю – «»Нееее… У нас из дерева.
В
Сибири сосны рубят, там же и машины сколачивают, потом на собачьих упряжках
тащат до Урала – а там уже и железная дорога есть – паровозы ходят.»» Они –
«»Бляяя, как из дерева??? А лобовое стекло??»» А я им – «»А куйли, спереди между
досочками щели оставляют специальные – сквозь них и зырим. А зырить надо
внимательно – не дай бог медведя кого-нить заденешь, так он разозлится и
колымагу эту деревянную накуй разнесёт в щепки, не сбежишь, не скроешься!»» Они
– «»Бляяяяя!!! А чё медведей прямо так вот много?»» Я грю – «»А как же!
Помню
зимой пошли с батяней за дровами. Выходим – куяк, весь подъезд снегом завалило
нахер – не выбраться. Ну мы за лопаты. Кое-как расчистили. Тока два шага сделали
– из сугроба медведь! Белый! Огромный. Хорошо сосед со второго этажа из окна
увидал вовремя – из двустволки положил гада с одного залпа! Мы его потом всю
зиму ели!..»»
Глава
11 (добрососедская): Кавказский гость
Под
общий пьяный гогот никто не замечал, что в углу комнаты у открытой двери вот уже
как полчаса сидела невесть откуда материализовавшаяся блондинка. Но вот гогот на
какой-то момент затих и в образовавшейся паузе таинственная незнакомка громка
икнула.
–
Что за накуй! Ты откель такая блондинистая? – галантно осведомился Пятибратор.
–
Оттуда, – ответствовала блондинка, неопределённо махнув рукой, и снова икнула.
Блондинка
была в дымину.
–
Меня зовут Павел. Водки налить? – поддержал беседу Паша.
–
Налить, – не стала скромничать блондинка и беседа потекла…
Ещё
через полчасика застолья в дверях возник парень лет двадцати восьми, кавказской
наружности, недетской окружности и по всему видать было – на бровях. На этот
момент в номере кроме блондинки находились Грибофф, Толик, Пятибратор, и спящий
на кровати Женич. С трудом отлипнув от дверного косяка, кавказец ввалился в
комнату:
–
Свэтка, зараза, я тэбя ищу вэздэ, а ты тут. Нэхорошо, сушай, да.
–
Артур, иди на хуй! Мне и тут нравится. С ребятами. Правда, ребята?
–
Нууууу…. – задумались ребята.
–
Э, какой-такой нравица? Куда тэбе нравица? Ааааа, я понял, сушай! – Артур резко
повернулся к Грибоффу, сидящему на краю кровати. – Ты её эбал, да? – Да, –
зачем-то подтвердил Грибофф. – Мы нежно полюбили друг друга и решили пожениться.
Артур
явно расстроился. Он схватил стул и обрушил его на голову сидящего Грибоффа.
Стул распался на части, которые осыпались на пол вместе с осколками двух
плафонов с задетой при замахе люстры. Грибофф поднял чистый, местами детский
взгляд на Артура и осведомился:
–
Ты что, дурак? – при этом он зевнул.
Артур
замялся. Такая реакция его морально надломила. Тогда он не придумал ничего
лучше, как перевернуть стол с останками шпрот и пустыми бутылками и долбануть им
по спине спящего Женича. У стола отвалились три ножки. Матрасная часть кровати с
грохотом провалилась внутрь деревянного каркаса. Женич не проснулся.
Подобным
непротивлением насилию Артур был окончательно раздавлен. В нервном истощении он
опустился на кровать рядом с Грибоффом:
–
Она мэня доконает, – вздохнул он, проводя взглядом «»Свэтку»», удаляющуюся
несимметричным слаломом.
–
А чё так? – поинтересовался Грибофф.
–
Падазрэваю, что блядь, – пожаловался Артур.
–
Ну так у каждой женщины недостаток есть, – подбодрил незлопамятный Грибофф. –
Вот возьми Еву. Ну, всем хороша была баба. Но нахера яблоки немытые жрать было??
–
Эва? Красывое у твоей жэншины имя, – продемонстрировал свои три класса
образования Артур, – А водка эсть?
–
Эсть!
В
этот момент в комнату вошёл Шурик и объявил:
–
Поздравляю вас, у нас горе: Толик – Бэтман…
Глава
12 (голливудская): Бэтман и голые жопы
Толик
был совершенно адекватным парнем. И выпить мог много. Но иногда случалось, что
по пьяни его клинило – и тогда он становился Бэтманом. Когда-то этому искусству
перевоплощения его научил Йурра. Научил и забыл. Но Толик забывать отказывался,
как ни упрашивали.
Происходило
это с ним вне зависимости от лунных фаз и места нахождения. Например,
возвращаясь с пьянок на метро, он не раз прямо в вагоне к неописуемому восторгу
пассажиров цеплялся ногами за верхний поручень, раскачивался вниз головой,
хлопая полами своей куртки (при этом на пол со звоном падали ключи, пропуск,
проездной, мелочь и прочая куйня), и с остервенением рычал: «»Я
Бэтмааааааан!!!»». Затем он принимался носиться по вагону взад-вперёд, продолжая
хлопать импровизированными крыльями и не переставая информировать общественность
о том, что он Бэтман и «»всех отъебёт»». И это нормально. Это молодость, это
алкоголь. Но дело в том, что это шоу порой продолжалось не меньше двух-трёх
часов. И это утомляло.
Поэтому
когда Шурик сообщил друзьям о сеем прискорбном перевоплощении, ребята слегка
приуныли. Собственно они даже и приуныть не успели, потому как сразу за Шуриком
в номер ворвался ужас, летящий на крыльях ночи, – Толик-он-же-Бэтман собственной
персоной. На голове у него был разодранный пакет из-под молока, с плеч ниспадал
постельный плед, на губах играла зловещая улыбка. Парень был в образе.
–
Я Бэтмаааааан!!! – возвестил Толик и просочился в комнату.
Ситуация
стала очевидной: если ничего не произойдёт из ряда вон, то театр одного актёра
растянется на часы. Скажу сразу – произошло.
Сначала
друзья попытались запереть Толика в шкафу. Но не это спасло их, ибо Толик вышел
из шкафа через бортовую стенку (а шкаф сложился вовнутрь). После чего,
пробежавшись по комнате – простите, – пролетев по комнате на пледо-крыльях и
пообещав в очередной раз «»всех отъебать»», Толик выскочил на балкон. А вот там,
несмотря на ночную темень, он разглядел (у Бэтманов отличное зрение) три голые
задницы – внизу недалеко от балкона под сенью деревьев присели пописать три
девчонки. В тишине раздавалось лишь журчание и треск цикад. Толик мгновенно
прочувствовал момент – девушки в потенциале существенно расширяли аудиторию его
выступления. Вот это-то и спасло его друзей.
Встав
на какие-то железки, Толик простёр руки-крылья в стороны и, набрав полную грудь
воздуха, навалился грудью на балконную перекладину. Трухлявая перекладина
затрещала.
–
Я БэтмаааааААААААААААААААА…, – орал Толик, проломив грудью перекладину и падая
со второго этажа носом в мягкую почву.
Не
допИсав, с нижнего старта насмерть перепуганные девчонки стремглав ломанулись
сквозь кусты прочь, на ходу натягивая трусы и сверкая жопами, под добрый гогот
Йурры, по-прежнему йогуртившего с соседнего балкона…
Эпилог
Много
чего ещё было этой ночью: и выведение Толика из комы, и разматывание всех
пожарных шлангов в корпусе, и балконный йогурт на брудершафт, и попытка
повеситься на туалетной бумаге, и пение матерных серенад под окнами
администраторши – всего не расскажешь. Да и не к чему.
Короче
говоря, настало утро. Паша проснулся под уцелевшим столом и, стукнувшись лбом,
удивился низости потолков. Женич проснулся весь в шпротах и удивился, когда мы
успели сходить на рыбалку. Йурра проснулся с дискомфортом в промежности и
удивился торчащей у него из ширинки сапёрной лопатке. Пятибратор проснулся и
удивился сапёрной лопатке, торчащей из ширинки Йурры. Оом проснулся и удивился,
что сапёрная лопатка торчит всего лишь из ширинки. Толик проснулся с пакетом
молока на голове и не удивился этому. Шурик проснулся и удивился тому, что он
проснулся. А Грибофф не проснулся. Проснулся он только, когда ему налили
холодной воды в штаны.
После
жизнеутверждающей фразы Женича «»Шурик, пиздуй за кефиром, спасай людей!»»
друзья потихонечку похмелились заныканной Толиком накануне бутылкой водки и
принялись крепко думать. А подумать было над чем – ибо предстояло сдавать
номера, а платить штраф за ущерб ой как не хотелось. Да и не хватило бы даже
всех денег Пятибратора.
Первая
комната практически не пострадала – там тока спали. Но вот вторая: расплавленная
розетка, сожжённые обои, отрезанный шнур, провалившаяся кровать, раскуроченный
шкаф, стол без ножек, раздолбанный стул, проломанная балконная перекладина, два
разбитых плафона, вырванная дверная ручка и всеразличная куйня по мелочи – таков
был убедительный итог состоявшегося праздника. В результате решили сделать
косметический ремонт-наёпку – по возможности устранить явные признаки погрома и
надеяться, что проканает. Мебель сложили словно кубики и подпёрли, чем могли.
Переставили шкаф, чтобы закрыть обои, отрезанный шнур и розетку. Оставшийся
плафон сняли и выкинули, типа так и було – ваще без плафонов. Ручку дверную
вставили, но трогать её было нельзя. Как и всё остальное. Иначе катастрофа.
Пришла
горничная. Ей галантно открыли дверь (чтоб сама за ручку не схватилась) и
затаили дыхание. Горничная постояла, посмотрела и потребовала с
друзей-алкоголиков несколько рублей за утерю полотенец, которые им вообще не
выдавали.